Тамплиеры. Книга 1. Рыцарь Феникса - Юрий Сазонов

— Корабль захватили?

— Ты сам все увидишь, мальчик…

Де Вилье сорвал с пояса четки. Этот розарий из темных деревянных бусин храмовник привез со Святой Земли и очень им дорожил. Сейчас де Вилье дернул нить, и черные кругляши со стуком поскакали по дну шлюпки.

— Вот, — сказал приор, протягивая нитку Томасу. — Быстро привяжи свой амулет и надень на шею. Когда-то, не так давно, ты поклялся в верности мне и ордену. Пришло время исполнить клятву. Делай то, что я тебе говорю, и не задавай вопросов.

Закатное солнце вспыхнуло в глазах приора прощальным блеском, валясь за кромку скал.

— Де Шалон — бешеный пес, сорвавшийся с поводка, — выплюнул де Вилье. — Если его не остановить, он приведет орден к гибели. А ты — ты должен выжить. Ты несешь в себе сейчас самую великую тайну ордена. Используй ее с умом.

— Я не дам им убить вас, монсеньор! Вы должны спасти орден. Вы — наследник Жака де Моле по праву. Вы, а не я…

Де Вилье улыбнулся.

— И как же ты сможешь помешать им убить меня? Нет, мальчик, каждому свое. Я должен умереть. Ты — выжить и отомстить. А теперь вперед, они не будут ждать вечно.

Приор взялся за весла и с силой погрузил их в воду. Шлюпка стрелой помчалась к борту корабля.

Дальнейшее Томас помнил урывками. Черные просмоленные доски. Белое лицо Жака. Два темных, смердящих кровью пятна. Боль в желудке, холод в пальцах, сжимающих амулет. Бешеные и в то же время пустые глаза Гуго де Шалона, и внимательный взгляд сержанта Безансона. Походный алтарь, на нем высушенная человеческая голова — оскал желтых зубов, темная кожа, прядка побелевших от времени волос. Вопли гребца-раба. Двое тащат раба за руки и швыряют на колени перед алтарем и головой-идолом. Раб, совсем мальчишка, бьется и извивается, белки его глаз лихорадочно блестят. Кинжал в руке Гуго де Шалона. Удар. Вспоротое горло. Кровь, хлещущая на алтарь. Страх. В сердцах и в глазах, на губах и в горьком привкусе слюны, всюду страх.

Эта бешеная пляска чуть замедлилась, когда Гуго де Шалон подошел к нему. Томас и приор стояли у мачты в окружении взбунтовавшейся команды. Рядом тлел очаг, на очаге нагревались пыточные инструменты. По углям пробегали желто-алые язычки пламени. Томас знал, что пытать будут их, но страшно ему не было. Только мучительно стыдно. Стыдно за всех этих, утративших человеческий облик и променявших его на личину зверя.

Гуго де Шалон поднес к горлу Томаса кинжал в темной пленке свежей крови. Лезвие коснулось фигурки Феникса. Рука юноши рефлекторно метнулась вверх, накрывая амулет. Пальцы сжались.

— Так он все-таки позволил тебе взять ее, — раздумчиво проговорил де Шалон. — Где же остальные? Ты ведь скажешь нам, правда?

Спятивший тамплиер улыбался, но Томас видел не улыбку, а шакалий оскал и гримасу демона. Подавив желание плюнуть в лицо убийце, он спокойно ответил:

— Думаю, что вы ошибаетесь, сир.

Де Шалон, похоже, не ожидал такого. Вскинув голову, он уставился на приора.

— Ошибаюсь?

Слуга Бафомета шагнул вперед. Шакал в его душе визгливо смеялся. Демон выговаривал странные слова, складывающиеся в латинскую фразу. «Templi omnium hominum pacis abbas» — «Настоятель храма мира всех людей», механически перевел Томас[50]. Две пары глаз горели красным, то ли отражая полыхавший на западе закат, то ли светясь собственным адским огнем. Когтистая лапа метнулась, бросив приора на палубу. Тот не пытался сопротивляться. Он даже головы не поднял, и эта жертвенная покорность резанула Томаса больнее, чем все остальное. Если бы де Вилье дрался, если бы он погиб в бою со многими противниками, такую смерть еще можно было бы допустить. Но не это. Нет. Ни за что.

Томас хотел взяться за меч, но надо было сначала отпустить амулет — а пальцы одеревенели, сжавшись неразрывным кольцом вокруг серебристой фигурки Феникса. Ледяной металл впился в плоть, рука горела, в глазах плыло от ярости и от слез. Юноша ненавистно уставился в спину чудовищу. Де Шалон хотел убить приора, очень хотел, но рукой его двигали не отчаяние и не страх. В смерти де Вилье он видел некую выгоду…

«Думай быстрее!» — чуть ли не вслух прокричал Томас.

Но времени не оставалось. Убийца уже занес кинжал. И тогда юноша выпалил первое, что пришло на ум:

— Зачем ты рисовал карту тогда, в Альпах? Ты хотел, чтобы кто-то выследил нас?

