Из истории русской, советской и постсоветской цензуры - Павел Рейфман

Во время войны Гроссман остается, в основном, в рамках официальности (мы уже говорили о позиции интеллигенции, писателей в начале войны). Он считает, что война смывает сталинскую грязь с лица России, очищает страну от крови невинно раскулаченных, крови 37 г., «бльшого террора». С 43 г. Гроссман начинает писать роман «За правое дело», тоже не оппозиционный. Одна из ведущих тем его: «Партия, ее Цека, комиссары дивизий и полков, политруки рот и взводов, рядовые коммунисты в этих боях организовали боевую и моральную силу Красной армии». Позднее, при издании за границей романа Гроссмана «Жизнь и судьба», автор неподписанной заметки «От издательства» утверждал, что до этого романа Гроссман был обычным благополучным советским писателем, что роман «За правое дело — обыкновенное произведение сталинского времени, в одном ряду с „Белой березой“ Бубеннова, „Днями и ночами“ Симонова и других подобных произведений. С. Липкин, друг и биограф Гроссмана (книгу которого я использую в своем курсе), решительно возражает против такого толкования. С его точки зрения, Гроссман никогда не был благополучным советским писателем. Но он понадобился во время войны: одни оказались в тылу, другие отсиживались в штабах, а скромный, близорукий, но бесстрашный Гроссман, как и его друг — гонимый Андрей Платонов, находился на передовой, нес бесстрашно свою службу, создавая замечательные очерки о Сталинградской битве. За это его хвалили, но еврейская тема продолжала начальство раздражать. Еще во время войны очерк Гроссмана „Украина без евреев“ с большим трудом был напечатан во второстепенном издании. А Гроссман продолжал о них писать. В начале 45 г. в „Литературной газете“ напечатана с его слов записанная заметка о деятельности Комитета писателей, ученых и общественных деятелей Америки, возглавляемого Альбертом Эйнштейном и писателем Шолом Ашем, по расследованию злодеяний фашистов над мирным населением оккупированных стран, в том числе над еврейским. Комитет приглашал Еврейский антифашистский комитет в Москве принять участие в этой работе, в подготовке так называемой „Черной книги“ (Берз 126). Главным организатором, редактором, собирателем советского раздела „Черной книги“ вместе с Эренбургом становится сам Гроссман. Готовый макет раздела пошел под нож в 46 г. (еще до разгрома Еврейского антифашистского комитета в 48 г., ареста его руководителей, гибели Михоэлса). Опубликован лишь в 93 г. Еврейской теме посвящен и очерк „Тремблинский ад“, напечатанный в журнале „Знамя“ в 45 г., но не переиздававшийся потом при жизни Гроссмана никогда, не включавшийся ни в один его сборник (исключение — крошечный выпуск Военного издательства в 45 г.; говорили, что специально к Нюренбергскому процессу (Берз.136-7).

Репрессии не заставили себя ждать. Проводились они под разными предлогами. Вскоре после войны появились разгромные отзывы об его пьесе „Если верить пифагорийцам“. Да и с публикацией романа „За правое дело“ все было далеко не просто: роман долго не выходил, оказался на грани запрещения, хотя был написан в русле разрешаемой цензурой литературы о войне. В романе много превосходных сцен, живых зарисовок, но отчетливо заметна и идеализация Верховного командования советской армии, коммунистической партии, Сталина. Ходульный образ положительного персонажа — старого большевика Мостовского, с его казенным оптимизмом и т. п. (впрочем, изображение последнего не столь уж официально: Сталин ненавидел старых большевиков, расправлялся с ними, хотя само понятие «старый большевик» почиталось). И вот роман (сперва он назывался «Сталинград») отвергнут «Новым миром» (ред. К. Симонов). Больше года редакционного молчания. Наконец получен ответ: печатать не будем, нельзя. Но роман не успели вернуть. Как раз в это время редактором стал Твардовский, заместителем — критик Тарасенков (о жалобах его на цензуру мы уже говорили). Тарасенков в восторге от романа. Ночью позвонил Гроссману. Одобрил и Твардовский. Оба приехали к Гроссману. Поздравления. Выпивка (ведь надо было «обмыть»). Хмельные слезы, поцелуи.

