Военные мемуары. Том 3. Спасение. 1944-1946 - Шарль де Голль

Но вместо того, чтобы подписать соглашение, генерал Денц начал борьбу не на жизнь, а насмерть, что было только на пользу врагу. Несчастный дошел до того, что запросил непосредственной поддержки немецкой авиации. Вынужденный сложить оружие после многих потерь с обеих сторон, он заключил с британцами договор, который, конечно же, был по душе Британии, но совсем не устраивал Францию. В самом деле, именно британцам, а вовсе не «Свободной Франции» верховный комиссар режима Виши вверял судьбу подмандатных Франции территорий и государств. По тому же договору его части и чиновники его администрации не передавались «голлистам», а немедленно были переправлены в метрополию на кораблях, направленных режимом Виши по согласованию с немцами. Таким образом, ничто более не оправдывало судебный иммунитет, который я в свое время мог бы ему предоставить. Генерал Денц был приговорен к смертной казни. Но с учетом его преданности и заслуг в прежние времена, из сочувствия к драме растерянного солдата я тут же его помиловал.

Процесс над служителями жалкого режима Виши привел Высший суд к необходимости начать и процесс над самим его руководителем. 17 марта суд принял решение о заочном осуждении маршала Петена. Это было печально, но неизбежно. Но насколько для меня было необходимо, как в национальном, так и в международном плане, чтобы французское правосудие вынесло торжественный вердикт по этому делу, настолько же я желал, чтобы судьба держала вдали от французской земли этого восьмидесятидевятилетнего обвиняемого, старика, в которого во время бедствия верили многие французы и к которому, несмотря ни на что, питали еще уважение или жалость. Генералу Делаттру, спрашивающему меня, как себя повести, если его войскам придется у Сигмарингена или еще где-нибудь столкнуться с Петеном и его бывшими министрами, я ответил, что все должны быть арестованы, но мне бы не хотелось, чтобы кто-либо встретился с самим маршалом.

Итак, 23 апреля Петен прибыл в Швейцарию. Он добился от немцев согласия на отъезд, а у швейцарцев — на прием. Когда г-н Карл Бургхардт, посол Швейцарской конфедерации, сообщил мне об этом, я ответил ему, что французское правительство не видело никакой необходимости срочно требовать экстрадиции Петена. Но несколько часов спустя Карл Бургхардт появился вновь. «Маршал просил, — заявил он мне, — пустить его во Францию. Мое правительство не может отказать ему в этом. Филипп Петен будет доставлен на вашу границу». Жребий был брошен. Старый маршал не сомневался, что будет осужден. Но он хотел лично предстать перед французским судом и понести наказание, каким бы оно ни было. Это было смелое решение. Генерал Кёниг принял маршала под свою ответственность в Валорбе. Привезенный на специальном поезде и под основательной охраной, чтобы избежать возможных актов насилия, которые некоторые хотели учинить над ним, Петен был помещен в форт Монруж.

Пока вершилось правосудие, было желательно, чтобы общественность находилась в курсе того, что вменялось маршалу в вину. Естественно, излишнее смакование процесса в прессе было бы недопустимо, но объективная информация по тем вопросам, что задевали всех за живое, внесла бы упорядоченность в настроения умов публики. К сожалению, суды проходили в то время, когда газеты из-за нехватки бумаги выпускались в ограниченном формате и могли изложить судебные слушания лишь в виде кратких отчетов. По той же причине общественность была недостаточно осведомлена о ходе военных операций, действиях дипломатов, состоянии экономики, положении в союзнических странах. Основные эпизоды этого периода в основном не были известны французам. Многие из них считали, что новости задерживались цензурой, а большинство, додумывая ход, причины и последствия происходящих событий и не зная о том, что делалось для решения текущих проблем, делали печальные заключения о том, что Франция ни на что не способна.

В действительности страшный дефицит бумаги душил прессу. Бумажная промышленность находилась в ужасном состоянии, а из-за отсутствия валюты мы могли заказывать за границей лишь небольшие партии бумаги, кроме того, конвои союзников сопровождали транспорты также и с другими грузами. Таким образом, приходилось жестко лимитировать тираж и объем газет. Помимо этого, почти все они принадлежали агрессивным политическим течениям, и драгоценная бумага отводилась пропаганде в ущерб информации. Насколько же реальность оказалась далека от планов, вынашиваемых во время Сопротивления!

