Убить вампира-завоевателя - Карисса Бродбент

«Холодно. Все мышцы ног стонут, измученные долгим переходом. Ты смотришь вверх, и небо кажется совсем близким. Оно гораздо ближе, чем ты думал».

Еще одна нить. Я осторожно высвободила ее.

«Глаза Ниаксии – это небо с оттенками заката, который остается неизменным, как и ее лицо. Ее красота ошеломляет, завораживает и даже вызывает боль, словно смотришь на то, что тебе не положено видеть».

Пульсирующая боль охватила не только затылок. Она затронула мою магию и душу. Мои нити переплелись с нитями Атриуса, и мне стало труднее сосредотачиваться. Труднее удерживать нити. Между тем я приближалась к сердцевине проклятия.

Я продолжала распутывать его нити.

Вот еще одна стала свободной.

«Ты падаешь на колени, проваливаясь в снег. Из-за холода ты ничего не чувствуешь».

Я вытащила новую нить.

«У тебя в руках отсеченная голова. Ее серебристо-янтарные глаза открыты и пристально смотрят сквозь тебя».

Меня пронзило болью, настолько сильной, что она заслонила собой все прочее. Я остановилась и застыла.

Из-за боли я не удержала нити.

В далеком мире мое тело начало падать.

Я едва возвращалась в сознание, когда грубые руки неуклюже поймали меня, а ноги переплелись с моими. Еще через мгновение я обнаружила, что мы с Атриусом вместе лежим на медвежьей шкуре. Я протянула руку и инстинктивно снова нашла его грудь, поместив ладонь над сердцем. Он тяжело дышал. Боль, исходящая из его сущности, по-прежнему отдавалась в моей.

Получается, он постоянно жил с этой невообразимой болью. Как вообще такое возможно? И это длилось долго. Боль была давней, глубоко вросшей в него. С течением времени он окружил ее стенами, чтобы удерживать внутри.

Он приподнялся на локтях с явным намерением помочь мне встать, но я потянула его обратно на шкуру.

– Что ты…

– Тише.

Я заставила его снова лечь и приложила ладони к его груди, потянулась к его нитям. На этот раз я нежно их поглаживала. Часть я сумела освободить из-под проклятия, но сейчас моя задача была иной.

Как я и говорила Атриусу, я не была целительницей. Но я умела усыплять и обычно делала это ради куда менее благородных целей, чем сейчас.

Атриус затих. Веки неумолимо смыкались, хотя он спохватывался и снова открывал глаза. Ему не хватало сил загородиться от меня стеной, но он не оставлял попыток.

Я провела по его руке, чертя большим пальцем успокаивающий круг.

– Не сопротивляйся, – прошептала я.

– У меня нет времени, – сдавленно произнес он. – Я должен.

– Тсс.

Он устал. Невероятно устал. И когда он поддался моей просьбе, он сделал это разом.

Его ладонь легла мне на руку. Я чувствовала, что он смотрит на меня, пока глаза еще подчинялись ему.

– Спасибо, – наконец хрипло прошептал он и провалился в сон.

* * *

Я лежала рядом с ним. Время шло. Встало солнце, и из-под плотно задернутых бархатных штор на пол пробились розоватые полоски. Замок постепенно затих, а я оставалась с Атриусом.

Спал он крепко, но беспокойно, невзирая на мое магическое «снотворное». Вначале у него через каждый час начинали дергаться руки и ноги, а на лбу появлялись глубокие морщины, вызванные тревогами, гневом или ужасом. Во сне разум Атриуса почти не оказывал давления на его сущность, или просто моя связь с ним еще держалась. Я чувствовала его страх, равно как и тот ледяной холод, просачивающийся наружу.

Я не будила его. Когда Атриусу снился очередной кошмар, я посылала ему волну покоя, и постепенно он начинал дышать ровнее.

Я все отчетливее понимала: Атриус очень давно не позволял себе по-настоящему выспаться. Спал час-два и не больше.

Постепенно кошмарные сновидения приходили все реже. К полудню, когда замок словно вымер, меня начала одолевать усталость. Пытаясь помочь Атриусу, я растратила почти все свои магические и телесные силы.

Момента засыпания я не помнила, но, когда он настал, я встретила его с распростертыми объятиями.

19

Прикосновение к голому плечу почти напоминало щекотку. Почти.

Мне было тепло. Спокойно. Что-то нежно поглаживало мою кожу. Казалось, по ней взад-вперед водили пером. Тихо шелестели волосы, будто их теребил легкий ветер. Какое приятное чувство.

Мыслей не было. Только телесные ощущения. Только совершенно незнакомое, инстинктивное понимание, что я нахожусь в безопасности, что рядом есть еще кто-то и…

…И что-то еще, нашептывающее мне о том, что я позволяла себе чувствовать только по ночам, наедине с подушкой.

И вновь моя рука ощутила прикосновение.

Но на этот раз я поняла: меня гладят ногтем, отчего кожа покрылась пупырышками. Я ощутила дрожь и озноб в самых чувствительных местах: в груди и внутренних частях бедер. Озноб, как ни странно, был мольбой о продолжении.

М-да, какой приятный сон.

Я выгнула спину. Ощутила некий бугор, упершийся мне в ягодицы, и теплую стену чьего-то тела. Я тихо застонала, когда чьи-то руки прижали меня к себе и чьи-то губы коснулись ушной раковины.

Я оцепенела – и мгновенно проснулась.

Мой сон оказался вовсе не сном.

Дремота мигом пропала. Я резко села, отчего Атриус плюхнулся на спину и растерянно заморгал, явно сбитый с толку.

Я кашлянула и сказала:

– Доброе…

Нелепо желать вампирам доброго утра, поскольку эта часть суток – не самая любимая ими.

– Добрый вечер.

Атриус, моргая, смотрел на меня. Своей магией я все-таки здорово усыпила его, и сейчас он с усилием выбирался в бодрствующее состояние.

Я чувствовала, как его охватывает ужас.

Он вскочил на ноги.

– Прошу прощения, – пробормотал он. – Я… я думал…

Спасибо долгим годам обучения, позволившего скрыть овладевшее мной смущение.

Я подняла руку и улыбнулась Атриусу:

– Ничего страшного.

– Я думал, что ты… – Он тоже кашлянул. – Я… видел сны.

Да, он видел сны. А я словно не замечала, как его взгляд задерживается на моей обнаженной коже. Как руки тянутся прикрыть тот самый «бугор».

Я уверяла себя, что это к лучшему. Если ему хотелось совокупиться со мной, тем лучше для моего задания. Чем ближе я подберусь к нему, тем успешнее выполню порученное мне.

Прядильщица милосердная, он и в самом деле покраснел. Это было так удивительно, что позволяло благополучно игнорировать одну небольшую, но весьма будоражащую правду: мне нравилось, когда меня так трогали. Но раздумывать над поведением собственного тела мне не хотелось.

– Все нормально, – сказала я. – Честное слово. И потом, крепкий сон пошел тебе на пользу.

Сейчас я отчаянно кокетничала, прокладывая себе путь к его благосклонности. И тем не