Идеальная пара - Майкл Корда

Пошатываясь, она встала с постели, накинула халат, прошла в ванную и включила свет. Отражение в зеркале ее собственного лица поразило Фелисию – опухшие глаза, всклокоченные волосы, размазанный грим. Она умылась и причесалась, и сказала себе, что должна найти Робби и предстать перед ним. Об извинениях не могло быть и речи – она зашла слишком далеко, чтобы просить прощения, – но, может быть, если она, ничего не говоря, будет просто стоять перед ним со слезами на глазах, он простит ее. Ей было невыносимо хоть на минуту оставаться одной в этом снятом на время особняке, который она никогда не считала своим «домом». Серия просчетов, ошибок, неудач постепенно привела их сюда, как будто они старались убежать от несчастья, перебираясь все дальше и дальше на запад, пока не оказались на тихоокеанском побережье.

Алекс Корда, живший в эмиграции в Голливуде, рассказывал им, что в свой первый приезд сюда, в начале тридцатых годов, он снимал дом в Малибу и иногда находил по утрам на пляже аккуратно сложенную одежду и обувь людей, которые просто уплывали в океан, чтобы умереть – бедняги устремлялись на запад в погоне за мечтой о счастье и успехе, а преодолев сотни миль, не находили ни того ни другого. Корда вернулся в Беверли-Хиллз, боясь, что однажды ночью он может последовать их примеру.

– Там прекрасные закаты, – говорил он, описывая Малибу, – но у меня всегда было ощущение, будто я стою над пропастью.

Робби тогда посмеялся, но Фелисия прекрасно поняла, чего боялся Корда.

Ее мать, вероятно, чувствовала то же самое, когда они отправились жить в Кению. Видимо, родители Фелисии полагали, что их испортившиеся в Лондоне отношения наладятся, стоит им уехать подальше. Только под ярким экваториальным солнцем Найроби ее отец наконец вынужден был признать свою несостоятельность как фермер и бизнесмен и последовавший за тем полный развал их семейной жизни. До самого своего конца он верил, что если бы они уехали дальше, в Родезию или Южную Африку, их брак мог бы выстоять, но это была только одна из многих иллюзий, которыми он утешал себя, когда напивался.

Фелисия вспомнила, как он бодро сказал, стоя среди их вещей, приготовленных к погрузке на корабль – «начинаем новую жизнь». Он трогательно верил в новую жизнь, и эту веру унаследовала Фелисия вместе с неспособностью по-настоящему начать ее. Она мечтала вернуться к какому-то неясному ей самой поворотному моменту, от которого пошли все неприятности, но чем больше она думала о нем, тем неопределеннее он оказывался. Она надеялась начать новую жизнь, выходя замуж за Чарльза, и стереть все то дурное, что произошло с ней, когда она вернулась в Англию, чтобы жить у дяди Гарри и его жены. Когда это не сработало, она решила начать все сначала, когда родилась Порция. Став подающей надежды молодой актрисой, она на какое-то время решила, что это и есть новая жизнь, но самой резкой переменой в ее жизни был уход от Чарльза к Робби – действительно драматическое начало новой жизни, которое тоже оказалось иллюзией.

Доктор Фогель твердил ей о необходимости держать свою жизнь под контролем, но не мог предложить магической формулы, как это сделать, а сама Фелисия считала, что ее жизнь постоянно была под контролем – под контролем прошлого, ее собственных ошибок, ошибок Робби, целой цепи ошибок, больших и мелких, которую она была не в силах разорвать.

Фелисия вышла в коридор, решив, что Робби сидит где-то внизу, размышляя в одиночестве о событиях вчерашнего вечера. Как большинство особняков в Беверли-Хиллз, их дом имел несколько гостиных. В нем не было главной комнаты, не было одной общей гостиной, где вся семья могла бы собираться у камина. Можно было переходить из одной гостиной в другую, пока ты не оказывался на другой стороне дома у стеклянных дверей, ведущих к бассейну. Это выглядело так, будто идешь по вестибюлю большого отеля – настолько похоже, что Фелисия иногда удивлялась, что не видит здесь посторонних людей, сидящих в креслах с газетой в руках, или идущих ей навстречу в сопровождении коридорного. Не безликость ли этого дома постепенно сводила ее с ума? Вполне возможно, сказала она себе, спокойно принимая возможность того, что она действительно сходит с ума.

Внизу она помедлила. Комнаты были слабо освещены и украшены большими зеркалами. Огромная, громоздкая мебель отражалась в них. Фелисия возненавидела этот дом с первого взгляда, хотя он находился в престижной части Беверли-Хиллз и принадлежал Аарону Даймонду до того, как он переехал повыше на склон холма, чтобы быть ближе к продюсерам и подальше от своих клиентов. Здесь было слишком много сверкающей полировки, слишком много позолоты, декоративных элементов и раскрашенных подо что-то поверхностей, как будто декоратор задался целью доказать, что можно заставить что угодно выглядеть как малахит, или мрамор, или ляпис-лазурь. Фелисия не представляла себе, в какой комнате может находиться Робби, пока не услышала тихие голоса и не увидела огонек сигареты.

– …посмешище, – услышала она шепот Робби.

– Ну что ты, Робби, ты выше всех их, вместе взятых.

Она узнала голос Рэнди Брукса, хотя он тоже говорил шепотом. «Почему шепотом? – подумала она. – Не хотят беспокоить ее, думая, что она все еще спит в спальне наверху?» – В шепоте была какая-то странная интимность – Робби обычно говорил шепотом, когда они были вместе в постели, даже когда их никто не мог услышать. Ей всегда казалось это странным. Она сама говорила нормальным голосом, смеялась, вскрикивала, когда они занимались любовью, но Робби, видимо, считал, что должен говорить тихо, будто они делали что-то незаконное и опасное.

Забыв о хороших манерах, она остановилась и стала вслушиваться, прислонившись спиной к бару.

– Если бы Лисия ненавидела меня, – услышала она слова Робби, – я бы мог понять, почему она это сделала. Но все чертовски осложняется тем, что она любит меня.

– Прости за откровенность, но у нее странная манера выражать свою любовь. А тебе не приходила мысль, что она, может быть, спятила?

– Спятила?

– Сошла с ума.

Робби затянулся, его профиль на секунду появился из темноты в красном свете горящей сигареты. Он сидел на диване, спиной к Фелисии, так что она видела только его затылок. Брукс сидел рядом с ним, обнимая его рукой за плечи.

– Она не «спятила», Рэнди, ничего подобного.

– Тогда в чем ее проблема?

– Я – ее проблема.

– Ты? Что ты ей сделал?

– Все дело в том, что я не сделал. – Робби вздохнул. – Лисия – очень страстная женщина, ты же знаешь.

– Ну и что в этом плохого?

Последовало долгое молчание.

– Дело в том, что мы уже давно… не спали вместе, – сказал Робби.