Заколдованная - Элизабет Лоуэлл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Между нами нет места для боязни.
Вместо теплого дыхания Дункана Эмбер ощутила на своих губах его горячие губы. Он почувствовал ее колебание.
Вслед за тем он ощутил, что ее губы стали более податливыми и что она позволяет поцеловать себя. Его сердце забилось сильнее, а огонь проник во все уголки тела.
Однако Дункан всего лишь чуть крепче прижал свои губы к ее губам Этого едва хватило, чтобы немного приоткрыть губы Эмбер и мимолетно провести по ним кончиком языка изнутри, но было вполне достаточно, чтобы исторгнуть у нее судорожный вздох и заставить ее еще больше открыться навстречу нежному поцелую. И опять он, осторожно касаясь, провел кончиком языка по ее губам.
— Дункан, — прошептала Эмбер. — Ты. Ты. Его язык скользнул еще глубже.
Это движение прервало и речь, и само дыхание Эмбер. Эта ласка, легко коснувшаяся чувствительной внутренней поверхности ее губ, была нежна, как скольжение крылышка мотылька. Если бы Эмбер в тот момент не прикасалась к Дункану, то подумала бы, что он и сам нежен, словно мотылек.
Но она прикасалась к нему. Она ощущала жар от сдерживаемого им пламени желания. Контраст между тем, что он делал, и тем, что с такой силой чувствовал, должен был испугать ее.
Вместо этого он обманул ее так, как не Смогла бы обмануть никакая ласка.
— И правда — я в безопасности, когда с тобой, — прошептала Эмбер.
— Всегда, моя золотая колдунья. Скорее я отсеку себе правую руку, чем причиню тебе зло.
Когда обнимавшие ее стан руки Дункана отпустили ее, Эмбер даже не попыталась отстраниться. Он приподнял ее и усадил к себе на колени, и это неторопливее движение тоже было само по себе лаской, говорившей ей, что он откровенно наслаждается ощущением ее теплой тяжести, лежащей у него на коленях.
— Расстегни на мне плащ и сунь руки внутрь, — тихо попросил Дункан.
Эмбер заколебалась.
— Разве ты не хочешь согреться моим теплом? — спросил он.
— Я боюсь.
Дункан опустил ресницы. Пронизавшая его печаль заставила Эмбер тихо вскрикнуть.
— Ты не доверяешь мне, — сказал он — Чем я обидел тебя в прошлом, что ты так боишься меня сейчас? Взял тебя силой?
— Нет, — прошептала она.
И повторила это шепотом снова и снова, раздираемая его неуверенностью и горечью, мучимая нанесенной его достоинству раной — ведь она не поверила его слову, что с ним ей нечего опасаться.
Ей было невыносимо причинять ему такую боль.
Без всякой просьбы руки Эмбер сами собой скользнули к Дункану под плащ. Торопливо, уже не таясь, они прокладывали себе путь между складками одежды, пока снова не ощутили живое тепло его обнаженной кожи. Эта небольшая победа исторгла у нее негромкий вскрик, родившийся в глубине горла.
В изумлении смотрел Дункан на закрытые глаза и напряженные черты лица Эмбер, пока она пробовала на ощупь его тело. Поняв, что одно лишь прикосновение к его обнаженной коже дает ей такое острое наслаждение, он был одновременно и потрясен, и чрезвычайно возбужден.
— Эмбер?
— Да, — прошептала она. — Я боюсь себя, а не тебя. Она склонила голову Дункану на грудь, так что ее дыхание овевало то место, которое гладили ее пальцы.
— Себя, не тебя…
Ее шепот слился с горячим прикосновением ее губ к горлу Дункана. Его словно пронзило струей жидкого огня. Ощущение от языка Эмбер, ласкающего его кожу, было таким неожиданным и восхитительным, что он застонал.
— Каждое прикосновение к тебе, даже самое легкое… — послышался шепот Эмбер.
Ее язык касался Дункана так легко и нежно, словно это был язычок котенка. В ответ на ласку его тело напряглось, как туго натянутая тетива.
— Видишь? — шепнула она. — Я прикасаюсь к тебе, и ты весь горишь. Я чувствую твой жар и загораюсь от него Потом опять прикасаюсь к тебе, и пламя взмывает еще выше.
— Клянусь святой кровью Господней, — хрипло сказал Дункан, поняв наконец источник страха Эмбер. — Ты хочешь меня так же сильно, как я хочу тебя.
В ее улыбке был привкус горечи. Она порывисто вздохнула.
— Нет, Дункан. Я хочу тебя больше. Во мне сливаются оба желания — твое и мое.
— Поэтому ты и боишься?
— Да. Меня страшит… это.
Эмбер снова коснулась кончиком языка шеи Дункана, наслаждаясь вкусом и теплом его тела, гладкостью кожи, но больше всего быстрыми, сильными толчками его крови, ощущавшимися совсем близко, сразу под кожей.
— Не бойся этого. — Низкий голос Дункана звучал почти резко. — Страсть подобная этой — Божий дар.
Эмбер грустно засмеялась.
— Так ли это? Такой ли это дар — видеть рай издалека и знать, что вход туда тебе заказан?
Одна рука Дункана скользнула к Эмбер под капюшон. Его пальцы проникли в слабо заплетенные волосы, и несколько прядок попало к ним в плен. Постепенно ему удалось повернуть ее голову так, что он смог заглянуть в ее золотистые глаза.
— Мы можем вкусить блаженство рая, не нарушив его коралловых врат, — сказал Дункан.
— Разве это возможно?
— Да.
— А как?
— Следуй за мной. Я покажу тебе.
Дункан преодолел то ничтожное расстояние, которое разделяло их губы. Губы Эмбер открылись, пропуская его язык. Она снова испытала уже знакомое восхитительное ощущение, когда его кончик быстро скользнул по внутренней поверхности ее губ.
Потом касание его языка стало жестче, настойчивее; он ощупывал уголки рта и края губ, стремясь проникнуть в теплую темноту, лежавшую чуть дальше предела досягаемости.
— Что ты хочешь… — начала Эмбер.
Но закончить вопрос она так и не успела, потому что его язык проскользнул у нее между зубами, похитил ее слова и оставил взамен огонь.
От этого ритмичного скольжения, отступления и возвращения его языка огонь внезапно полыхнул у нее по всему телу. Но рожденный им жар, не успев разгореться в полную силу, почти сразу же угас, ибо упругое, возбуждающее тепло его языка куда-то исчезло.
Еле слышный вскрик, вырвавшийся из горла Эмбер, подействовал на Дункана, будто удар бича. Ищущее встречное движение ее языка отозвалось вспышкой чистого пламени у него в паху. Он засмеялся низким смехом, идущим из глубины его груди, и еще крепче сжал Эмбер в объятиях, притянув ее еще ближе к той части своего тела, что пылала жарче всего.
— Не это ли ты ищешь? — спросил Дункан.
Его язык прорвался .между зубами Эмбер, когда он крепко прижал ее бедра к своим. В ответ она так жадно потянулась к нему, что у него закружилась голова. С тихим стоном она еще теснее припала к горячим источникам наслаждения на его теле. Когда он попробовал подвинуться, чтобы притушить разгоравшееся между ними жаркое пламя, то ее руки обвились вокруг его шеи, а ее язык устремился навстречу его языку в чувственном поединке, в котором не могло быть побежденных.