Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965 - Манчестер Уильям

Черчилль получил вотум доверия с перевесом 279 к 30. Два дня спустя он отправил записку Гарри Гопкинсу, в которой написал: «Надеюсь, вы можете сказать своему другу», что закон и порядок в Афинах «необходим», в том числе для любых переговоров с враждующими сторонами. Черчилль также сказал Гопкинсу: «Полагаю, мы вправе получить президентскую поддержку политики, которой следуем». Этой поддержки он не получил, по крайней мере публично. Вместо этого 11 декабря Рузвельт отправил телеграмму, в которой сообщил Черчиллю: «Как бы мне ни хотелось оказать вам всю возможную помощь в этой сложной ситуации, есть ограничения, наложенные… растущей враждебной реакцией общественного мнения в этой стране»[2113].

К середине декабря все армии на Западном фронте, немецкие и союзные, перевооружались в ожидании наступления союзников к Рейну в ближайшие недели. Пять в основном необстрелянных американских дивизий удерживали поросший лесом, холмистый Арденнский участок фронта, где, по мнению генерала Омара Брэдли, немцы могли нанести удар «только в отдаленной перспективе». 15 декабря фельдмаршал Монтгомери сообщил журналистам, что немцы не способны провести «сколько-нибудь значимую наступательную операцию». На следующий день десять бронетанковых дивизий и четырнадцать пехотных дивизий, словно по мановению волшебной палочки, возникли перед американцами в Арденнском секторе. Это явилось полной неожиданностью, поскольку немцы сосредоточили войска для нанесения удара в режиме полного радиомолчания. Хмурое небо было идеальным прикрытием для немцев и неприветливым для летчиков союзников. В течение нескольких дней немецкий выступ в линии фронта дотянулся почти до Меза в Динане. Немцы нацелились на Антверпен. Все на западе следили за битвой, названной битвой за выступ. Успехи немцев с 16 по 24 декабря «были огромным потрясением для народа», написала Молли Пэнтер-Доунес, добавив, что большинство британцев, которые раньше верили, что это Рождество станет последним военным Рождеством, теперь были уверены, что их ждет «по меньшей мере еще один год войны». Но один англичанин так не думал. Черчилль, считая, что немцы совершили роковую ошибку, атаковав Арденны, вместо того чтобы усилить оборону на Рейне, сказал кабинету: «Я думаю, что этот бой скорее приблизит конец войны, чем продлит войну»[2114].

В канун Рождества, уверенный в окончательном исходе битвы за выступ, Черчилль переключил внимание на Грецию. Чекерс украшали для спокойного домашнего рождественского праздника. Второй год подряд американцы присылали в качестве подарка огромную ель. Маленький Уинстон, которому уже исполнилось 4 года, надеялся, что будет много конфет и пирожных. Мэри считала, что знает, каким будет рождественский подарок от отца. Она любила лошадей. Каждое Рождество отец выписывал ей щедрые чеки, вспоминала Мэри, чтобы «после войны я смогла осуществить мечту о гунтере, обычно дополняя подарок рисунком». Ее отцу «было сложно дарить подарки, по мнению членов семьи, ведь была такая конкуренция!». На день рождения Мэри всегда дарила отцу гвоздику, которую он вставлял в петлицу. Клементина обычно дарила мужу бархатные тапки с его монограммой и, возможно, «вечерний» вариант костюма сирены из бархата. Детям Черчилль всегда дарил экземпляры своих недавно опубликованных книг.

Но в этот сочельник Черчилль сделал домочадцам совершенно не ожиданный подарок; посвятив весь день размышлениям о кризисе в Греции, он приказал подготовить к вылету свой новый C-54 (подарок генерала Арнольда) и, поставив в известность – именно поставив в известность, а не посоветовавшись – военный кабинет, после ужина покинул Чекерс, чтобы лично осуществлять контроль за событиями в Афинах. Вместе со Стариком отправились Джок Колвилл, две машинистки, его врач, лорд Моран и Энтони Иден. «Черт возьми, – написал Иден в дневнике перед отъездом, – я рассчитывал на спокойное Рождество в кругу семьи». Так началась самая необычная военная одиссея Черчилля[2115].

