Крест Иоанна Кронштадтского - Юлия Алейникова

– Скажите, а как они обычно встречались? Где? – спросил Кочергин и тут же пояснил: – Вот некоторые у памятника Пушкину встречаются, другие у Большого театра, третьи у зоопарка. А Лида?

– Где? – задумалась Женя.

Она была серьезнее Сони, и когда Кочергин объяснил ей, что о поклоннике Артемьевой следствию все известно, кажется, она даже вздохнула с облегчением и с этого момента добросовестно старалась помочь.

– Она прямо никогда не говорила, где именно. Но несколько раз она обмолвилась, что он присылает за ней водителя и тот забирает Лиду в условленном месте. А вот где именно, она не говорила, – Женя выглядела расстроенной и очень милой.

Она не была красавицей, черты лица у нее не отличались ни правильностью, ни выразительностью, но внутреннее обаяние сглаживало эти недостатки. Небольшой, круглый, похожий на кнопочку нос, пухлые щечки, карие широко посаженные глаза и россыпь неярких веснушек делали ее милой, а добродушный характер, который Коля оценил еще в Сокольниках, обеспечивал ей популярность среди друзей. «Хорошая девушка», – одобрительно подумал Коля.

– Помните, Женя, однажды в середине мая вы с Лидой и Соней стояли возле школы, и к вам подъехала машина, в которой сидели военные? – спросил Кочергин, внимательно наблюдая за девушкой.

– Не-ет. – Было видно, что Женя не врет, а действительно не помнит этого.

– Вы стояли возле ворот, разговаривали о чем-то, смеялись. Машина сперва проехала мимо, а потом вернулась и остановилась рядом с вами, – еще раз попытался напомнить Кочергин. – Может, дорогу хотели узнать?

– Не помню. Может, это без меня было?

– Может быть, – неопределенно согласился Кочергин, хотя Мира Вайдман точно перечислила, кто был с Лидой в тот день. Может, для Жени этот эпизод был незначительным и она его просто не запомнила?

– Хорошо. А как, по-вашему, вначале Лида сильно любила своего тайного поклонника?

Женя снова всерьез задумалась, Коля уже заметил за ней такую особенность. Она никогда не отвечала спонтанно. Но в Жене эта медлительность не раздражала, просто было видно, что человек продумывает ответ, а не просто хочет отделаться от собеседника.

– Вначале, мне кажется, она была всерьез увлечена им, – глядя по очереди то на Кочергина, то на Николая, рассказывала Женя, – наверное, ей льстило, что за ней ухаживает такой значительный человек. Но потом, мне кажется, она стала тяготиться этими отношениями, но просто не знала, как их прервать. Во всяком случае, когда мы спрашивали о нем, она говорила без прежнего интереса или старалась перевести тему.

– А может, она боялась его? – предположил Кочергин.

На этот раз Женя молчала дольше. По лицу ее было видно, как тщательно она перебирает воспоминания, разговоры, впечатления. Забывшись, она поднесла ко рту большой палец и принялась скрести зубами по ногтю. Николай даже передернулся, но Кочергин строго взглянул на него, и он с собой справился.

– Не знаю. Возможно, в последнее время она и выглядела несколько угнетенной, но это могло быть связано с экзаменами, волнением и усталостью. Лида была добросовестной, она усердно готовилась к каждому предмету и сдавала очень хорошо. Пока не погибла, – грустно опустив ресницы, пояснила Женя.

– Женя, подумайте хорошенько, кем, по-вашему, был Лидин знакомый? Вероятно, у вас сложилось на этот счет определенное мнение? Понимаю, что это лишь ваше мнение.

– Не думаю, что он был военным, – на удивление быстро ответила Женя. – Военный не стал бы так трусливо прятаться по углам, – в словах девушки неожиданно прозвучала смесь горечи и презрения. – Если бы это был герой, как считает Соня, ему бы характер не позволил так поступать с Лидой. На то он и герой.

– Что ж, это логично. Но ведь, кажется, у него была семья, возможно, он не хотел ранить своих близких, – предположил Кочергин.

– Если бы он не хотел их ранить, ему бы не стоило заводить романы на стороне.

Николаю показалось, что сейчас перед ним сидит не молоденькая девушка, вчерашняя школьница, а женщина, умудренная жизненным опытом и многое пережившая.

– Женя, у вас в семье была похожая история? – с сочувствием спросил капитан.

– Да, папа любил устраивать себе небольшие праздники жизни, как он это называл, – сдержанно пояснила Женя, и глаза ее изменились, из них ушла добрая смешинка. – Так он праздновал, пока в один прекрасный день мама не собрала ему чемодан. Он вернулся, а вещи в прихожей. Еще до войны это было, – чуть заметно горько усмехнулась Женя. – А он ничего, не расстроился. Чемодан взял и ушел. После войны, правда, вернулся. У него ранение тяжелое было, так что теперь ему не до гулянок было. Мама его приняла, ухаживает за ним. Живем, как соседи. Он в одной комнате, мы – в другой.

