Истребитель - Глеб Исаев

— Так, твою, растак. — Охнул про себя Павел. — Вот тебе и сон в руку. Девчонка эта ясное дело, Катерина. Наверняка ее отправили за мной. И вот на тебе. — Жаль девчонку. — Говоров едва сумел сохранить непроницаемый вид, натягивая черный мундир. — Может и вправду, ерунда? Не верится мне в такое… Мало ли штукарей, готовых за недорого сделать бумаги? А девочка может оказаться никакой не дивесанткой а обычной фольксдойч. Решила обойти законы рейха, заработать… А ей сейчас всю красоту испортят. Загонят в лагерь. Ерунда какая-то.

Я и сам не очень верю. — Легкомысленно отмахнулся здоровяк. — Разберутся. Так едем? — Он застегнул френч, и поднял со столика фуражку с высокой тульей.

Скорцени отворил дверь. — Машина подана. Он небрежно махнул часовому, стоящему в коридоре.

— Мой оберштурмфюрер. — Голос настиг Павла, когда он уже почти спустился по лестнице. — Одну минуту.

Павел обернулся. На верхней ступени стоял дежурный. — Извините. Вас вызывают в штаб. Срочно.

— Вот так всегда. — Расстроено вздохнул летчик. — Простите, Отто, служба…

— Я понимаю… — Прогремел бас рыжеволосого гиганта. — Но как только освободитесь, жду. Здесь рядом. Кафе "Сонный вепрь". Буду ждать.

— Непременно, непременно. — Уже думая о своем, отозвался Павел, шагая за посыльным.

— Только что бы это значило? Срочно.

Ждать не пришлось. Унтер проводил до самых дверей, возле которых сидела сухая, как вобла секретарша. — Господин штандартенфюрер сейчас примет. — Вежливо отозвалась она в ответ на осторожное покашливание.

И действительно, стоило Говорову только опустится на стоящий у стены стул, как «вобла» кивнула на дверь.

— Вас ждут. — Блеснув очками, уведомила она и вернулась к своим бумажкам.

— Располагайтесь. — Отозвался хозяин кабинета в ответ на приветствие посетителя. — Ваши документы готовы. Вот они. Завтра утром прибудет машина. Если у вас нет вопросов по обмундированию, распишитесь в ведомости на получение командировочных и подъемных. А сегодня можете отдохнуть.

Аудиенция завершилась. Говоров вышел в коридор и уставился в листок, на котором четким готическим шрифтом был напечатан стандартный ничего не объясняющий текст сопроводиловки.

— И что это за зверь? — В раздумье протянул Павел, повертев бумажку в пальцах. — Ясное дело, спрашивать у клерка в полковничьем звании бессмысленно. Придется ждать.

Он застегнул нагрудный карман мундира и невидящим взглядом уперся в красочный плакат, отпечатанный в ведомстве Геббельса. Карикатурно безобразный медведь в казачьей папахе с красной звездой кровожадно скалясь зубами, тянул когтистые лапы к беззащитным гретхен.

"Можно подумать, это мы на них напали. Нефиг было к нам лезть, тогда и себя пугать бы не пришлось". — Он оторвался от пропагандистского листка. — Как бы то ни было, а выручать надо…

Все это время его мысли крутились вокруг попавшей в беду связной. — Легко сказать- выручить. Только как?

— Приятель, и долго ты собираешься так стоять? — Голос вывел его из глубокой задумчивости. — Павел поднял голову и увидел стоящий неподалеку Хорх. Дверца водителя распахнулась, и в проеме показалось украшенное шрамом лицо. — Решил дождаться. — Коротко объяснил свое появление у дверей штабного здания австриец. — Честно говоря, ни одного знакомого в этом захолустье. Не хочется тупо надираться в одиночестве.

Говоров обошел блестящую лаком машину и опустился на сидение обтянутое мягкой кожей. — Прекрасное авто. — Похвалил он машину.

Подарок самого рейхсфюрера. — Польщено оскалился знаменитый диверсант. Он отпустил педаль сцепления и мягко тронул лимузин по накатанной, скользкой от застывшего снега колее.

— Получил предписание… — Озвучил Пассажир итог своего визита в штаб. — Правда, еще не знаю куда. Никто не хочет ничего объяснять…. Ну да ладно. — Павел вновь вспомнил о Катерине. — Дальше фронта не пошлют… — Невесело пошутил он и осекся.

— Все верно. — Следя за дорогой, отозвался Отто. — Я сам до недавнего времени даже понятия не имел, что буду заниматься такими вещами. Но пришлось. Он переключил рычаг коробки передач и добавил газу. — А что касается назначения… Ты будешь приятно удивлен. — Загадочно улыбнулся Скорцени. — Он покосился на задумчиво сидящего рядом летчика. — Не буду томить. Это моя протекция. Сегодня я созвонился с Берлином… Когда есть возможность, грех ею не воспользоваться. Меня считают любимчиком фюрера, поэтому не рискуют ссориться. Короче, ты направляешься в мое распоряжение. — Увидев, как изменилось лицо слушателя, Отто зашелся жизнерадостным смехом. — Гордись. Произнес он, лихо крутя баранку. — Не каждому выпадает такой случай.

