Какого цвета небо - Николай Дементьев

И вдруг с удивлением и растерянностью услышал, как Миша Воробьев говорил с трибуны: – Да вот сейчас Иван Егоров и сам скажет, как они думают работать в своей комсомольской бригаде! Покраснел, разумеется, но все уже смотрели на меня, и Татьяна даже подталкивала меня тихонько в бок, чтобы шел к трибуне.

Поднялся на трибуну, чувствуя за своей спиной длинный стол президиума, накрытый красной скатертью, поглядел на сидевших и стоявших передо мной рабочих дневной смены. Неожиданно для себя сказал:

– Сначала я хочу от всей нашей бригады поблагодарить Федора Кузьмича, что он согласился возглавить ее!

И тут Татьяна, Филя с Венкой, а потом и Сучков захлопали, за ними – и все остальные. Дядю Федю все знали и любили и, я видел, всем понравилось, что л сказал об этом.

Я говорил, что нам всем – и мне, и Филе, и Венке с Сучковым – еще учиться и учиться у Пастухова с Ермаковым, и мы вообще не считаем себя яйцами, которые курицу учат, но вместе с тем… Тут я даже остановился от растерянности, – в зале была тревожная тишина.

Я увидел глаза дяди Феди: он улыбался, сворачивая на сторону свой утиный нос и вдруг – раз-раз – коротко кивнул мне, будто все уже понял, согласен, даже велит мне сказать об этом! И Филя кивал, и Венка с Сучковым глядели пристально, и Горбатов с Игнатом Прохорычем улыбались поощрительно, когда я к ним обернулся.

Я нашел глазами Вить-Витя с Ермаковым, они улыбались, глядя на меня. И я решился:

– И все-таки – наша бригада вызывает бригаду Пастухова на соревнование! Нет, мы не заносимся, и не обидимся, если потерпим поражение, и все-таки – вызываем!

И тогда в зале дружно зааплодировали.

17

– Ну, гвардия!… – негромко сказал дядя Федя, оглядывая нас.

А мы стояли перед ним: Филя, Сучков, Венка и я. Гвардия ничего себе, только лица у всех встревоженные, даже у Венки.

– Ванька виноват, – сказал дядя Федя, улыбаясь. – Втравил вчера в историю.

– Я же пошутил, – ответил я.

– Просто начальство юмора не понимает, – сказал Сучков.

– Ну, так или иначе, а слово – не воробей! Только вы вот что поймите: нашей бригаде уже сделали послабление, так сказать, дали фору, – сказал дядя Федя и повел глазами по сторонам.

Да, наша бригада осталась на той же площадке, где и раньше мы монтировали экскаваторы, а Пастухова – перешла в другой угол цеха. И Катя-маленькая работала с нами, как и раньше, а ее напарница Заботина – с бригадой Пастухова.

– Ходовую тележку мы будем принимать от Шумилова, как и раньше, а Борисов – обслуживает Пастухова, и поворотную часть сдает нам Игнат. Так что нам, ребята, нет оснований вешать носы!

Мы все молчали. Раньше ходовую тележку принимал от Шумилова Вить-Вить, а дядя Федя уходил на участок Игната Прохорыча, чтобы принять поворотную часть. А как же теперь будет?

– Так вот, ребятки, – сказал дядя Федя, будто понял, о чем я думаю. – Не вижу причины менять наш обычный распорядок: мы с Сучковым пойдем к Игнату, а вы трое примете тележку от Пети-Петушка. – И помолчал, глядя на меня, договорил негромко: – За старшего у вас будет Иван, – повернулся и пошел, а Сучков – за ним.

Я курил, старался не глядеть на Филю, боялся, что он обиделся… Во-первых, он постарше меня и, во-вторых, не первый год уже работает на заводе. Покосился на Филю: у него было растерянно-обиженное лицо, на меня он не глядел, ковырял ногой ямку в полу цеха. Посмотрел я и на Венку: он усмехался иронически, и глаза у него опять были, как выпуклые тугие сливы. Несколько месяцев назад мы с ним совершенно на равных сидели в одном классе, а тут – его же одноклассник, и в старших над ним! Хотел я хоть что-нибудь сказать, но и сам так смущался этим новым званием старшего, что решительно ничего придумать не мог.

Увидел плывущую к нам тележку, Катю-маленькую на кране над ней, Шумилова, как обычно идущего рядом, и мне стало чуть увереннее.

– Ну, Вена, – сказал я, – мы с тобой уже принимали проводку и окраску, ты и займешься этим. – Он кивнул согласно, хоть и не перестал улыбаться, а я заставил себя поглядеть и на Филю – у него по-прежнему было растерянно-обиженное лицо, – сказал ему просто: – Брось надуваться, старина, лопнешь! Я посмотрю траки, механизм передвижения, а ты муфту, как всегда, а?…

Он кивнул. Катя-маленькая просигналила, поставила тележку на обычное место. А я еще последил, чтобы она оказалась расположенной строго вдоль цеха, тогда на нее легче монтировать и поворотную часть, и надевать стрелу.

– Здорово, начальничек!… – сказал мне Шумилов, первому протянул папиросы.

