Русская сатирическая сказка - Дмитрий Молдавский

Иногда героем бывает работник (слуга). В сказке «Шут» (Афанасьев, № 399) поп ищет казака (работника) и находит некоего Ерему — плута и обманщика, «казак» убеждает попа, что тот беременный («Заветные сказки», № 1). Фигура батрака — фигура не случайная. Человек из самой гущи народа, столкнувшийся с миром его угнетателей и разоблачающий их, особенно выделяется в этих сказках своей близостью и к крестьянской среде, и к среде враждебного класса.

В этом образе нашли свое отражение и слабые стороны мировоззрения крестьянства, которое, «...стремясь к новым формам общежития, относилось очень бессознательно, патриархально, по-юродивому, к тому, каково должно быть это общежитие, какой борьбой надо завоевать себе свободу... Вся прошлая жизнь крестьянства научила его ненавидеть барина и чиновника, но не научила и не могла научить, где искать ответа на все эти вопросы».[25]

Совершенно особое место в сатирических сказках занимает образ шута. В сказке «Шут» герой отправляется за забытой шуткой в поповском тулупе и шапке, да еще на поповской лошади (Афанасьев, № 397); в другой сказке того же сборника попа обманывает Фомка-шут (№ 398). Шут — фигура в русском фольклоре исключительно своеобразная. Мы не ставим своей задачей определить, в какой степени этот образ связан со скоморохами древней Руси или с представителями дохристианской религии (по указанию Ф. И. Буслаева слова «шутник», «шут» в некоторых губерниях являются синонимами слов «чорт», «дьявол», «леший»). Отметим лишь, что в сохранившихся записях сказок шут — бедняк и обманщик, как и другие герои сатирических сказок — бедняки, обычно связан с крестьянским бытом.

Не меньшее место в сатирических сказках занимает солдат. Человек, оторванный еще в сравнительно недалеком прошлом от деревенской среды на 25 лет, приобретал черты не только героя-освободителя от змея, злого колдуна и т. д. (в фантастических сказках), но и победителя классово-враждебных персонажей (в сатирических).

В борьбе со своим классовым врагом герой сатирической сказки часто прибегает к обману, краже, как своеобразной форме мести вековому поработителю, отношение к которому определяли «горы злобы и ненависти», накопленные крестьянством в «...века крепостного права, чиновничьего произвола и грабежа, церковного иезуитизма, обмана и мошенничества».[26] Если в волшебной сказке похищение отражает представления ранней экономической стадии развития, когда человек ведет хищническое, потребительское хозяйство, то в сатирической сказке кража у врага — одна из форм выражения своеобразной реакции крестьянства на законы общества, в котором: «Только кража может спасти собственность, только клятвопреступление может спасти религию, только разврат может спасти семью, только беспорядок — порядок!».[27]

В сатирических сказках, огромное большинство которых построено на социальной антитезе — на противопоставлении героя из народа его классовому врагу, — своеобразное место занимает царь. С одной стороны, и царь как противник бывает обманут и посрамлен остроумным солдатом, крестьянином, с другой — есть целая группа сказок, в которых царь представлен носителем справедливости и мудрости. Он покровительствует горшене, прощает бродягу, заменившего настоятеля «беспечального монастыря», вносит во дворец пьяницу и уверяет его, что тот — в раю, весело отзывается на проделки своего шута. Быт этого царя отличается от быта крестьянина только внешней обстановкой.

Было бы ошибкой на основании внешних черт этого персонажа толковать сказку как выражение монархических идей. Еще Ф. Энгельс, говоря об эпосе, предупреждал о недопустимости этого: «Европейские ученые, в большинстве своем прирожденные придворные лакеи, превращают басилевса в монарха в современном смысле слова».[28]

Повидимому, сказочный царь — воплощение забытых и опоэтизированных воспоминаний о вождях-избранниках родового общества, с одной стороны, и мечта о «хорошем царе», с другой стороны. И. В. Сталин напомнил, что «...говоря о Разине и Пугачеве, никогда не надо забывать, что они были царистами: они выступали против помещиков, но за „хорошего царя“. Ведь таков был их лозунг».[29]

