Цветы на снегу - Дмитрий Грунюшкин

Он никогда не называл Димку пасынком, ни в глаза, ни за глаза. Рита бы этого не простила. Когда он ухаживал за ней, то одной из главных причин, по которой она приняла его благосклонно, было то, что он очень трогательно и с «любовью» отнесся к ее тогда совсем маленькому сыну. Он ничем тогда не выдал, что терпеть не может детей вообще, а уж этого «цыганенка» тем более. Ничем он не выдавал своих чувств и сейчас. Войти в эту благополучную семью было для него суперпризом, зачем рисковать этой удачей из-за каких-то чувств к какому-то байстрюку?

Со временем свою неприязнь сдерживать становилось все труднее. Пацан рос, становился взрослее и самостоятельнее. И каждый раз, когда он показывал вдруг свой характер, «селивановский» стержень, Анатолию приходилось напрягать волю, чтоб не сорваться.

В свои пятнадцать лет Димка был довольно рослым парнем, широкоплечим и крепким. Хотя, говоря честно, это было даром природы, а не результатом тренировок, требующих определенных усилий и жертв. Усердностью и настойчивостью в достижении цели Димка не грешил. Только когда вдруг что-то выходило из-под контроля, задевало его, обижало или, не дай Бог, унижало, он становился совершенно неуправляемым. Появлялся какой-то дикий блеск в глазах, иногда даже через слезы, и он, словно ополоумев, бросался в бой хоть с десятикратно превосходящими силами «противника».

Это злило Анатолия еще больше, потому что он этого не понимал, это было наследством каких-то чужих генов, остатками того чужого мужчины, чьим сыном был Димка и с которым Анатолий никогда не был знаком, а про себя звал его «цыганом». Но это точно не было «селивановской» натурой. Эти были упертые, но очень твердые и цельные, ничего не делавшие под влиянием сиюсекундных эмоций.

Димка опять что-то уронил на кухне. Анатолий скрипнул зубами, предварительно покосившись на глубоко и спокойно спящую Риту, и, натянув штаны, пошел проверить, что случилось.

— О! Привет! — поздоровалось чадо, жарящее яичницу. — Я тут решил заняться кулинарией, пока мамуля не проснулась и не отравила нас окончательно. Будешь? Я только забросил, могу еще пару яиц разбить.

— Как ты о матери говоришь? — притворно возмутился Анатолий, в глубине души будучи полностью согласным с пасынком.

— Ну, не хочешь — как хочешь. Жди пельменей. Я их вчера пять пачек купил, вам надолго хватит. Пару пачек мамане потренироваться, а три — на пропитание.

— А ты куда намылился? — поинтересовался отчим, заметив, что Димка шляется по дому не в трусах, как было у него принято, а в полной спортивной экипировке.

— Да так, каникулы же! Полная свобода действий. Позавтракаю, пойду к Костяну. Он пару новых игрух для компа на «Горбушке» прикупил, протестируем. У него и пообедаю. А ближе к вечеру двинем в парк, на каток. Раньше пяти, правда, туда не прорвешься, какие-то пенсы в хоккей играть будут.

— Что еще за пенсы? — не понял Анатолий.

— Ну, пенсионеры. Какой-то там у них дружественный матч, или как это называется, не помню.

— Товарищеская встреча, — буркнул Анатолий, слывший большим знатоком спорта по телевизору.

— Ладно, садись завтракать, — сжалился Димка, глядя на то, как отчим сглатывает слюну, глядя на примитивную яичницу. — Шесть яиц на двоих должно хватить, чтоб червячка удавить. Мамку не буди, я сам свалю через десять минут. А если нужен буду — она телефон Костяна и Ленки знает. А если б не жмотились и купили бы мне мобильник, то и мой бы номер знала.

— Я тебе свой отдам, — Анатолий навалился на еду.

— Дождешься от вас. Он и так уже древний, а когда ты созреешь, его можно будет в ломбард как антиквариат сдавать.

Захлопнув дверь за Димкой, Анатолий быстренько прошел в спальню. Все нормально, Рита спит. А что, если не говорить Рите о своих проблемах? Может, просто взять эти десять тысяч, а в течение полгода потихоньку заначивать и доложить?

Нереальность сроков его не смущала. Когда в доме попрятано в разных местах тысяч пятьдесят долларов — остатки от вырученной за продажу квартиры суммы, — пропажу десяти тысяч сразу и не обнаружишь. А он потом все так же аккуратно восполнит! Замечательный выход! Не придется унижаться, объясняя Рите, как он смог вляпаться в такую историю.

Он зашел в зал, нашел тайник, запустил руку — и оторопел. Он был пуст. Два других тоже. Четвертый, в спальне, он проверять не стал, боясь разбудить жену. К тому же он был уверен, что и тот тайник пуст. Оставалась только личная заначка в вентиляции туалета. Она была на месте. Но пятьсот баксов, скопленные за два года, ничего уже не решали. Анатолий понял, что погиб.

15

Славик Полухин проснулся в неплохом настроении. Солнце светило в окошко, голова не болела абсолютно. Просто замечательно день начинается!

Он с удовольствием и не церемонясь, от души хлопнул по смачному крупу своей жены. Та замычала что-то неразумное и, завернувшись в одеяло, поползла на другой край здоровенной кровати. Кажется, даже глаза не открывала.

Во, блин, толстокожая! Ни боли, ни обиды вообще не чувствует! Ей бы той сосной по башке — так, поди, даже сотрясения бы не было. Чего там трясти? Кость сплошная.

Прошлындала вчера всю ночь по кабакам да клубам. Мужика, понимаешь, ищет, сучка глупая. Да кто ж пойдет клеиться к жене Славы-Мюллера? А кто по незнанке ближе положенного подойдет — добрые люди тут же его проинформируют о состоянии вещей. Не, без шансов у нее эта… как там Марик говорил… о! Сублимация либиды!

Жена у него была первая. Настоящая. Славик уж и не помнил, по какой причине вдруг позволил опутать себя узами брака. По делу вроде. Без дела на хрена бы ему это надо было? Бабьего мяса и так хватало с избытком.

Эта была откуда-то из Зауралья. Из Курска, что ли? Или из Курска эта, с ногами, из «Золотого теремка», которой он намедни часики за три штуки баксов подарил? Во идиот!

Хотя чего там, ему самому те «котлы» на халяву достались, почему бы и не подарить? Точно, это та, из Курска. Да и поближе Курск, вроде до Урала где-то.

Да какая нам оптом розница? Еще башку парить, откуда у него жена. Надо будет — сама скажет. Не дай бог еще голова снова от мыслей разболится.

Славик протопал в ванную, сполоснул «морду лица», не забыв обтереть лысину и шею. Прошел в гостиную, открыл бар, поглядел на батарею заграничных напитков. И закрыл. Славик вообще не злоупотреблял алкоголем. А уж тех, кто пьет по утрам, просто презирал, как мокриц.

Однако надо прикинуть план на сегодня. Славик сел за стол и задумался. И по мере того как он думал и вспоминал события вчерашнего дня, настроение у него портилось все больше и больше. Вроде и ничего серьезного не случилось, никакие опасности не грозят. Но вот именно эти мелкие проблемы выводили Славика из себя больше всего. Какая-то мокрота, перхоть из-под ногтей, мешает осуществлению его планов, портит гладкую картину мира. Надо срочно разбираться, чтоб эта шваль ему весь праздник не запортачила. В новый год надо входить без проблем.