Мечтой подпольщиков было создать сильную прессу. Они хотели видеть ее честной и искренней, свободной от власти денег, тем более что возмущение печатными изданиями времен оккупации добавилось к недобрым воспоминаниям о довоенных газетах, не отличавшихся независимостью и правдивостью. К тому же большинство мелких движений и партий Сопротивления выпускали в подполье ежедневные и еженедельные печатные издания и теперь считали, что имеют право печатать их открыто, имея безусловный приоритет.

Еще со времен Алжира правительство заранее приняло решение о положении прессы в ходе освобождения. Постановление от 6 мая 1944 гласило, что все газеты, выходившие в обеих оккупированных зонах, не могли более издаваться. На их имущество налагался арест, а органы печати подполья могли арендовать их оборудование. Поскольку не было и речи о создании в прессе какой-либо монополии, прочие газеты, новые или старые, также могли выходить в свет. С другой стороны, данное постановление было направлено на укрепление независимости прессы от финансовых групп, таким образом, деятельность издательств и рекламных агентств была регламентирована. Также предусматривалось, что отпускные цены на периодические издания будут достаточно высокими, чтобы обеспечить их существование, и что все бухгалтерские отчеты и балансы должны быть опубликованы в обязательном порядке.

В соответствии с этими принципами возродилась французская пресса, но, как известно, не без волнений и трений. В Париже и административных центрах департаментов в основном новые и неопытные люди начинали выпускать газетные листки в тех же помещениях, где когда-то выросли известные органы печати. Тем не менее, так велика была радость французов вновь получить свободу мысли и информации, что все газеты и журналы продавались полными тиражами. Тогда был настоящий бум периодических изданий, каждое из которых было — по известным причинам — крохотным, но многотиражным. Пресса отражала все разнообразие мнений.

Конечно, коммунисты не были в последних рядах. Под их эгидой два парижских ежедневника — «Юманите» и «Се Суар», 70 еженедельников, среди которых «Аксьон», «Авангард», «Ля Терр», «Ле Леттр Франсез» и пр., и 50 провинциальных газетных листков претендовали на раскрытие всюду происков фашизма и саботажа и поддерживали любую оппозицию и всех недовольных. Они были также широко представлены в редакциях «Фрон Насьональ», «Франтирер», «Либерасьон», «Канар аншенэ» и т. д. Социалисты довольствовались в Париже изданием «Попюлер», но зато в департаментах выпускали много местных газет, таких, как «Либерасьон Нор», «Ле Провансаль», «Ля Репюбликдю Сюд-Уэст» и пр., используя их, в основном, для восстановления своей партии. Партия христианских социалистов чувствовала, что ветер дует им в корму, и радовалась значимости своего издания «Л'Об», большому тиражу «Уэст-Франс», росту «Тан Презан» и «Тэмуаньяж кретьен». Что же касается листков различных движений — «Комба», «Ле Паризьен либерэ», «Резистанс», «Дэфансде ля Франс», «Франс либр», — эклектических и разнообразных по форме и содержанию, то они процветали как в столице, так и в провинции.

В ту область, куда ринулись вышедшие из подполья газеты Сопротивления, пытались пробиться и другие издания, для чего им требовалось официальное разрешение. Я выступал за то, чтобы они получали его, каждый раз, когда речь шла о предприятии, имевшем достаточно средств для достижения успеха. «Фигаро», которая во время оккупации южной зоны была, как говорится, «потоплена», вновь начала выходить за два дня до освобождения столицы. Несмотря на то, что ее владелец не имел на это права, я сделал все необходимое, чтобы он мог, тем не менее, издавать свою газету. Издания «Л'Эпок» и «Л'Ордр», переставшие выходить во время оккупации, чтобы не быть под контролем врага, получили разрешение на возобновление деятельности и, следовательно, на свой лимит бумаги. Что касается «Ля Круа», выходившей некоторое время в южной зоне после прихода немцев, я решил, что ничто не мешает ее возрождению, поскольку многие из ее редакторов участвовали в Сопротивлении. Новым газетам, таким, как «Ле Монд», «Пари-Пресс», «Ле Нувель дю Матэн», «Ля Депеш де Пари» и многим другим, я дал разрешение на начало деятельности. Мне казалось правильным и необходимым, чтобы французская пресса могла широко и свободно освещать различные точки зрения.