На следующее утро, опомнившись, Твардовский формулирует свои возражения: 1.Слишком реально, мрачно показаны трудности жизни населения в условиях войны — да и сама война. 2. Мало о Сталине. 3. Много места занимает еврейская тема: один из главных героев, физик Штрум — еврей, врач Софья Левинтон, описанная с теплотой, — еврейка: «Ну сделай своего Штрума начальником военторга», — советовал Твардовский. «А какую бы должность ты бы предназначил Эйнштейну?» — сердито возражал Гроссман. Твардовский считал, что Гроссман всё же учтет его замечания, но понимал, что с публикацией романа будет трудно. Много влиятельных противников, на разных уровнях государства (т. е. не только на литературном). Поэтому он обратился к члену редколлегии Шолохову, имевшему огромный авторитет, надеясь на его поддержку (хотя ходили слухи, что Шолохов не терпит Гроссмана). Краткий ответ Шолохова, всего несколько строк: «Кому вы поручили писать о Сталинграде? В своем ли вы уме? Я против». Но Твардовский был упорен. Обратился за помощью к Фадееву (глава ССП). Тот согласился: надо печатать. Обсуждение романа на заседании Секретариата Союза писателей, которое вел Фадеев (присутствовал и Гроссман). Все, кроме одного, высказались положительно. Решение: 1. Рекомендовать «Новому миру» роман печатать. 2. Название «Сталинград» изменить, чтобы не получилось, что право писать о величайшей битве берет на себя писатель единолично (в эпоху борьбы с космополитизмом подтекст был ясен — Липкин). 3. Штрума несколько отодвинуть на задний план. У него должен быть учитель, гораздо более крупный физик, русский по национальности. 4. Написать главу о Сталине.

Все эти замечания Гроссман принял. Иного выхода не было. Против романа выступали все грязные и грозные силы, литературные и нелитературные, но Твардовский и Фадеев упорно защищали его. Своего рода сражение. В начале 50-го года верстка. Боязнь, что в любой момент печатанье могут остановить. Тарасенков говорил: «Я только тогда поверю в нашу победу, когда куплю в киоске номер журнала». Гроссман: «Ощущение такое, как при напечатании первого рассказа „В городе Бердичеве“. А, пожалуй, даже сильнее». Наконец, роман выходит («Новый мир», 52 г., № № 7-10). За номерами «Нового мира» длинные очереди. Положительные отклики в печати. Триумф.

13 октября 52 г. заседание секции прозы Союза писателей. Тема: «Обсуждение романа В. Гроссмана „За правое дело“». По прямому указанию Фадеева — для выдвижения романа на Сталинскую премию. Председатель секции С. Злобин (автор исторических романов «Степан Разин», «Салват Юлаев»). Вполне порядочный человек. Все хвалят Гроссмана, некоторые, чтобы угодить Фадееву. (Берз147-51). Злобин стремится закончить обсуждение, чтобы не выступили противники Гроссмана, говорит, что задача заседания «узко прикладная», формальная: выдвижение на премию. Но кто-то кричит, что у романа есть противники: пускай скажут свое слово. Перепалка: надо ли открывать прения. Выступает Авдеенко (в прошлом автор повести? «Я люблю»): Его увлеченная речь — похвала Гроссману. Некоторые возражают против такого захваливания, критикуют роман: всё ли в нем так хорошо, можно ли его называть «энциклопедией советской жизни, как утверждал кто-то?» Им возражают. В итоге роман «За правое дело» выдвигается на Сталинскую премию (позднее досталось всем, кто не ругал, допускал «безудержные» похвалы) (Берз.147).

Положительные отзывы в журналах «Огонек», «Молодой коммунист», в других изданиях. Похвалы продолжаются с октября 52 до начала 53 гг. К ним косвенно присоединяется Твардовский. В интервью «Литературной газете» в конце 52 г., сообщая о планах редакции «Нового мира» на следующий год, он прежде всего говорит о Гроссмане, потом о других: «Над второй книгой романа „За правое дело“ работает В. Гроссман» (Берз139). Далее в интервью называется роман руководителя Союза писателей, друга Твардовского: «новый роман о рабочем классе», который «сейчас заканчивает Фадеев». Гроссмана собираются печатать и «Воениздат», и «Советский писатель» (Берз139,153).

Но тучи сгущаются. Последние месяцы жизни Сталина. Дело врачей. Волна антисемитизма. 13 февраля 53 г. «Правда» публикует большую (на два подвала) статью Бубеннова, явно инспирированную, «О романе В. Гроссмана „За правое дело“». Бубеннов — давний противник Гроссмана. Еще в 50-м году, когда рукопись романа была отдана в «Новый мир», Бубеннов, член его редколлегии, выступал против Гроссмана. Твардовский, только что назначенный редактором, полный оптимизма, не посчитался с ним и напечатал роман. В конце 52 — начале 53 г. Бубеннов, прекрасно понимая ситуацию, обращается к Сталину с пространным доносом на Гроссмана. Этот донос, по указанию Сталина, в виде статьи был напечатан в «Правде», как бы поддерживаемый мнением «вождя», не подлежащий обсуждению. Бубеннов превратился в своего рода рупор «высшей воли». Все газеты были переполнены цитатами из его статьи. Всю дальнейшую жизнь он проживет благополучно. Ни одной резкой, критической фразы об его длинных фальшивых произведениях («Белая береза», «Орлиная степь», «Стремнина») не будет сказано в печати. Их станут издавать в виде однотомников, двухтомников, собраний сочинений. В 79-м году хвалебные отзывы о нем по поводу семидесятилетия. Умрет он после 75 лет, так и не получив при жизни справедливой оценки (Берз.185,193, 195).