Право на легенду - Юрий Васильев

Он любил такие минуты, когда собираются люди, знающие друг друга, наверное, половину жизни. Обо всем важном они уже давным-давно переговорили, и теперь разговор у них простой, легкий, вроде бы ни о чем: один говорит, и другой говорит, и оба не слушают, но всем приятно…

В это время пришла уборщица с полярной станции и сказала, что Колю-радиста зовут на смену.

— Жизнь собачья, — озлился он. — Опять чего-нибудь наломали, недотепы. Теперь ковыряйся до полуночи.

Вернулся он скоро, поманил Варга в тамбур и сказал, что в эфире тревога. Люди тут сухопутные, беспокоить их незачем, а с ним он должен поделиться. Что на улице делается, он сам, конечно, видел — такого южака давненько не было. И вот два часа назад гидрографическая шхуна «Азимут» наткнулась на подводную скалу, пропорола днище и сидит сейчас на этой скале, и все это в каких-нибудь тридцати метрах от берега, но до берега не доберешься, а доберешься — тоже бесполезно, потому что там отвесная скала, зацепиться не за что, понимаете? Шхуну колошматит о грунт, и она вот-вот расколется надвое!

Все это Коля говорил взволнованно, потому что, несмотря на некоторый арктический стаж, это было первое кораблекрушение, происходившее в непосредственной близости от него.

— Не тарахти, — сказал Варг. — Расколется! Если бы суда так быстро кололись, плавать было бы не на чем. Где они напоролись?

— У Кеглючин-камня.

— Ох ты! Рукой подать, а не достанешь… Ну-ка, пошли на полярку, глянем, что у них делается.

Еще с ночи дул сильный ветер, обычный в это время года, но сейчас уже была настоящая пурга, и Варг поморщился, представив себе, какая свистопляска творится в узком проливе у Кеглючин-камня.

На станции все сидели у приемника. Передатчик «Азимута» еле работал, поэтому связь шла через ледокол, оказавшийся поблизости. Капитан ледокола докладывал в штаб проводки, что положение тяжелое, ледокол не может ни подойти из-за шторма, ни спустить шлюпки, а шхуну между тем треплет все основательней, кое-где уже разошлись швы.

Капитан предлагал попробовать вертолеты, — может быть, удастся снять экипаж по висячим трапам. Хотя, честно говоря, вряд ли из этого что-нибудь выйдет, слишком уж силен ветер.

Полярники сидели молча. Каждый из них слишком хорошо представлял себе, что делается сейчас на «Азимуте». Каждый из них знал, что спасительный берег в любую минуту может стать могилой. И все это в двадцати километрах от станции, но никто из сидящих здесь людей ничего не мог поделать.

— Тихо! — сказал Коля. — Ну-ка, они опять на связь вышли…

С ледокола сообщили, что на «Азимуте» пытались спустить ялик, чтобы завести трос на скалу, но его тут же разбило о камни. До берега всего тридцать метров, и все же сделать что-либо пока не представляется возможным. Капитан шхуны передает, что трюм и нижняя палуба залиты полностью, экипаж укрылся в надстройках, судно прочно сидит на грунте. Настроение бодрое…

— Ну, дает! — сказал Коля. — Настроение бодрое… Там Ракитин капитан, что ли?

— Ракитин, — кивнул Варг. — Ну, что делать будем?

— Не знаю, — сказал Николай. — А что можно сделать?

— Можно залезть на Кеглючин-камень, спуститься по нему на площадку — есть там такая площадка, я знаю — и закрепить трос. Как-нибудь за тридцать метров можно его закинуть.

Начальник станции посмотрел на Варга и покачал головой.

— Ну, Александр Касимович, от тебя-то я не ожидал… Забраться, спуститься! Ты же хорошо знаешь, что залезть туда невозможно. А спуститься — тем более.

— Знаю, конечно…

— А чего же глупости говоришь?

— Того и глупости говорю, что потонут ребята к чертовой матери, и весь сказ.

— Им же вертолеты вышлют.

— Да какие тут вертолеты, сами видите! Вертолеты…

— И кого же ты предлагаешь туда послать? У меня, например, таких акробатов нет. Да и права я не имею.

— А я тем более. Николай, ты со мной поедешь?

— Я поеду, — с готовностью сказал Николай. — Я, конечно, поеду, чего уж тут. А на чем?

— Вездеход туда не доберется, — сказал начальник станции. — Ты же знаешь, Александр Касимович, вездеход даже близко не подойдет.

— Я все знаю… Вот что. Быстро соберите нам следующее: веревки двести метров, три фонаря, две ракетницы, ну и что понадобится, сообразите тут без меня. Быстро! Я сейчас вернусь…

Вутыльхин встретил его с кислой миной.