Классовый враг в сатирических сказках, представленный в виде глупца, побежденного умным и ловким крестьянином, — это прежде всего барин. Ю. М. Соколов справедливо указывал, что эти сказки «передают, и при этом с большой долей непосредственности, характерное отношение подневольных крестьянских масс к своему классу-антагонисту — помещикам, дворянам — спефицическую направленность классовых тенденций, которые были присущи в дореформенной России крестьянам в сфере их отношений к помещичьему классу».[30] Именно барин сидит над мужиковой шляпой, карауля спрятанного там сокола в то время, как мужик угоняет его лошадь; он же получает чудесную овцу, гибнущую в битве с волком; барыня не может сдержать смеха при виде мужика, выпрашивающего у нее на свадьбу в качестве почетной гостьи свинью; барин зазывает к себе ворожею и удивляется ее мудрости, и т. д. В сказках о ловкаче объектом обмана почти всегда делается барин. Матросенко — крепостной мужик, обманывает помещика, угнав у него жеребца (Зеленин, Вятск. сб., № 110); Афоныга уносит у барина постель, деньги, барыню (Ончуков, № 245); Кузька уводит у барина злую собаку (Садовников, № 31), и т. д.

Иногда на место барина в сатирической сказке становится купец. В отличие от купца волшебной сказки он носит все черты сказочного барина и делается жертвой обмана и насмешки. Например, в сказке Н. Ф. Шешнева Иван снимает кольцо с руки купчихи, пока купец бегает хоронить «застреленного» им покойника (Зеленин, Пермск. сб., № 47).

Часто объектом сатиры в сказке является богатый мужик, кулак. Если это и не отмечено прямо, как, например, в сказке И. Д. Богатырева («... а старуха богата — коров много, горшков много...»), то подразумевается из самого текста сказки (герой получает от обманутого деньги, скот, ценные вещи, продовольствие и т. п.). Но тип кулака в сказке появляется все же довольно поздно.

Большое число сказок изображают обманутого попа.

«Скажите, православные,Кого вы называетеПородой жеребячьею?Чур! Отвечать на спрос!»...............Молчат!«О ком слагаетеВы сказки балагурныеИ песни непристойныеИ всякую хулу?Мать попадью степенную,Попову дочь безвинную,Семинариста всякого —Как чествуете вы?Кому в догон, злорадствуя,Кричите: го-го-го?..».

Так словами попа, встреченного мужиками — искателями правды, раскрыл Н. А. Некрасов отношение русского крестьянина к представителям духовенства.

Н. А. Некрасов в этих стихах вспомнил об отношении крестьянства к героям конкретных сюжетов сатирических сказок — о попадье и поповне, сделавшихся жертвами собственного работника, и о похотливом попе, провожающем приглянувшуюся ему молодку жеребячьим ржанием. Сказки «балагурные», с героями-попами, попадьями, поповнами — один из центральных разделов русской сатирической сказки.

Антипоповские мотивы — основные мотивы русской сатирической сказки, в которой беспощадно осмеяны жадность, лень, сластолюбие, похотливость низшего и высшего духовенства.

Чем же объяснить тот факт, что такое большое число сатирических сказок приурочено к духовенству?

В то время как основные угнетатели крестьян — помещики были отдалены от массы народа, особенно в послереформенную эпоху (вместо них действуют «управители», также представленные в сказке), духовенство находилось рядом, противореча всем своим образом жизни проповедуемой им же морали. Именно это противоречие между нормами и их нарушением и стало предметом сатирического изображения. Идеальные персонажи проповеди или «священного писания» противостояли хорошо знакомым крестьянину невежественным, далеко не безгрешным попам; так вырастало ироническое отношение не только к духовенству, но и к самой религии. «Духовенство, — писали братья Соколовы, — ... в общей своей массе очень, мы бы сказали, серо. Живет оно почти тем же бытом, как и крестьяне, а если лучше, то главным образом в материальном отношении, а не в культурном. Оно чрезвычайно консервативно, держится во всем местных традиций и нередко поддерживает те порядки, существование которых в крестьянской среде объяснить можно только двоеверием. Повидимому, многое в подобных явлениях следует отнести на долю житейских компромиссов, так как духовенство стоит в полной материальной зависимости от своей паствы, на почве этой зависимости возникает резкий антагонизм, так ярко отразившийся в сказках» (Соколовы, стр. XXVII).

Именно этому духовенству, невежественному, неграмотному, зачастую ничем не отличавшемуся в быту от самых темных крестьян, было поручено нравственное воспитание народа. «Деревня была безграмотна: поп безграмотный, дьякон безграмотный, да и дьячок безграмотный, а церковь была, приход служили...», — говорится в одной из сказок (Ончуков, № 63).