Тринадцатый Император. Часть 1 - Никита Сомов

Это убеждение сохранялось лишь первые минуты моего разговора с митрополитом. Мягко, иносказательно, чередуя вполне светскую беседу с библейскими притчами, владыка объяснил мне, как сильно я ошибался. Церковь, а более конкретно её иерархи, были совершенно не настроены что-либо кардинально менять. Их совершенно устраивало положение дел, при котором Церковь была подчинена государству. Государство защищало, кормило, избавляло от ответственности, требуя самую малость – поддерживать авторитет власти среди паствы. Причём требовало чисто формально и беззубо.

Исключения составляли лишь единицы – митрополит Московский и Коломенский Филарет, епископ Смоленский Иоанн, архиепископ Филарет Черниговский и ещё несколько иерархов, которые за свои убеждения были практически отлучены от руководства Церковью, и лишь благодаря весьма весомому духовному авторитету не лишились своих санов.

После разговора с владыкой, я по-новому взглянул на те проблемы, которые возникали на пути моих начинаний. И, как ни странно, они были теми же самыми, что и внутрицерковные дела. Чиновники от власти и иерархи от церкви были схожи словно братья-близнецы. Они не хотели ничего менять. Они не хотели нести никакой ответственности. Они хотели лишь больше прав, больше привилегий, больше денег и титулов. В стройные чиновные ряды как в песок уходили любые благие начинания, любые свежие идеи. И тут я невольно вспомнил о графе Блудове…

-Ааа-пчхи! – могучий чих прервал беседу двух представительных господ, случайно встретившихся и завязавших беседу в буфете Большого Каменного Театра.

В театре с большим успехом шла опера Верди 'La forza del destino'. Несмотря на то, что премьера прошла уже два месяца назад, эта театральная постановка по-прежнему неизменно собирала аншлаг. Вероятно причиной тому была глубокая светскость сего мероприятия. Прибыв в здание театра в самых модных парижских платьях и английских фраках, увешанные драгоценностями, страусиными перьями и прочими статусными побрякушками, благородные господа и дамы демонстрировали высокому светскому обществу столицы своё благополучие. Конечно, во время просмотра оперы зрители зевали, деликатно прикрывая лицо перчатками и веерами, щипали себя дабы не заснуть в ожидании антракта. Но всё это не имело значение, ведь выбравшись в буфет все они как один признавали «что представление было хорошо. Тамберлик, Грациани, m-me Nantier и m-me Barbot очень старались». В антракте собравшиеся отдавали дань закускам и шампанскому, обсуждали светские сплетни и биржевые новости. Женщины щеголяли меж собой туалетами, пригубливая из изящных фужеров марочные вина, мужчины курили, лениво обсуждаю политику и изредка делая дамам витиеватые комплименты.

– Будьте здоровы, дорогой Дмитрий Николаевич, – традиционно пожелал собеседнику невысокий, румяный, налитый сытостью, мужчина лет тридцати. Модный красный фрак и узкие штаны лишь подчёркивали его природную красноту лица, и объёмность тела.

– Благодарю, Пётр Данилович, – откашлявшись, поблагодарил Блудов, вытирая лицо шёлковым платком.

– Видимо вспоминает Вас кто-то. Может быть даже сам Государь! – улыбаясь, попытался пошутить колобок. Он, Пётр Данилович Красновский, будучи не слишком родовитым и вылезший в высшее общество лишь благодаря обширным латифундиям на юге Империи и крупному состоянию, считал за большую удачу, что всемогущий глава Канцелярии удостоил его беседой.

– Типун вам на язык, Пётр Данилович, – замахал руками граф. – Я был бы счастлив, если бы был оставлен без Высочайшего внимания хотя бы сегодня. Признаюсь вам честно, – на этих словах он придвинулся к собеседнику ближе и перешёл на шепот, – Его Императорскому Величеству грезятся лавры его великого предка – Петра Алексеевича.

– Да неужто, – по-бабьи всплеснул руками Красновский, заговорчески снижая голос и улыбаясь, – считаете, нам следует таки ждать реформ? Или новый государь воспримет наставления Петра Великого буквально и начнёт брить бороды, подобно своему пращуру?

– Если бы, если бы, уважаемый Пётр Данилович! – яростно прошептал Блудов, наклоняясь ещё ближе, – у государя странные и подчас нелепые планы, но он не желает ни с кем их обсуждать и требует их немедленно воплощения. Мыслимое ли дело – Николай Александрович на рождество планирует раскрепостить всех крестьян без выкупа!

Улыбка моментально сползла с лица Красновского. То, что он воспринял как забавную новость и шутку, перестало казаться таковой.

