Тайные страницы истории - Б Николаевский

В Туркестане, куда Энвер прибыл осенью 1921 г., его приняли восторженно, но его настроения к этому времени были далекими от желания платить по векселям, которые он выдавал в Москве. Призывы к священной войне, правда, прозвучали, но это были не призывы уйти в Индию для газавата против англичан. Вместо этого Энвер сам перешел в лагерь басмачей и попытался возглавить их для священной войны, но уже против большевиков.

Правда, и на этом пути Энвер не имел успеха, как не имел он прочного успеха почти на всех извилинах своей путаной жизни. Вскоре он погиб, зарубленный в схватке с отрядом войск особого назначения, того самого типа, "политработником" в которых начинал свою карьеру Маленков. Труп Энвера был зарыт неопознанным где-то на обочине одной из глухих дорог Восточной Бухары, и только позднее, по его часам, которые подобрал один из участников той схватки, стало известным, чья именно голова была тогда снесена лихим ударом безвестного "чоновца"8.

Авантюра Энвера спутала много карт в и без того запутанной игре большевиков. Басмаческое движение, по существу никогда не прекращавшееся, вспыхнуло с новой силой и захватило почти весь "рай. Советская власть держалась лишь в городах-- вся деревня (кишлаки) ее не признавала, ее декретов не выполняла, ее распоряжениям не подчинялась. Там хозяйничали басмачи, разрозненные отряды которых действовали каждый на свой риск и страх. Власти из одной крайности бросались в дру

гую. Беспартийные конференции, на которых коммунисты играли в братание с муллами, перемежались с публичными расстрелами на базарах взятых в плен басмачей и их родственников, объявленных заложниками. Без устали работали карательные органы. Срочно подвезли с польских границ "буденовцев", которые огнем и мечом "прочесывали" неспокойные районы. Всеми операциями руководило командование Туркфронта и его испытанное политуправление.

Результаты не замедлили сказаться: ударил голод -- страшный, унесший миллионы человеческих жизней. Ряд районов опустел. Но советская власть удержалась, из года в год показывая все большую настойчивость, все большую цепкость, и все глубже спускала в народные низы корми своего аппарата власти и подавления. Верхушка правящей партии эти результаты рассматривала как доказательство правильности поставленного диагноза и возможности "постепенного вовлечения" края в общее русло советского развития.

Как раз к этому времени относится небольшой эпизод из биографии Сталина, крайне характерный и для него лично, и для всей эпохи. Осенью 1921 г. на заседании коллегии наркомнаца, во главе которого тогда стоял Сталин, только что приехавший в Москву представитель Башкирской республики делал доклад об ужасах голода. Жуткий рассказ все слушали с глубоким волнением. В одном месте у кого-то из слушателей вырвалась реплика: "Но ведь это один ужас, что творится!" Сталин, который вел собрание, коротко оборвал:

"Ужас, это когда речь идет об отдельном человеке. Если речь идет о миллионах, это не ужас, а статистика... Товарищ, продолжайте Ваш доклад!"

Больше докладчика не прерывали, и если в 1921 г. советское правительство обратилось за помощью к американцам, то в этом повинен не Сталин. Позднее, когда он стал "хозяином" страны, страшная "статистика" неутомимой поступью ходила по самым богатым, самым хлебным районам страны, и он никогда не считался с количеством погибавших.

Маленков служил в Туркестане во 2-й Туркестанской дивизии, стоявшей в Ферганской долине, в бывшем ханстве Коканцс-ком, имея штаб в г. Скобелеве, бывшем Новом Маргелане, а ныне г. Фергана. Это был совсем небольшой городок, в котором по переписи 1897 г. числилось всего пять с половиной тыс. жителей. Позднее, накануне первой мировой войны, город сильно вырос, так как в него был перенесен административный центр области. Это перенесение было вызвано исключительно мягким, здоровым климатом, которым славилась местность, где расположен город. Но и после этого перенесения число жителей г. Ферганы не многим превысило десять тысяч.

Население распадалось на две группы: местное население, узбеки, киргизы, таджики -- торговцы и хлопководы, и население пришлое, русское -чиновники, военные, купцы. Жили они обособленно, почти не соприкасаясь друг с другом. Так продолжалось и после революции. 2-я Туркестанская дивизия, пришедшая в край в конце 1919 г, занимала все здания, принадлежавшие старому гарнизону царского времени. Комиссаром этой дивизии был некий Сухов. Человек интеллигентного ума, предприимчивый, убежденный коммунист из левых эсеров. Маленков стал чем-то вроде личного секретаря при Сухове.

