Тайна «Нереиды» - Марианна Алферова

— Отпусти ее, — приказал Элий. — Мы договорились обо всем заранее.

— О чем договорились, Цезарь? — не понял молодой вигил. Он робел перед Цезарем и изо всех сил старался это скрыть.

— Что она сделает вид, будто нападает на меня, а я отобьюсь голыми руками. Зрители любят подобные представления.

Клодия в изумлении глядела на Элия.

— Это правда? — спросил ее вигил, и Клодия после долгой паузы кивнула. — Все равно я не могу ее отпустить. С этим должен разобраться суд.

— Позови центуриона, — приказал Элий. Молодой вигил подозрительно покосился на Клодию.

— Не бойся, она никуда не убежит.

— Зачем ты солгал? — спросила гладиаторша, едва вигил вышел.

— Я не солгал. Ты не хотела меня убить, — сказал Элий.

— «Чистым все кажется чистым», — фыркнула Клодия.

— Клодия, если бы ты в самом деле хотела этого, ты бы не промахнулась. Повторяю: я не солгал. Договор был. Мы заключили его в гладиаторской центурии, когда вместе исполняли чужие желания. Мы дали клятву, что не будем пытаться убить друг друга намеренно. Разве ты не помнишь этого? Ты не могла нарушить клятву.

Она вздохнула.

— Что правда, то правда… Я не хотела тебя убивать. Я как будто с ума сошла… Постоянно слышу голоса…

— Объясни, в чем дело.

— Не знаю. Мерещится, что кто-то со мной разговаривает. И эти сны. Будто я живу другой жизнью. Просыпаюсь и не могу понять, где явь, где сон. Иногда и днем, стоит закрыть глаза, и я уже не здесь… И в той жизни я была… Но я не о том… Ничего поделать с собой не могу. Я и сражаться уже не могу…

— Клодия, помни об одном: мы всегда были друзьями.

— И ты не предашь меня в руки вигилов. Цезарь?

— Нет.

Вернулся вигил в сопровождении центуриона. Тот недовольно посмотрел на гладиаторшу, потом на Элия.

— Ты оставил подозреваемую в обществе Цезаря? — спросил центурион.

Элий не дал вигилу ответить:

— Вышло недоразумение. Мы пытались развлечь зрителей. Но все получилось слишком натурально. Я бывший гладиатор. Лицедейство у меня в крови.

Центурион повернулся к вигилу.

— Освободи Клодию Галл. Я не могу не верить словам Цезаря.

Молодой вигил снял с Клодии наручники. Она демонстративно принялась растирать запястья.

— Не знаю, зачем ты это сделал. Цезарь, — сказал центурион, — но сделал это зря. Забавлять зрителей не входит в твои обязанности.

Глава 15

Игры гения Аквилеи

«Покушение на Цезаря вчера на арене амфитеатра Аквилеи оказалось розыгрышем Клодии Галл. Как видно, Цезарь ищет дешевой популярности. Сделавшись наследником императора, он все еще мыслит как гладиатор и действует как гладиатор».

С некоторых пор Макций Проб постоянно беседовал со своим гением. Еще до рассвета тот являлся в спальню, как в давние времена клиента салютации, усаживался в кресло и начинал разглагольствовать. Макция давно уже мучила бессонница, и эти посещения и длинные разговоры его не раздражали. Ему казалось порой, что разговаривает он сам с собою, и странный гость ему только мерещится. Но гость был вполне материален, гению надо пить и есть, и где-то спать. Старый Макций не мог выгнать своего двойника на улицу — бывший гений сделался его клиентом. И гении его секретарей, охранников и слуг — тоже. У каждого был свой двойник. Порой нельзя было разобрать, кто есть кто, и это весьма забавляло хозяина и вносило милую путаницу в домашнее однообразное существование.

Вот и сегодня гений до рассвета уже сидел в кресле и рассуждал, глядя в окно и ожидая, когда же начнет светать.

— Старикам сейчас хорошо… а молодым плохо… Молодые, они потеряли гениев, еще. не уяснив, что к чему. Мы все время были вместе — ты и я. Годам к сорока человек начинает думать почти точно так же, как его гений, если, разумеется, они не рассорятся, как это случилось с Элием и его опекуном. Один начинает мысль — другой ее подхватывает. Так супруги, которые живут в согласии, говорят одновременно одни и те же фразы. И вот мы расстались. Но ты продолжаешь думать точно так же, как я. Признайся, сейчас тебе кажется, что я читаю твои мысли.

— Слово в слово.

— Вот видишь. А молодые? Они как чистая бумага. Им только кажется, что они сами делают записи. На самом деле за них пишут родители, друзья, кумиры и гении. И тут… гении исчезают. Молодые строчат на чистых страницах, что кому заблагорассудится. Строчат и приходят в восторг от написанного. Не понимая, что это галиматья. Надо бы гениям их опекать. Ведь мы здесь, пока здесь. Порой ближе, чем раньше. Так в чем же дело?