— Гости приезжают, а встречать некому. Я хозяин, я один не разорвусь. Ты чего так запыхался?

— Запрягай собак, Тимофей Петрович. Поедем на Кеглючин-камень. — Варг рассказал, в чем дело.

— Я тоже поеду, — сказал Малков.

— Зачем?

— Ну, так.

— Так не надо. Мешать будешь. Там много людей не нужно. Главное, надежные люди нужны.

Это он сказал специально для Вутыльхина. Тот расправил плечи, согласно кивнул:

— Правильно. Люди нужны надежные.

Дорога шла по узкому карнизу, прилепившемуся к скалам, и ветер дул не так сильно. Ехали молча. Варг не раз бывал у подножия Кеглючин-камня и знал, что взобраться на эту почти отвесную стенку он не сможет, он ведь не альпинист, не скалолаз. Николай тем более не поднимется. Молод еще слишком. Но, может, за это время какая-нибудь трещина появилась, впадина…

Вутыльхин собак не жалел, но все равно они добрались до перешейка, соединявшего берег со скалами, уже под вечер. Солнце, правда, стояло высоко, хотя все вокруг тонуло в снежной пелене.

Когда вышли к Кеглючин-камню, Варг увидел, что ничего не произошло. Ничего такого, на что он надеялся. Да и на что было надеяться?

Скала поднималась прямо перед ними метров на сорок. Эта ее сторона была шершавой, бугристой, покрытой мхами, а та, что смотрела в море, аж блестела, до того ее отполировали волны и ветер.

— Бастилия, — вздохнул Николай. — Ни черта у нас не получится.

— Ладно, — сказал Варг. — Чего разговаривать? Зачем-то же мы сюда ехали? Пойду смотреть.

То, что он увидел вблизи, еще больше укрепило его в мысли, что залезть на скалу невозможно. Но он все равно уже знал, что полезет, и потому стал прикидывать, с чего начать. Метрах в двадцати над ним на узком уступе торчал каменный палец. Если закинуть туда веревку и продеть ее в расщелину между скалой и камнем, то можно будет попытаться… А дальше? Ведь он едва уместится на этом уступе, и то если втиснется в расщелину всем телом.

— Николай, — сказал он. — Давай попробуем захомутать.

— Александр Касимович, я все-таки помоложе…

— А я пожилистей, — оборвал его Варг. — Некогда, Коля. Начали!

— Погоди, — сказал Вутыльхин и отобрал у него веревку. — По камням лазить — твое дело. А чаат закинуть — мое дело. Ну-ка, не мешайте.

Вутыльхин с первого раза закинул веревку за камень. Обломок скалы с виду казался надежным, но кто его знает, может, это просто камень, стоящий на уступе, и стоит его пошевелить покрепче, как он рухнет на голову. Стараясь об этом не думать, Варг несколько раз дернул веревку и, убедившись, что она крепко сидит в расщелине, полез.

До уступа он добрался сравнительно легко, и это его ободрило. Но ненадолго. Отсюда он даже не видел вершины, не знал, есть ли там хоть какой-нибудь выступ или трещина, в которой веревка могла бы удержаться. Но зато он разглядел, что в нескольких метрах от него поднимается вверх узкий каменный желоб. Это был именно желоб, или, лучше сказать, печная труба, с той лишь разницей, что здесь было всего три стены, и они были такие же узкие, как в трубе, такие же гладкие. Он принялся соображать, как по этой трубе лезть. Выходило, что лезть можно только самым неудобным образом: упираясь спиной в одну стенку, а руками и ногами — в противоположную.

…Наверное, теперь уже никогда в жизни не будет ничего такого, что бы он вспоминал с большим страхом. Это был самый настоящий, откровенный страх, не поддающийся контролю, потому что Варг с детства боялся высоты и ничего не мог с этим поделать. Вот так же он забирался когда-то на парашютную вышку в Лидинске, карабкался с перекладины на перекладину, а внизу стояли Сергей и Варя. Он надеялся, что его окликнут, что Варя, конечно, запретит ему лезть дальше, но Варя молчала. Сергей не позволял ей кричать, уверяя, что, если она крикнет, Сашка тут же свалится. И он лез, чувствуя, что еще немного, и он упадет, но внизу была Варя, и он лез.

Потом он сделал еще одно усилие, последнее, потому что больше он просто держаться уже не мог, и выбрался на вершину. Здесь было солнце и ясное небо, а внизу, совсем рядом, густо крутились туман и снег, слышны были звуки моря и еще какой-то очень сильный шум — то ли это ревели моторы, то ли еще что. Трудно было понять что-нибудь в тумане, который скрадывал и искажал звуки.