Истребитель - Глеб Исаев

— Не тяни… — Говорову наскучило топтание старосты.

Тот вздохнул, словно решаясь сигануть с высокой кручи:

— Деревня наша в пяти верстах от озера. Камень-морем зовется, потому, как с морем схоже…Большая деревня была. В том годе еще спокойно жили. Справно. Ни слухов, ни молвы, так, изредка, бывало старухи на посиделках как выдумь болтали, что живет, мол, в озере том, чудо огромадное. Змей морской, огнедышащий. Ну чего старуха не сбрешет. Девкам оно полезно, чтоб не гулеванили попоздну. Только пропадать начали людишки. Что ни день — кого-нибудь нет. А мы с озера кормимся. Рыбу ловим, да в город на базар свозим. И на тебе, какая заноза. А по осени первый, кто змея видел, в деревню жив вернулся. Чудом ушел. Таку страсть поведал. Не приведи господь. Знамо дело, не поверили. Только люди-то все одно пропадают. А там еще один рассказал. Какого виду тот аспид. И что более всего страху нагнало, — Ефим сделал паузу, готовясь добавить нечто важное:

— Поведал тот человек, говорил-де с ним бес морской. Пасть не открыват, а слова слышит. Вона как. И по словам его выходило, "Коль будем мы ему каждый день по одному мальцу, аль молодице приводить, то не станет он рыбаков тревожить. Не даст с голодухи сгинуть".

— Ясно дело. На веру не взяли. А в другой день целый баркас под воду утянул, проклятущий. И внове одного рыбака в живую пустил. Тот слово в слово рассказ повторил.

— Куда деваться, месяц на рыбу не ходили, крепились. А как в казну платить пора пришла, взвыли. Государь шутить не станет. Вмиг, не хуже змия, голов лишит. Вот и пришли к чуде с поклоном. Как не придешь. Да только, что ни день, а деток жальче. Да и не напасешься на прожору этакого. Да он все наглее, а еще растет как на дрожжах, от людской пищи. Уже на берег выбираться стал. В лесу зверя ломать. Поняли мы, пока всех не пожрет, не успокоится. Пришли к воеводе. Так, мол, и так, посулили разно. Умаслили, одно слово. Прислал он солдат. С десяток.

Ефим проглотил комок, и, вытерев испарину, глотнул из кубка. Глаза его слегка помутнели, но не от хмеля, а от воспоминаний.

Павел сидел, открыв рот. Нельзя сказать, что не было у него веры в сказанное. Однако, после воздушных боев первых дней войны, слушать этакое было диковинно.

"Но это же сон", — напомнил он себе. И все стало на свои места.

Павел двинулся на стертой до блеска скамье. — Ну и? — поторопил он.

Не ожидая повторного приглашения, Ефим продолжил: — Сгинули. Как в омут. Только кусок рукава от мундира, да, страшно сказать, пол ноги в казенной обувке. И все. Змей, после того случая, вовсе сдурел. По округе начал бродить, уже два села вчистую сожрал. В ночь налетит, а утром только кости на улице. Страх. До нас пока не добрался, но чую, пора пришла и нам смерть принять.

— А тут объявился в деревне прохожий человек.

— Иваном назвался. На постой, в хату, просится. А у нас нынче половина их впустую стоит. Жалко, что ли? Ну и стал дедок жить. Тихо, мирно. А как пошел по деревне стон, вой, дал совет собрать сход. На нем про защитника нам и сказал. Хочешь, не хочешь, поверили. В лучшее верить хочется.

— Однако, пока суд да дело, змей все новых отдавать требует. И вот пора пришла дочку мою отправлять. Завтра в ночь и вести.

— Да что-ж я зверь… — вдруг взвыл староста. — Не отдам доченьку. Сам пойду.

Он кое-как успокоился и закончил печально: — …А как не отдашь, коль, почитай, все деток лишились? — он с надеждой посунулся к гостю: — Слушай, Павел. Ты один со змием сладить можешь. Спаси. Спаси. Не меня, дочку спаси. Одна у меня…

Ефим ухватил себя за бороду, зажимая готовый сорваться крик, и выскочил из-за стола.

Переваривая рассказ хозяина, Павел тупо уставился в стенку:

"Ну как поверить? Дичь".

И тут дверь тихонько отворилась, в горницу вошла девчонка. Даже суровая ткань сарафана не могла скрыть точеной фигуры. Из-под платка виден был толстенный хвост русой косы. Она взмахнула ресницами и подняла на гостя огромные, синие, глазищи. И тут Павел отчетливо понял, что значит когда говорят "сердце выпрыгнуло из груди". Он ощутил, что лицо его вспыхнуло, словно от спички. Девчонка ойкнула, увидав незнакомца, крутанула косой и вылетела прочь.

Павел заморгал, пытаясь сообразить, привиделась ему незнакомка, или видел ее наяву. Зажмурился…

И услышал настойчивый голос:

— Мой оберштурмфюрер. Пора вставать. Вы приказали разбудить ровно в шестнадцать, — денщик, которого выделил комендант, аккуратно тряс его за плечо.