Рука с кинжалом замерла. Тварь обернулась, и Томас с трудом подавил ликующий возглас: он попал! Ужас вскипел в душе де Шалона приливной волной. Слуга Бафомета испугался разоблачения.

— Ты хотел, чтобы кто-то последовал за нами, — поспешно, глотая слова, продолжал Томас. — Но не ищейки короля. Нет, потому что иначе во время битвы в лесу ты ударил бы нам в спину. Но ты сражался на нашей стороне — значит, хотел, чтобы мы выбрались из засады и приплыли на этот остров. Ты желал заполучить амулеты, но не для себя — иначе к чему карта? Что тебе обещали? Помилование? Деньги?

При слове «деньги» страх де Шалона снова начал расти, и Томас выкрикнул уже уверенней.

— Тебе заплатили! Клянусь, ты не стал бы довольствоваться обещаниями. Кто же подкупил тебя? Гийом де Ногарэ? А может, тот человек в маске, который свел с ума великого магистра?

И снова Томас попал! Однако де Шалон не собирался молча выслушивать обвинения. Оттолкнув матросов, он подскочил к Томасу и ухватил юношу за ворот рубахи.

— Докажи, — прохрипел де Шалон. — Докажи, щенок, что твои слова значат больше, чем лай дворового пса. Докажи, что я, Гуго де Шалон, рыцарь ордена Храма, взял деньги у безбожника — иначе отправишься на тот свет еще прежде своего родственника.

Томас, полузадушенный, отчаянно оглянулся. Как доказать? Как узнать, где предатель спрятал кровавые деньги? Иуда хотел зарыть тридцать серебряников под осиной, но повис на ней сам… Лихорадочно мечущийся взгляд Томаса столкнулся со взглядом стоявшего на коленях приора. Де Вилье, чуть скривив губы в улыбке, кивнул, указывая на убийцу. Ну конечно же…

— Обыщите его! — выпалил Томас. — Он не мог оставить деньги на берегу. У него не было времени, чтобы их спрятать. И он боялся, что мы не вернемся… клянусь, то, что он получил, еще при нем!

Страх, страх, переходящий в животный ужас. Де Шалон выпустил Томаса и отшатнулся. К предателю протянулись десятки рук. Толпа, злая и доведенная до отчаяния, готова была наброситься на любую жертву.

Вот вырвавшийся вперед капитан вцепился в котту де Шалона. Раздался треск ткани. Чья-то пятерня уже лезла рыцарю за пазуху. Тот ревел и размахивал кулаками, пытаясь отбросить осатаневших матросов. Томас перевел дух и метнулся к связанному приору. Даже если он не прав, у них есть какое-то время. В этой свалке никто не заметит их бегства.

Сзади раздался торжествующий крик. Томас невольно обернулся. Всклокоченный матрос размахивал кожаным кошельком. Тесемка лопнула, и по палубе застучали камни, красные, как кровь убитого раба… Рубины. Конечно же, серебро и даже золото слишком объемны и увесисты. Де Шалон позаботился о том, чтобы предательство обеспечило ему безбедную жизнь в любом уголке мира… но просчитался. Ревущая толпа сомкнулась над рыцарем. Тот завизжал, неожиданно тонко и пронзительно, как свинья под ножом мясника. Капитан и матросы рвали де Шалона на части живьем. Томас отвернулся и поспешил к приору. Упал на колени рядом с ним, вытащил кинжал, перерезал веревку.

— Вот глупец! — сказал храмовник и вскочил с завидной бодростью, словно и не собирался только что подставить горло под нож.

— Чего ты добился? — хмыкнул он, разминая запястья. — Теперь убьют нас обоих.

— Пока они слишком заняты тем, что убивают своего вожака.

Из-за спины доносились звуки ударов и мерзкое влажное хлюпанье. Какая-то тень проскакала на четвереньках у Томаса и приора под ногами — моряк пытался собрать рассыпавшиеся камни. Юноша оглянулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как темный, ворочающийся на палубе клубок человеческих тел распался. Невероятным усилием Гуго де Шалон вырвался из рук своих убийц и, пошатываясь, побежал к корме, где столпились арбалетчики. Оттуда засвистели стрелы. Раздались крики и дикий рев. Кто-то спешил убраться с дороги, кто-то падал с пробитым горлом. Двое матросов прыгнули на плечи де Шалону, и вся эта многорукая, многоногая, орущая фигура с плеском обрушилась в море.

Де Вилье схватил племянника за локоть и поволок к борту, протискиваясь между банками.

— Если повезет, — скороговоркой бормотал он, — сумеем заплыть в пещеру и не задохнуться, пока не доберемся до хода на поверхность. Нас будут искать, но остров не так уж мал…

Больше он сказать ничего не успел, потому что раздался свист и удар. Храмовник пошатнулся и начал медленно заваливаться вперед. Из-под лопатки его торчал арбалетный болт. Томас вскрикнул, пытаясь удержать дядю, но тяжелое тело перевалилось через борт, ударилось о постицу[51] и исчезло под днищем судна. Юноша схватился за фальшборт, чтобы прыгнуть следом, и тут второй болт с убийственной меткостью пригвоздил ладонь беглеца к деревянной доске.