– Всех крестьян? В том числе и помещичьих? – уточнил он, – Выкупные платежи отменят и для них?

– Пока нет, – ответил, помолчав, граф, – но вы ведь умный человек и понимаете, что начнётся после освобождения государственных и удельных крестьян без выкупа.

Красновский кивнул. Несмотря на комичную внешность, вызванную желанием быть принятым в высшее общество и следование потому последней французской моде, он отнюдь не был дураком. Освобождение значительной доли крестьян без выкупа означало немедленно начало бунтов среди помещичьих крестьян. Среди них и так давно ходили слухи, что дворяне подменили истинный указ царя на поддельный и только потому им навязали непосильные выкупы за землю и совсем не дали воли. А если сейчас начнётся раскрепощение на государевых землях без выкупа… Петра Даниловича передернуло. На его землях жило без малого сотня тысяч крестьянских душ и он отчётливо представлял себе что начнётся после царского указа.

– И это ещё не всё, – вырвал его из размышлений голос Блудова. – Только вчера я читал проект нового указа. С нового года вывоз более сотни рублей, либо ценностей ценой их превышающих, за границу будет для русских путешественников воспрещён. Более того, для выезда будет требоваться разрешение от Министерства Внутренних Дел.

– А как же Ницца, Баден? – растеряно спросил Красновский, не в силах поверить в ужасную новость.

– А так, дорогой Пётр Данилович, можете теперь забыть о просвещённой Европе, – мрачно ответил Блудов, подхватывая фужер с шампанским у услужливого официанта.

– Нет, это решительно нельзя так оставить, – раздражённо воскликнул Красновский, рубанув воздух рукой. – Не знаю, кто внушает государю столь опасные и вредные мысли, но их воплощение неизбежно ведёт к краху России. Именно мы, дворяне, – разглагольствовал он в полный голос, не обращая внимания собравшихся, – есть верная опора трону. Лишь мы поддерживаем порядок и спокойствие в Империи. На кого нас хотят поменять – на грязных крестьян?! На этих лапотников? Невежественных, грязных, отвратительных… Мы не потерпим подобных притеснений! Мы немедленно потребуем от Императора оставления посягательств на наши исконные права и свободы! Мы…

Его пламенную речь прервал звонок, извещающий о начале третьей части оперы.

– Пойдёмте, Пётр Данилович, пойдёмте, – подхватил под локоть Красновского Блудов, подталкивая его к выходу в зал. – Опера начинается. А наш разговор мы сегодня продолжим. Как раз после представления я приглашен в один закрытый клуб, где собираются люди, весьма озабоченные судьбами России. Я с удовольствием возьму вас с собой, уверен, вы найдёте там наших с вами единомышленников. А сейчас вернёмся в зал.

Всё ещё полыхающий жаром в начале речи Блудова Красновский успокоился и кивнул. Да, такое положение дел невозможно просто так оставить, но и в одиночку ничего не добиться. Если сам граф Блудов называет его единомышленником и приглашает в закрытый клуб… Значит есть силы, способные препятствовать тем безумным и вредоносным реформам, что по словам графа, планирует новый государь. От этих мыслей Петру Даниловичу стало спокойнее и он с лёгким сердцем последовал вместе с Дмитрием Николаевичем в оперный зал.

В зале на третьем этаже Зимнего Дворца, непосредственно примыкающего к рабочему кабинету Его императорского Величества Николая II было традиционно людно. Распорядок дня государя стал настолько плотен, что приёмы и аудиенции следовали буквально непрерывным потоком, начиная с раннего утра и до поздней ночи. В связи с этим в приёмном зале, как стали его называть, были поставлены несколько кресел и диванов для ожидающих, принесённые с других этажей. Так же чиновничьей братией был организован неприметный буфет с безалкогольными напитками и легкими закусками, для желающих подкрепить свои силы, подорванные долгим ожидание. Занять время можно было так же за чтением номеров свежей российской и европейской прессы, ежедневно оставляемых во дворец.

Сегодня приёмный зал буквально гудел от слухов. Обсуждались только что состоявшиеся отставки нескольких министров и кандидатуры их возможных приемников. Так же, вполголоса, среди присутствующих то тут, то там вспыхивали обсуждения причин этих кадровых решений и вскользь выражалось сомнение в их разумности.

– Да самодурство это, самодурство! – яростным нашептывал собравшимся в небольшой кружок вокруг него членам кабинета министр иностранных дел, князь Александр Михайлович Горчаков.– Не с той ноги встал наш пострелёнок – вот и подвернулись ему под руку несчастные Александр Алексеевич и Александр Васильевич.