Брук поделился своими мыслями по этому поводу с дневником: «Уинстон совершил впечатляющий бросок в Грецию, чтобы попытаться справиться с беспорядком… И что мы получим в результате? Насколько я могу судить, абсолютно ничего!» Британцам придется рано или поздно отступить, написал Брук, и Греция «станет настолько коммунистической, насколько хотят ее ближайшие соседи». Неделями ранее Брук предсказывал, что Черчилль в конечном счете перебросит в Грецию 80 тысяч солдат. На неделе, когда в Грецию были направлены остатки 49-й дивизии, в стране находились британские войска численностью порядка 80 тысяч человек. Сейчас они сражались с греками, два месяца назад они сражались с немцами. Бруку эти солдаты требовались в Италии, где кампания заглохла у Готской линии к северу от Пизы и Флоренции, в 60 милях к югу от По. Река По была целью Александера и Кларка. 60 миль, расстояние, которое гитлеровские танки преодолели за один день однажды в начале войны, расстояние, на которое Монтгомери продвинулся в первые два дня после победы под Эль-Аламейном. Прошло уже почти пятнадцать месяцев с тех пор, как англо-американские силы высадились в Салерно. Им понадобилось девять месяцев, чтобы преодолеть 150 миль до Рима, и за шесть следующих месяцев они продвинулись всего лишь еще на 150 миль. Пятнадцать месяцев, 450 дней, 300 миль, средняя скорость чуть больше трех четвертей в день. Теперь премьер-министр отправился в Грецию. «А тем временем, – написал начальник Имперского Генерального штаба в дневнике, – в битве за Италию застой»[2116].

Совершив ночной перелет с посадкой в Неаполе для заправки горючим, самолет приземлился в Афинах в рождественский полдень. В городе раздавались пулеметные очереди. Британские «Бофайтеры»[2117] кружили в небе, высматривая позиции ЭЛАС, чтобы атаковать их с бреющего полета, обстреливая из пушек, пулеметов и ракетами.

Генерал Александер вернулся из Италии; Гарольд Макмиллан, британский министр-резидент при штабе союзнических войск в Средиземноморье тоже был в Греции. Они поднялись в самолет, где их ждали Черчилль с Иденом, и в ходе двухчасового совещания отношение Черчилля к королю Георгу II постепенно менялось под влиянием Макмиллана и Идена. Они предложили созвать конференцию всех греческих сторон под председательством не Папандреу, а архиепископа Дамаскина. Была вероятность того, что ЭЛАС будет бойкотировать любые договоренности. Британское посольство не отапливалось, часто отключали электричество; стояла очень холодная погода. Из аэропорта компания отправилась на бронемашинах в порт, чтобы провести ночь в относительной безопасности на борту британского крейсера «Аякс». Поспать уставшим путешественникам не удалось, написал Колвилл, поскольку на берегу не прекращалась стрельба и время от времени раздавались взрывы глубинных бомб, чтобы предотвратить атаку немецких подводных лодок. Вскоре после заката на борт поднялись Папандреу и архиепископ, чтобы встретиться – по отдельности – с Черчиллем. Посетителей встретили члены команды, распевавшие The First Noel. События едва не приняли неприятный оборот. В Королевском военно-морском флоте существует традиция наряжаться на Рождество в смешные костюмы и устраивать глупые розыгрыши. Когда члены команды увидели поднимающегося по трапу высокого бородатого мужчину в церковном облачении с черным жезлом, то решили, что это переодетый моряк. К счастью, вмешался командир корабля, и Дамаскина проводили в каюту без происшествий[2118]. Пока Черчилль беседовал с Папандреу, архиепископ общался с менее высокопоставленными британцами. В качестве подарка Дамаскин вручил британцам бутылку «Узо»[2119]; они охотно отведали прозрачный напиток, решив, что это вода.