Убить вампира-завоевателя - Карисса Бродбент

Я скрестила руки на груди.

– Передай ему, что оденусь и приду.

Эреккус, только сейчас обратив внимание на мою одежду, хмыкнул.

– Веди себя прилично, – проворчала я.

– Вообще-то, раз мы заговорили о приличиях… – начал Эреккус, но быстро осекся. – Слушай, не заставляй его ждать. Он требовал, чтобы ты явилась немедленно.

– Но…

– Быть может, твоя рубашонка поднимет ему настроение, – тихо сказал Эреккус и отвернулся. – Хочется надеяться.

* * *

– Ты во что вырядилась?

Это были первые слова Атриуса, которые я услышала, войдя к нему.

Я стиснула зубы, но решила его не злить.

– Слышала, ты хотел видеть меня немедленно, – любезным тоном произнесла я. – Вот и решила не заставлять тебя ждать, пока я оденусь.

– Дверь закрой.

Я закрыла. Естественно, Атриус занял покои Авеса, хотя было забавно лицезреть его среди всего этого дешевого великолепия. Он развалился в бархатном кресле возле очага. Яркая пурпурная обивка кресла была в нескольких местах прожжена сигариллами и заляпана подозрительного вида пятнами. Руки Атриуса свисали с подлокотников. Он был без рубашки, и пламя очага играло отсветами на рельефе его мышц.

Я не впервые видела Атриуса полуодетым. Но меня насторожил не его облик, а состояние. Все в нем: от позы до выражения лица и отблесков эмоций, сумевших прорваться сквозь внутренние стены, буквально вопило от недовольства.

Он буравил меня глазами.

– Выглядишь посмешищем, – раздраженно бросил он.

– Тебе не нравится? – Я расправила кружевные оборки на коротком подоле сорочки. – Жаль. Я слышала, Авес понимал толк в одежде.

– Не вздумай показаться солдатам в таком виде. Иди сюда.

Его отрывистые слова звучали холодно. Эреккус не шутил. Атриус действительно пребывал в скверном настроении.

Я послушно прошлепала босыми ногами по холодным мраморным плиткам и ступила на грязноватую белую медвежью шкуру.

Оказавшись ближе к Атриусу, я ощутила нечто вредоносное, пульсирующее в его ауре. Он пытался загнать это нечто за стальную стену, за которой обычно прятал все эмоции, однако его непонятный противник обладал изрядной силой. По ощущениям это напоминало волны жара, исходящие от огня в очаге. Чувствовалось, непонятная сущность доставляет Атриусу боль, как саднящая рана, но что это, я так и не могла понять. Я была хорошо знакома с ощущениями многих болезней, как телесных, так и душевных, однако с этой сталкивалась впервые.

– Что случилось? – спросила я.

Он повернулся к огню и не ответил, только еще сильнее нахмурился.

Любопытство заставило меня осторожно прощупать с помощью магии это странное явление. Для большей точности я рискнула взять Атриуса за руку.

Он мгновенно отдернул ладонь.

– Говорят, арахессы умеют исцелять, используя силу Аседжи, – произнес он. – А ты?

Сказано это было столь резким и агрессивным тоном, что вопрос больше напоминал упрек.

Я подавила сильное желание скорчить ему рожу.

– Умею, но, увы, плоховато.

Я не отличалась целительским даром. Для некоторых сестер это было основным занятием. Они умели через телесные нити больного воздействовать на раны и болезни, но это занимало много времени. Настоящие целители пользовались магией других богов и потому умели оказывать мгновенную помощь. Арахессы этого не могли. Но даже то, что они делали, было достойно восхищения.

Как и всех арахесс, меня учили целительству, но повторяю, оно не являлось моей сильной стороной.

– Но ты ведь что-то умеешь, – сказал Атриус.

– Я могу попробовать.

Уже не помню, когда в последний раз я применяла навыки целительства. С тех пор прошел не один год. Я отчаянно надеялась, что сумею сделать хоть что-то. Атриус спрашивал не просто так, а в его состоянии… Я хорошо помнила острие его меча возле своего горла.

Мой ответ явно не понравился Атриусу. Он даже не взглянул на меня, а продолжал смотреть на огонь и хмуриться.

Мех был грубым и неприятно щекотал мне голые колени.

– Что случилось? – вновь спросила я. – Ты ранен?

Атриус мешкал с ответом, по-прежнему не глядя на меня.

– Старая рана.

– Иногда они хуже недавних. Лет десять назад я поранила колено и до сих пор ощущаю боль. Наверное, это издержки нашего ремесла и образа жизни. Согласен?

Моя попытка пококетничать с ним вышла неуклюжей. Наверное, Атриус не был восприимчив к кокетству, флирту и прочим женским уловкам. А может, я просто не умела кокетничать.

– Так ты можешь помочь? – угрюмо спросил он.

– Я могу попытаться, – сказала я, сопроводив ответ дружеской улыбкой. – В каком месте рана?

– Попытаться – этого мало.

Моя улыбка мигом погасла. Мне становилось все тяжелее притворяться.

– Я могу предложить тебе только то, что мне по силам.

Его глаза скользнули по мне. От пламени очага их обычный холодный янтарный цвет стал обжигающим и изменился почти на красный. Такими его глаза я уже видела, когда мы штурмовали Алгу.

– Из-за твоих ошибок я потерял десятки солдат. Может, ты вообще ничего толком не умеешь.

Его слова били точно в цель: прямые и убийственно острые. Меня они не удивили. Я знала, что Атриус способен быть жестоким. Удивило другое: насколько мне больно от них. Сразу вспомнились ряды тел под лунным светом, красные тряпки на них и отчаянные позывы на рвоту, которые я столь же отчаянно подавляла.

– Тогда нужно было похитить более умелую прорицательницу, – не сдержавшись, огрызнулась я. – Я не по своей воле помогала твоей своре чудовищ.

Атриус оцепенел.

– Надо же, какую великую жертву ты приносишь, – с издевкой произнес он. – Интересно, как скоро арахессы явятся за тобой, если я вышвырну тебя за ворота? Через несколько дней или часов? Как ты думаешь, от тебя останутся хоть кусочки или они все скормят волкам?

Еще один выстрел точно в цель. И не только жестокие слова. Он говорил правду, приоткрывая завесу над той стороной ордена, о которой сестры старались не думать. Нити связывали нас вместе, и они же связывали наши клятвы. Сестра, нарушившая клятву, разбивала свою жизнь вдребезги. И зачастую так же поступали с телами клятвопреступниц.

Порой я жалела, что нельзя закрыть глаза и не видеть жестоких картин. Но вместо этого нужно было позволить тем воспоминаниям пройти через мою сущность и уже потом смотреть, как они уходят.

Резкие слова Атриуса породили ответные резкости, уже готовые сорваться с языка. Пришлось загнать их поглубже.

– Я чувствую твои страдания, – сказала я.

Мои слова прозвучали жестче и напряженнее. Совсем не так, как полагалось говорить целительнице, один голос которой уже должен был нести утешение и облегчение страданий. Сейчас я говорила как школьный учитель, доведенный до отчаяния тупостью и проказами учеников.

– Пусть