Целая дивизия с большим боевым прошлым в Ферганской долине была расквартирована далеко не случайно: эта долина с 1918 г. была одним из главных, если не главным, центром басмаческого движения. Вся хозяйственная жизнь этого края с дореволюционных лет зависела от хлопководства, особенно быстро развивавшегося в течение последнего десятилетия перед первой мировой войной. Октябрьская революция внесла полную разруху в эту область: большевистский декрет о конфискации всех запасов хлопка, в чьих бы руках они не находились, сыграл огромную роль в обострении антибольшевистского движения, хотя основой кризиса была полная разруха транспорта, приостановившая вывоз хлопка в центральные губернии, где производилась его обработка. В результате к басмачам примкнуло все земледельческое население края, жившее главным образом хлопководством.

Политотдел 2-й Туркестанской дивизии, как только она пришла в край, немедленно же развернул широкую пропаганду среди населения, резко отмежевываясь от "извращений большевистской политики", допущенных прежними правителями края, призывая басмачей отказаться от безнадежной борьбы. Всем участникам басмаческих отрядов, конечно, была объявлена полная амнистия на условии немедленного разоружения. Этой кампанией в Фергане руководил тот самый Сухов, политический комиссар 2-й Туркестанской дивизии, секретарем которого состоял Маленков. Он был тогда весьма юн -- как раз в Фергане ему исполнилось 18 лет.

Кампания за разоружение басмачей шла вначале с большим успехом. Люди устали от войны и мечтали о мире, о мирной жизни. Местные коммунисты-мусульмане, привлеченные к этой работе Туркфронтом, ездили в горы, туда, где держались отряды повстанцев-басмачей, и их заверения производили сильное впечатление Они, несомненно, сами верили, что приехавшие из Москвы представители центральной власти действительно несут краю замирение и справедливое решение национальных споров. Но очень скоро, уже к весне 1920 г., положение стало круто меняться. Иллюзии населения быстро исчезли. Слова новых пред

ставителей власти звучали, правда, не так, как было до прихода полномочных представителей центра; в плоскости национальных отношений новая власть заигрывала с населением края, но общая политика, в ее социально-экономической основе, была едва ли не хуже, чем раньше. Она проводилась, во всяком случае, более неукоснительно. В результате уже очень скоро из "мусульманских частей" Красной армии, куда были зачислены все разоружившиеся басмачи, началось все разроставшееся дезертирство в горы. Решение о переводе этих частей в Ташкент привело к их отказу подчиниться приказу. Личное вмешательство Фрунзе, тогдашнего командующего Туркфронтом, правда, предотвратило вооруженное восстание, но басмаческие выступления, начавшиеся раньше, с весны 1920 г., снова приняли большие размеры. 15 мая Фрунзе отдал приказ начдиву 2-й Туркестанской дивизии "немедленно приступить к решительным действиям" против басмачей, совершивших незадолго перед тем два больших нападения на части дивизии. Вскоре 2-я дивизия была переброшена из Ферганы на юго-восток, для охраны границы с Афганистаном. И когда советский наркоминдел Чичерин в одной из своих речей напомнил Англии о русских штыках, снова заблестевших на высотах Памира, он имел в виду штыки 2-й Туркестанской дивизии.

Афганистан тогда был центром, поддержавшим басмаческое движение в Туркестане и особенно в пограничных с ним горных районах Узбекской и Таджикской советских республик9. На 2-ю дивизию легла борьба с басмачеством именно в этих районах, до того времени очень мало обследованных и труднодоступных. Басмачество здесь держалось особенно упорно. Именно этот район был выбран опорным пунктом и для движения Энвер-паши. Гис-сарская долина, районы рек Вахш и Пяндж, горные склоны Западного Памира -- повсюду, по всем закоулкам этого дикого и величественного в своей дикости края, побывали большие и малые отряды 2-й Туркестанской дивизии. Для края эти отряды несли далеко не мир. Центром Гиссарского района в старые времена был небольшой городок. Душанбе от обычных селений отличавшийся только размерами: на рубеже XX столетия в нем было около 500 домов, почти сплошь глинобитных саклей. В 1920--1922 гг. Душанбе несколько раз переходил из рук в руки, выдерживал осады, был ареной ожесточенных боев. И когда 14 июля 1922 г. в него окончательно вошли отряды Красной армии от городка оставались одни развалины, в которых ютились несколько больных и голодных жителей10. Только позже Душанбе, перекрещенный в Сталинабад, превратился в большой промышленный и культурный центр, стал столицей Таджикской республики