– А вам разве отца не жалко? Он же воевал, ранен был, и, вообще, как бы то ни было, он ваш отец, – глядя на Женю с удивлением, спросил Николай.

– Да, он воевал. За Родину воевал, как всякий нормальный гражданин нашей страны. И он мой отец. Но я не могу забыть маминых слез, ранней седины и того, как она прятала глаза, когда на улице случайно встречала коллег или тех женщин. Мама с папой вместе работали, он главным технологом, а она простой чертежницей, так вот некоторые из этих женщин откровенно над ней насмехались. Этого я забыть не могу, – резко и жестко ответила Женя.

– Сочувствую, Женя. И прошу извинить, что заставил вас об этом говорить, – сдержанно проговорил Кочергин.

– А что касается Лиды, я с самого начала не одобряла ее роман и говорила ей об этом. Ее знакомый мог быть руководителем большого завода, института или партийным руководителем. По рассказам Лиды, он угощал ее деликатесами, дарил дефицитные вещи, иногда даже неприличные. Вел себя, как барин. Мне, например, это слушать было мерзко.

– Почему вы раньше никому не рассказали об этом? – на этот раз строго взглянул на Женю Кочергин.

– Лида умерла. Мне не хотелось, чтобы о ней поползли грязные слухи. Я хотела, чтобы помнили о ней только хорошее, – глядя прямо в глаза капитану, проговорила Женя. – И к тому же у нее есть сестра, она учится в нашей школе, и мама. Каково будет им, если об этой истории узнают? Мы поговорили с девочками и поклялись молчать.

– Но ведь вы мешали следствию найти убийцу! – возмущенно воскликнул Кочергин.

– Нет, – уверенно возразила Женя. – Я не думаю, что этот человек имеет отношение к Лидиной смерти.

– А вот об этом судить буду я, а не вы, – жестко одернул ее капитан. – И я считаю как раз наоборот. А вы столько времени тормозили нашу работу. По большому счету надо бы вас всех троих как следует наказать. – Он сердито отвернулся к окну, стараясь взять себя в руки. – Решили они. Клятву дали! Все, свободна. Если что-то вспомните, тут же ко мне или вон к лейтенанту Алексееву. И помните, этот человек очень опасен и шутить не будет, кем бы он ни был.

– Павел Евграфович, а как вы думаете, любовник Артемьевой – это тот военный, которого с ней Вайдман видела? – пересев к столу капитана, спросил Николай.

Допросы девиц уже закончились. Разговор с Ольгой Домниной никакой новой информации к уже имеющимся сведениям не добавил. Сестру Артемьевой они пока не вызывали.

– Нет, не тянет он по описанию Вайдман на завсегдатая Кремля. Скорее всего, это доверенное лицо, ординарец, – задумчиво вертя в руках подстаканник, пояснил Кочергин. – Или вообще посторонний человек. Хотя показания старой циркачки совпадают с описаниями Вайдман, а уж эти двое сговориться точно не могли. Тогда, возможно, что и он.

– Значит, Женя Саврасова ошиблась, этот человек – военный, – кивнул Коля.

– Вот тут неизвестно. Любовник Артемьевой может быть директором оборонного завода, закрытого института, конструктором или просто аферистом и бандитом. Мы до сих пор не знаем, что за форма была на том военном, – отставив подстаканник и потирая желтушные щеки, проговорил капитан. – Что, у нас трудно форму раздобыть? А какой вес она сразу человеку добавляет? – вздыхая, проговорил Кочергин. – Знаешь что? Сбегай в картотеку и выясни, кто из нашего контингента любит военную форму надевать и кто из них на свободе сейчас гуляет. А я пока чайку соображу. И вот еще, Вайдман завтра с утра ко мне. И поменьше сиропу, она – свидетель по делу об убийстве, а врет следствию, как вся эта девичья филармония.

Глава 20

– Павел Евграфович, Мира Вайдман не ночевала дома, и где она сейчас – неизвестно, – распахивая дверь кабинета, сообщил Коля Алексеев. Он был бледен, суров и, кажется, напуган.

– Та-ак, – откидываясь на спинку стула, протянул Кочергин, мрачнея на глазах. – Откуда сведения?

– Вчера вечером я послал повестку Вайдман, а сегодня решил по пути на работу заехать за ней, – краснея под взглядом начальства, пояснил Николай. – Хотел поддержать, чтобы не трусила.

– Молодец. С цветами приехал? – полным раздражения голосом спросил Кочергин.