Паша раскрыл глаза, моргнул, попытался прогнать дремоту, но лишь зевнул и повернулся на другой бок.

Однако, разбудить спящего оказалось не под силу. Служака помялся, но настаивать не рискнул.

"Коньяк отменный, — покосился денщик на стоящую возле кровати офицера бутылку. — Не стоит и пытаться. Теперь до самого утра проспит", — осторожно развернулся и вышел, прикрыв дверь.

А Говоров, так и не вынырнув из сна, жил в совсем ином мире.

"…И как этого злодея искать?" — озадачился Павел, вглядываясь в очертания холмов. Собрался было двинуться прочь, но заметил сидящую возле самой воды, на поваленном стволе, девчонку.

А когда всмотрелся, сомнения исчезли. Неуловимо схожая с его нынешней связной, помощницей "всесильного майора".

— Кого ждем? — не зная, как ловчее завести беседу, поинтересовался он.

Сидящая у воды девушка удивленно подняла голову: — Ой, кто это?

Всмотрелась и облегченно выдохнула: — Ага, так это ты вчера в горнице без порток сидел, — она смущенно прыснула, укрыв лицо ладошкой.

Жест, а главное, тон, удивили Павла больше, чем отсутствие на пленнице веревок.

— Сама развязалась? — задал он глупый вопрос.

Девчонка недоуменно глянула на него.

— Ну, тебя же дракону на съедение привели? — разъяснил свое недоумение Паша.

— Кому? Дракоше? — она опять засмеялась, уже в голос. — Скажешь тоже.

"Ничего не понимаю", — воин почесал затылок: — Погоди. Мне все уши прожужжали. Жрет, мол. Дома рушит. И вообще, житья не дает. Вот, мол, и откупаются. Каждую неделю по одному…

— Это кто сказал? — девчонка свела белесые брови. В голосе зазвенела ярость.

— Староста и сказал. Отец твой.

— Да какой он мне отец? — девчонка вскочила и в возмущении всплеснула руками. — Я к нему, к дядьке Ефиму, этим летом в работницы нанялась. Мамка с отцом поумирали, так и пришлось. А он, значит, такое про меня сказал?

— Ну да, я все бросил, спасать прибежал.

— Это тебя прислали его побеждать? Ой, не могу, — задорный смех убедил Павла в отсутствии угрозы для ее жизни куда больше слов.

— Погоди. Давай по порядку, — решил он разобраться в деле до конца. — Дракон имеется?

Собеседница кивнула: — Ага. Тута, в озере живет. И никого не трогает. Он еще маленький. Только растет. Они все его боятся. А я нет. Он ко мне приплывает. Мы с ним разговариваем.

" Вот теперь уже никаких сомнений, — сон", — Паша присел на обточенный водой ствол.

— Значит, мирный? А зачем тогда они его извести хотят?

Девчонка пожала плечами: — Я же говорю, боятся.

Он в том месяце лодку с рыбаками потопил. Нечаянно. Те в него кольями бросаться начали. Одним и попали. Дракоша хвостом махнул, лодка и перевернулась. Спастись всего двое сумели. Остальные от страха поумирали. Потому Ефимка и злобится.

— Слушай, уходи, а? — она обеспокоенно посмотрела на водную гладь. А то, и впрямь, проснется. Вдруг ты ему не понравишься? Может и прибить, ненароком.

Паша возмущенно сплюнул: — Вот тебе и на. Ее спасать пришел… А как же те, которых уже в жертву отдали?.. Солдаты? Непонятно.

И вдруг, краем глаза, помогла выучка летчика, заметил, как поверхность озера пошла рябью. И взорвалась огромным фонтаном, а посреди этого водного столба появилась голова чудовища, поистине гигантских размеров. Зверь не походил ни на кого из виденных Говоровым в учебниках ящеров. Скорее, на мифического дракона.

Волна от монстра плеснула на берег и расступилась. Миг, и следом за прибоем на песок ступила лапа, покрытая большими, с царский пятак, чешуйками, сама сравнимая по размеру со стволом вековой сосны. Чудовище с необъяснимой для его габаритов прыткостью выбралось из воды и нависло над новым богатырем.

— Не трожь ее, — проревело оно. Но рев проник в мозг, минуя слух. Прозвучал в голове, вроде громкой мысли.

Паша оступился и грохнулся на землю. Хотел встать, но отказали ноги.

"Вот и все…" — успел подумать он и зажмурился в ожидании немедленной гибели. Прошла секунда, две. Он приоткрыл глаз и, в невероятной близости от себя, увидел здоровенную, словно паровоз «Кукушка», голову, от которой нестерпимо пекло жаром. Монстр мигнул желтым, кошачьим, глазом, протянул исполинскую пасть к говоровскому сапогу, совершенно по-собачьи втянул воздух. Помедлил…

И тут случилось совсем невероятное. Вильнул хвостом. Жест вызвал колыхание десятиметрового гребня, оканчивающегося большой костистой стрелой.