Интересно устроен человек: когда все у него нормально, на многие вещи он не обращает внимания, инстинктивно подразделяя их на важные и незначительные; а когда ему трудно, решительно все уже имеет для него значение! Так и с этими папиросами: в последнее время, после очерка Татьяны, Петя-Петушок уже не развлекал нас своими байками, не угощал папиросами, а тут снова, видите ли… Но папиросу я все-таки у него взял, даже прикурил от его зажигалки. И Филя взял папиросу, тоже закурил. Катя-маленькая молча и настороженно смотрела на нас сверху.

– Ну, ребятки, хотите новый анекдот? – спросил Шумилов.

А я отметил про себя и это «ребятки»: при Пастухове и Белендрясе он что-то не позволял себе такой откровенной фамильярности!… У Фили было по-прежнему растеряное лицо, а Венка все улыбался как-то двусмысленно.

– Будем рады твоему аккомпанементу, – сказал я и полез в тележку.

Филя занялся муфтой, а Венка полез в тележку за мной. Я слышал, конечно, голос Шумилова, но слов даже и не пытался разобрать. Внима-тельнейшим образом проверил весь механизм передвижения. В нем чуть люфтил главный вал, но люфт легко убирался, если подтянуть до места центральную втулку. Я посмотрел на Шумилова, чуть тронул втулку рукой. В глазах его было: «Можем, конечно, и мы подтянуть, да тут ведь и делов-то!…» И я кивнул: «Ладно, сами подтянем, ты только на будущее знай!» И он даже не усмехнулся.

Потом Филя вдруг перестал двигаться, я тотчас поглядел на муфту. Один из ее пальцев был чуть перекошен, это уже должна была устранить бригада Шумилова, нам с этим некогда возиться. И мы с Петей-Петушком минуточку довольно выразительно смотрели друг на друга, пока он не кивнул мне согласно.

Вдруг Венка тронул меня рукой: в одном месте окраска была содрана, а провод – оголен. Это было уже посложнее, чем палец муфты: надо было менять метра полтора проводки. Неужели Шумилов взялся за старое, надеялся, что в нашей новой молодежной бригаде у него проскочит даже такая грубая ошибка? Распрямился, посмотрел на него. Он усмехнулся:

– Глазастые!…

– Молодые глаза… – начал Филя.

– Они зоркие! – докончил я, пытаясь по лицу Шумилова понять: знал он о проводке или нет?

– От этой перестроечки на ходу мы еще наплачемся! – сказал он, и я понял, что не знал Шумилов об оголенной проводке.

– Успеете перемонтировать, – сказал я ему.

Он улыбнулся с облегчением и вот здесь впервые поглядел на меня так же, как до этого смотрел на Вить-Витя, дядю Федю, Игната Прохорыча, даже с уважением, что ли. Или во всяком случае – как на равного.

Игнат Прохорыч поздоровался с нами, как обычно, поглядел на Шумилова, уходившего с нашего участка, улыбнулся, вдруг положил свою большую руку мне на плечо.

Монтировать поворотную часть на тележку было легче потому, что Игнат Прохорыч и дядя Федя были с нами. Лишь одно меня беспокоило: кто из нас будет крепить стрелу к поворотной части, ведь до этого дядя Федя с Филей уходили проверять рычаг с ковшом, а валики стрелы забивали мы с Ермаковым, Вить-Вить контролировал только, чтобы не было перекоса. А теперь, если дядя Федя оставил на этой операции меня, кто же будет контролировать перекос стрелы? Если я, то Венка наверняка разобьет кувалдой торец пальца.

И когда поворотная часть была уже установлена и все закуривали, я вдруг заметил, как внимательно поглядели друг на друга дядя Федя с Игнатом Прохорычем, но, кажется, так ничего и не решили. Только оба разом обернулись, посмотрели в другой угол цеха. У Вить-Витя тоже была уже установлена поворотная часть, его бригада тоже курила, косилась на нас. Вспомнилось мне дяди Федино: «Ванька виноват! Втравил нас вчера в историю…» И я понял, что это ведь и есть соревнование! Часто мы употребляем это слово, а вот конкретные формы, в которых оно воплощается, как-то не всегда нам привычны. Когда я читаю о соревновании разных бригад, даже заводов, мне обычно представляется торжественное заседание, президиум, выступающие на трибуне. А повседневные и будничные формы соревнования точно ускользают от меня. Но ведь очень неприятно было бы нам всем, если бы у Пастухова, например, уже монтировалась стрела. Вспомнил, как дядя Федя подробно вчера обсуждал новую бригаду Вить-Витя, когда я еще рассердился на самого себя… Ведь в нашей бригаде появился всего один новый человек – Сучков. Да и того даже успели мы опробовать на работе. А у Пастухова было трое новых: Павлищев – вообще новый человек на заводе, как и у нас Сучков, и Герасимов с Бариновым – из монтажного цеха лебедок, им тоже надо было привыкать к нашей работе. Вот еще в чем главном дала нам фору бригада Вить-Витя! И то они успели вовремя смонтировать поворотную часть на тележку.