— Я, конечно, благодарен тебе, Отто. — Павел осекся. — Видимо вмешалось естество Пауля, сочтя нужным напомнить о субординации. — Или мне стоит обращаться теперь к вам по званию?

— Прекрати, Пауль. — Скорцени мгновенно растерял всю веселость. — Служба это святое, но если ты еще раз заикнешься о таком вне строя, я могу и рассердиться.

Тем временем машина подъехала к небольшому, построенному еще в прошлом веке кабачку. Висящая над входом вывеска, с которой радостно скалился клыкастый боров, красноречиво сообщала о том, что это и есть конечный пункт их путешествия.

Устроившись за большим столом из полированного дуба, Отто грозно уставился на подоспевшего официанта. — Два фирменных окорока, ну и как полагается… — Не стал конкретизировать свои пристрастия завсегдатай.

Служащий унесся выполнять заказ, а офицеры продолжили беседу.

— Еще раз спасибо… — Произнес Павел, разглядывая стильный интерьер оформленного под старинный трактир, кабачка. Он перевел взгляд на маленькую эстраду, явно выбивающуюся из общего стиля. — Но я ведь летчик. И смею заметить, весьма неплохой. Некоторые даже считают меня асом. — Говоров непринужденно поправил ворот мундира. А что мне делать в твоем подразделении?

— Этот разговор, конечно не для застолья. — Мягко оборвал его диверсант. — Однако намекну. Твоя служба будет состоять именно в том, что ты умеешь делать лучше всего. А что до заслуг… — Отто смахнул невидимую пылинку с лацкана своего кителя. — Солдат СС, если ты смог заметить, тоже не забывают.

Он жестом отпустил сомелье. — Не стоит, любезный. Мы сами пока еще в состоянии обслужить себя.

Скорцени поднял резной бокал. — За нашего великого фюрера. — Произнес он. Соседи чокнулись и выпили.

Что-ж, не будем… — Павел пожевал дольку лимона. Он не стал продолжать, а потянулся к пузатой бутылке. — Прозит.

Застолье продолжилось. Вскоре появился официант с подносом, уставленным всевозможными закусками.

— Баранина на вертеле. Минут через десять будет готова. — Сообщил он, расставляя приборы.

После третьего тоста слегка опьяневший австриец, который слегка заскучал в ожидании заказа, уставился на сидящего перед ним летчика. — А ты что, Пауль, наверное, думаешь, только вы, асы Геринга вершите судьбу сражения? Нич-чего подобного… — Отто покачал зажатой в ладони вилкой. Сделанная из добротной стали, в его руке она напомнила острый стилет. — Мы…, солдаты невидимого фронта умеем куда больше, чем вы можете себе предположить. — Скорцени выдохнул, ухватился второй ладонью за конец столового прибора и с усилием свел руки. — Вот. — Он бросил на крахмальную скатерть согнутую почти пополам вилку. — Кто тут сможет повторить такое?

— Отто, голубчик. — Павел поднял испорченный столовый прибор. — Александр Македонский, конечно был великий полководец… — Это цитата из одного большевистского фильма. — Пояснил он свои слова, примеряясь к изделию крупповских сталеваров. — Но зачем… же табуретки ломать? — Закончил Говоров, легко возвращая концы вилки в исходное положение. — Сила, это не главное.

— Не может быть? — Здоровяк оторопело уставился на легко повторившего фокус летчика. Он опрокинул в рот порцию коньяка.

— Хорошо… — Завелся считающий себя исключительной фигурой диверсант. — А…

Тут его взгляд упал на висящие в простенке сабли. — Ага… — Радостно взревел Отто. — Предлагаю устроить поединок. Не бойся… — Заметив, как поползли вверх брови собутыльника, успокоил он Павла. — Клинки наверняка бутафорские. Особого вреда я тебе не причиню.

— Откуда такая уверенность? — Не испытывая, впрочем, особого энтузиазма от перспективы, упрямо отозвался Говоров. Он прислушался к себе. — Увы, память Пауля не выдала никакого упоминания о навыках в этом виде боевых искусств.

— Я был лучшим фехтовальщиком в университете. — Хвастливо пророкотал Отто, вынимая оружие из крюков. — Шрам этот — одно из доказательств…

— Странное объяснение. А я всегда считал признаком настоящего мастерства отсутствие ран. — Павел, сам того не ожидая наступил на больную мозоль первого бретера рейха.