Повесть дохронных лет - Владимир Иванович Партолин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, это без сомнений. Мы, девчонки, так её и зовём. За глаза, конечно, — вставила Катька.
— После школы через каждые десять минут звонят, — продолжал Салават, — я спрошу кто, а в сотофон только дышат, дышат. В догадках весь извёлся: не Мальвина ли? Нет — узнаю по дыханию, что Марго. Ведь можно было тогда самому всё понять! А я, болван, на седьмом небе себя почувствовал, когда ты, Клёпа, на другой день показала мне кружок из пальцев, «окей»… Свахой вот предложил стать…
— Салаватик, а давай оставим всё как есть.
Батый повернулся на Катькин робкий голос и, начав, было, сердитым голосом «Опять Салаватик!», осёкся. Постоял ещё и — не сел — шлёпнулся на коврик.
— Оставить, как есть?
— Послушай меня, — свела сестра ноги и подпёрла коленками подбородок, тёрла ладошкой об ладошку и говорила с всё растущей уверенностью, — о том, что ты влюблён в Мальвину, кто знает, Франц да я. Разумеется, ты сам — если только не очередное это твоё увлечение, на месяц-два. Я, звонила, всем говорила, что предмет твоего обожания — ой, как все изумлялись! — Марго. Машка — это родовое имя Мальвины, если ты не помнишь, — по горам сейчас бегает, ничего не знает. Да и вообще — она не в счёт, боком. Завтра ты подтвердишь Будённому мои полномочия свахи, и я примусь за обязанности устройства твоей любви… к Марго. А ты — люби себе на здоровье, хоть Машку, хоть кого из трёх мушкетёров, хоть Котовского, или того же Будённого.
Батый, подвесив руку в намерении отмахнуться, застыл. Катька же, забралась в кресло, развалилась в нём вольготно и продолжала:
— Ей мы на первое время ничего не скажем: она…
— Стоп! — вырвалось у меня. Я остановил сестру. — «Ей», это кому? «Она» — это кто? Ленка Жёлудь, Глашка Волошина, Изабелла Баба, Мальвина-Машка, подружка твоя? Не уточнишь, так завернёт, что Мальвина потом действительно окажется «не в счёт», даже не боком, и тебе, Батый, ничего не останется как жениться-таки на Марго, — пояснил я Салавату.
— Мальвина. Подружка моя, Машка, конечно. Из тебя, братик, отменный начальник отдела кадров выйдет, на худой конец, бухгалтер. Машка — малолетка, у неё ещё ветер в голове. Цветаева, вышивание мулине, да степ. Подрастёт, всё в головушке поутрясётся, и ты ей, Батый, другое послание напишешь. Сейчас же будешь хранить верность Марго, а значит, и Мальвине. Ты знаешь, как она оценит это потом. Кстати, писать на двери класса «Сало» — её идея. Мне давно казалось, ты ей нравишься, но не признавалась мне. Живут Сумарковы небогато. Отец — простой подрывник льдин и айсбергов, поэтому ты для Мальвины жених завидный. Твой родитель тебе, мне кажется, в качестве свадебного подарка «тачанку» подкатит. Эх, и налопаемся же «Жеребого кумыса»! Подружки и дружки в предвкушении за обязанности свои ретиво возьмутся. Сделаем, Салаватик? Э-эх, сделаем!
Катька отщипнула от «каши», показала нам «гузку», облизала пальчики и навесила ногу на ногу. Её несло: говорила совсем как взрослая баба. Былого испуга у неё, каракатицы в кресле, уже не было ни в одном глазу. Неужели это та Катька, которая минутой раньше от страха чуть в торт не угодила, восхищался я сестрой.
Салават медленно вставал на корточки, он внимал каждому Катькиному слову.
— И потом… ты, и сейчас красавец, а мужчиной станешь, будешь хоть куда. И знаешь, ты себе искусственное ухо вместо наушника не делай — ты с наушником, кроме того, что… красивый, мужественным выглядишь, — распоясалась в «бабу рязанскую» Катька. Другого определения сестре, видя с каким апломбом себя вела, я дать не мог. — А Марго я полностью беру на себя. Свидания у тебя с ней будут нечастыми и непродолжительными. Встречаться будете раз в две недели. За ручки подержитесь, ты ей стишки Есенина почитаешь, она тебе про тараканов с клопами расскажет — и по домам. Досыпать вживую… Подружек и дружков много набирать не буду, с пяток-десяток, так что, тебе не сильно накладно будет. Марго остепенится — оставит Машку в покое. Знаете, уже сегодня за майского жука, контуженного бюстом Бактерии и раздавленного Квартальным, она ей ничего не сделала. Потрепала по чёлке и даже улыбнулась. Любовь — большая, я скажу вам, сила… Всё же Машка опасается, ночью Пульхерия ей в постель гусениц напустит, но если ты сейчас позвонишь Будённому и она зарегистрирует меня свахой, этого не случится… А, Салаватик-жан?
Салават — от Батыя у него уже ничего не оставалось, разве что серьга в ухе, перстни-печатки на пальцах, да багровая родимая отметина не темени — тем временем встал на корточки. И… утерял балансировку. Попятился и сел… в хомут «сотый», что выпал из шкафа. Уселся, будто на сидушку унитаза. На Катьку смотрел обалдело, и не отвечал, со стороны казался придурком на горшке, неспособным разобраться в её доводах.
— Ну, во-о-т, — продолжала Катька, так и не дождавшись согласия Салавата на её немедленное назначение свахой, — дальше проще. В очередное прошение Марго утвердить ей позывной «Кастро» купцы проголосуют «за» — Фра это обеспечит. Сбудется ведьмина мечта — оставит сестру в покое. Пройдёт тройка лет, Машку просквозит, остынет к мулине и степу и ты ей признаешься в любви. Трагикомедия будет ещё та… А прежде я за эту тройку лет подготовлю почву: на дискотеках начну повальное украшение волос пацанов петушиными перьями. Кстати, к этому времени подружек и дружков понадобится больше двух десятков, не меньше. Мы, девчонки, пиво с орешками не любим — «кумысом» угощать будешь. Опетушим всех из нашей школы и старшеклассников школ Мирного и Быково. Те волочатся за Марго, не зная какая она воображала и зануда… «Курочек» парочку определим, поправим и им причёски, так для правдоподобности… В тебя, Батый, девчонки влюблялись бы… если бы не уважали… Тебе обувь надо носить на высоких каблуках. Руки в перстнях — красивые, а вот ноги… удлинить не мешало бы. Ну во-о-т… Ты, поделав вида, что бешено ревнуешь, поквасишь соперникам носы… и всё — заявишь, что устал, что любовь прошла… А скорее всего Марго сама, первой, от