Да, в чем? Макций и сам не знал, что разделило гениев и людей.

— Надо создать советы из гениев… — шептал бывший опекун. — Мы будем помогать вам в сложных вопросах.

— Я то же самое хотел предложить сенату… До рассвета еще далеко, непроглядная тьма за окном. А беседа все длится и длится. И каждая фраза гения звучит эхом собственных мыслей.

Элий в эту ночь почти не спал. Вечером лег в постель. И даже прикрыл глаза. Но заснуть мог лишь на минуту — неясные дальние звуки тревожили его и прогоняли сон. Элий встал и вышел в атрий. Мраморная Психея держала матовый светильник в руке. Эрот, на полголовы ниже своей возлюбленной, обнимал ее за талию. Элий расхаживал по атрию. Тревога все возрастала…

И вот уже наяву Цезарь услышал шум — еще вдалеке — отдаленный гул моторов. Ночной город тревожно вздрагивал от этих звуков. Рокот нарастал, накатывал морским прибоем. Ночную тьму прорезали огни фар, и к резиденции Цезаря подкатывали одно за другим роскошные авто. Преторианцы, заранее предупрежденные, пропускали ночных гостей. Квинт вошел в атрий. А за ним — гладиаторы. Вся центурия в полном составе. Знакомые лица: Авреол, Красавчик, Кусака… Клодии нет. Но Элий и не ожидал увидеть Клодию.

— Ни одно клеймо не сгорело на алтаре, — сказал Красавчик за всех. — Что ж такое получается? А? Неужто завтра ни одно желание не исполнится?!

— А ты не догадывался, что так и будет?

Красавчик пожал плечами.

— Мое дело сражаться… Но за такие фокусы надо убивать. — Он не уточнил — кого.

— Всемогущие боги нас больше не слышат! — Авреол патетически вскинул руки. — Гибель грозит дивнослаженной мира громаде![31] Утром все мы проснемся в новом неведомом мире. Что мы скажем людям?

— Скажем, что лавочка закрылась, — неожиданно встрял в разговор Квинт.

Однако, встретившись глазами с Цезарем, поспешно ретировался за мраморный светильник.

— Зачем тогда игры? — спросил Кусака. «А зачем тогда мы?» — спросил кто-то. Или только подумал? А Цезарь угадал.

«А Рим зачем?» — ответил Элий так же мысленно. И такая тоска его охватила, такая пустота под ребрами…

— Надо ехать к Руфину, — предложил Красавчик.

— Выслушаем, что скажет Цезарь. Он — бывший гладиатор, — возразил Красавчик.

— Императорский совет принял решение выплатить страховку и денежные премии, — голос Элия звучал глухо. — Этот вопрос был решен заранее.

Тишина. Такая тишина, что закладывает уши. Даже дыхания не слышно.

— Моя мать умирает… я хотел взять клеймо… — донесся сзади, от самых дверей молодой растерянный голос.

— И все?.. Цезарь, это все?! — Красавчик растерянно обвел взглядом товарищей. Все отворачивались, прятали глаза. — Мир, получается, рухнул…

— А что еще могут сделать люди, когда боги отказываются им помогать? — зачем-то выкрикнул Квинт, высунувшись из-под локотка мраморной Психеи.

Элий молчал.

«Исполни желания, мой гладиатор! Сначала — хорошие, дурные — потом…»

Клодия поднялась на деревянный помост таверны, отобрала у барда испанскую кифару и, ударив по струнам, пропела вновь куплет. Желания ей мнились псами, бегущими по следу. Они разрывали людей на куски — буквально.

— Кто-нибудь что-нибудь понимает? Я лично нет. — Она вернула барду кифару и сошла в зал. Запоздалая, сильно пьяная публика аплодировала ей с жаром.

Клодия похлопала в ответ.

— Прошу всех завтра на арену. Вместо меня. А я… удаляюсь… Прощальный визит… последний бой… Я возвращаюсь в Рим, к моим друзьям, им так грустно без меня… — Она всхлипнула и смахнула ладонью пьяную слезу.

— Мой кот! Кто видел моего котика? — жалобно закричал толстенький человечек в коротенькой ночной тунике, протискиваясь среди посетителей. — Его похитили… двое мальчишек… двое противных мальчишек… Вот след… — Человек опустился на колени на истертый мозаичный пол. — Видите! Кровь и платина… след… я вижу… мой котик… мой гений…

Хозяин, привыкший к этому спектаклю, поставил перед толстяком миску с молоком. Человек вылакал молоко, вылизал миску. Потом лизнул запястье и принялся «умываться» за ухом, как сытый кот. Посетители смотрели на человека, переговаривались, шутили. Многие находили спектакль забавным. «Умывшись», человек улегся в углу на коврик, свернулся клубком и заурчал, как положено урчать коту после обеда.