Сорок лет Чанчжоэ - Дмитрий Липскеров

– Вор", – подумал отец Гаврон и тут же спохватился: зачем кому-то понадобилось воровать кур, когда их и на воле достаточно.

Монах еще более внимательно пригляделся и увидел, как человек ловко схватил рыжую курицу за крыло и свернул ей в одно движение шею. Через мгновение он произвел ту же процедуру с другой несушкой, а затем и с третьей.

– А ну-ка стой! – закричал с вышки Гаврон. – Стой, стрелять буду! – И передернул затвор – фоккельбохера".

Человек поднялся с четверенек и рванулся к бетонной стене, стараясь с разбегу наскочить на нее и перепрыгнуть. С первой попытки ему это не удалось, а со второй он дотянулся до бетонного края, закинул на него ногу, но застрял, удерживаемый колючей проволокой.

– Слишком малого роста вредитель, – подумал монах. – А то бы перескочил!" Гаврон спустился с вышки и побежал к ограде, распугивая на бегу жирных кур.

– Господи, – подумал он, добежав до стены. – Да это же мальчишка!"

– А ну слезай! – приказал монах.

– