Мой Михаэль - Амос Оз

Накануне праздника Суккот я отправилась в парикмахерскую и срезала волосы. Мне сделали прическу «под мальчика». Михаэль сказал:

— Что в тебя вселилось, Хана? Не могу понять, что в тебя вселилось.

В подарок на день рождения моя мать прислала мне, посылку из кибуца Ноф Гарим, а в ней — две зеленые скатерти. На каждой из них мама вышила фиолетовый букет цикламенов. Нежнейшая вышивка.

Побывали мы в праздник и в зоопарке, где собраны животные, упоминаемые в Библии.

«Библейский зоопарк» всего лишь в пяти минута ходьбы от нашего дома, но это — совсем иной материк Зоопарк расположен в роще, на склоне каменистого холма. У подножия холма — пустынная земля. Русла пересыхающих речушек разбегаются замысловатыми петлями. Ветер царствует в кронах сосен. Я видела темных птиц, взмывающих в пустынную голубизну. Провожаю их взглядом. На миг рухнули все пространственные представления: казалось, что не птицы взлетают в небо, а я стремглав падаю, падаю камнем. И пожилой служитель коснулся моего плеча, как бы увещевая: «Сюда, моя госпожа, сюда».

Михаэль объяснял сыну разницу между животными; ведущими ночной и дневной образ жизни. Слова он употреблял ясные и четкие, почти без прилагательных. Яир задавал вопросы. Михаэль отвечал. Смысл я упустила, но не упустила голосов: ни голоса ветра, ни криков обезьян в вольерах. В ослепительном свете дня обезьяны были поглощены своими похотливыми играми. Видя это, я не смогла остаться равнодушной. Это вызвало во мне отвратительную радость, подобную той, что иногда охватывает меня, когда во сне я терплю унижения от чужих людей. Старый человек в сером пальто с поднятым воротником стоял у решетки обезьянника. Обеими худыми руками опирался он на резную трость. В летнем платье, молодая и стройная, я умышленно прохожу между ним и решеткой обезьянника. Человек этот все глядит да глядит, словно я — прозрачна, и случка обезьян открывается ему сквозь мою плоть. Куда вы смотрите, мой господин? А почему госпожа моя спрашивает? Он обижает меня, мой господин. Госпожа моя весьма чувствительна. Господин мой и впрямь собирается уезжать? Я еду домой, госпожа моя. Где же дом ваш, господин мой? Почему она допрашивает, нет у нее такого права. У меня — свое место, а у нее — свое. Какое ей дело? Кто я в глазах ее? Да простит мне господин мой. Я ошиблась, заподозрив вас в нечестных намерениях. Госпожа устала, она говорит сама с собой, я ни слова не понимаю, словно разговаривает больная женщина. Издалека доносится музыка, господин мой, это играет далекий оркестр? Я не могу сказать, что там — за деревьями, госпожа моя, трудно положиться на женщину, незнакомую и больную. Я слышу мелодию, мой господин. Это всё ухищрения, дочь моя, это лишь обезьяны вопят от удовольствия, это их гнусные голоса. Нет, я отказываюсь поверить господину, он вводит меня заблуждение. Процессия движется нынче там, за деревьями, среди домов, по улице Царей Израилевых. Там идет молодежь, идет и поет, там крепкие полицейские на горячих конях, там и военный оркестр в белоснежной форме с золотыми аксельбантами. Господин мой вводит меня в заблуждение, он намерен подвергнуть меня изоляции, пока я не стану совсем опустошенной. Я все еще никому не принадлежу и ни на кого не похожа, и не позволю господину моему соблазнить меня витийством.

Не худые ли серые волки, стуча своими мягкими лапами, все кружат у ограды клеток. Челюсти их угрозны, а носы влажны, в свалявшейся шерсти их — грязь и слюна. Они в нас, они касаются нас, нас обдают они своей пеной, сейчас, именно сейчас.

XXIX

Дни походят друга на друга. Близится осень. После полудня в окно с западной стороны хлещет солнце. Выписывает световые узоры на ковре, на обивке кресел. С каждым всплеском меняется кружево световых узоров в кронах деревьев, что стоят во дворе. Движение это нервное, запутанное. Листва фигового дерева вновь и вновь пылает каждый вечер. Голоса детей, играющих во дворе, — словно отзвук какой-то отдаленной первозданности. Грядет осень. Помню, когда я была девочкой, мой отец сказал однажды, что осенью люди становятся спокойнее и мудрее.

Быть спокойной и мудрой — какая скука.

Однажды вечером пришла к нам в дом Ярдена, подруга Михаэля еще со студенческих лет. Принесла она с собой бурную веселость. Учиться они начали с мужем вместе, и вот — трудолюбивый Михаэль вознесся высоко, а она, стыдно сказать, все еще топчется на месте с какой-то несчастной дипломной работой.

Крутобедрая, высокая Ярдена, в узкой, короткой юбке, и глаза у нее зеленые, а волосы — золотые, густые. Она пришла просить помощи у Михаэля: трудно ей написать работу Уже с первого дня ее знакомства с Михаэлем она распознала его мощный интеллект. Он должен спасти ее. Яир получил у нее ласкательную кличку «выродок», а меня она стала называть «милочкой». «Милочка, ты не станешь заводиться, если я украду твоего мужика на каких-то полчаса? Или он тут же объяснит мне суть Девиса, или я сброшусь с крыши. С ума сойти».

Говоря это, она прикоснулась к его волосам, будто он — ее собственность. Большой белой рукой она коснулась его волос. Пальцы ее с острыми ногтями украшены двумя огромными перстнями.

Я потемнела лицом. И тут же устыдилась. Я хотела ответить Ярдене в ее же духе:

— Возьми его. Даром. В подарок. Вместе с вашим Девисом впридачу.

— Милочка, — ответила Ярдена, и горькая усмешка пробежала по ее лицу, — не говори так, ведь потом сильно пожалеешь. Ты вовсе не выглядишь такой героиней, как пытаешься казаться.

Михаэль предпочел улыбнуться. В улыбке дрогнули кончики губ. Он раскурил трубку и пригласил Ярдену в свою рабочую комнату. Полчаса или более того просидели они у письменного стола. Голос его глубок и суров. Она же беспрерывно пытается подавить легкий смешок. И словно плывущими в облаках табачного дыма увиделись мне их головы, отливающая золотом и серая, когда вкатила я к ним в комнату столик на колесиках, чтобы угостить их кофе с печеньем.

— Милочка, — сказала Ярдена, — я надеюсь, ты не расстроилась, что я похитила у тебя молодого гения? На твоем месте я бы его ела живьем. Но ты, милочка, вовсе не кажешься мне обжорой. Нет, не стоит меня бояться. Я — собачка, которая много лает, но совсем не кусает. А теперь извини нас, чтобы мы могли вовремя закончить наши занятия, и я верну тебе твоего наивного умного козленка. Выродок этот, ваш парнишка, стоит себе там тихонько в сторонке, глядит на меня, как настоящий маленький мужчина. Взгляд у него, как у отца: робкий, н умненький. Убери от меня этого ребенка, пока я от него без ума не осталась.

Я ушла на кухню, где на окнах — голубые с цветами занавески. На балконе, примыкавшем к кухне, висело большое корыто. В этом корыте я стираю белье, пока не появится у нас стиральная машина — следующим летом, на перилах — вазон с увядшим цветком и закопченная керосиновая лампа. В Иерусалиме часты перебои с электричеством. «Зачем я срезала свои волосы?» — спрашиваю я себя дрожащими губами. Высока и победительна Ярдена и смех ее — теплый и раскатистый. Я иду готовить ужин.

Второпях я спускаюсь к зеленщику, выходцу из Персии Элиягу Мошия. Он уже собирался закрываться. Если бы я опоздала на две минуты, то уже не застала бы его. Так сказал зеленщик веселым голосом. Я купила помидоры, огурцы, петрушку, зеленый и красный перец. Зеленщик все смеялся надо мной, потому что в движениях моих — растерянность. Я схватила корзину двумя руками и побежала домой. На секунду я замерла в жуткой панике: нет ключа. Я забыла взять ключ.

Ну и что? Михаэль и гостья — дома. Дверь не заперта. Кроме того, у Каменицеров, наших соседей, оставлен ключ от нашей квартиры. На всякий непредвиденный случай.

Я зря торопилась. Ярдена уже была на лестнице, вновь и вновь прощаясь с моим мужем. Ее точеная нога стояла на решетчатых перилах. Смешанный запах духов и пота заполнил лестничную клетку. Это был приятный острый запах. Я задыхалась от бега, да и от пережитой паники. Ярдена сказала:

— За полчаса твой застенчивый муж решил полугодовую проблему. Я и не знаю, как благодарить. Вас обоих.

Сказала и вдруг протянула два своих холеных пальца, чтобы снять с моего подбородка то ли волос, то ли чешуйку кожи.

Михаэль снял очки. Спокойная улыбка осветила его лицо. Я вдруг схватила руку своего мужа и стояла, опираясь на нее. Ярдена засмеялась и ушла. Мы вошли в дом. Михаэль включил радио. Я приготовила салат из овощей.

Дожди пока припоздали. Жгучий холод заполонил город. Весь день горел у нас в квартире электрообогреватель. Вновь влажным покрывалом затянуты оконные стекла. Сын мой Яир пальчиком рисует узоры на стекле. Иногда я стою у него за спиной, гляжу на сплетение линий, не пытаясь расшифровать их.

Однажды в канун субботы Михаэль забрался по приставной лестнице, снял с антресолей зимнюю одежду и убрал туда летнюю. Мне опротивело все, что носила я в минувшем году. Мое платье с высокой линией талии теперь казалось мне совсем старушечьим.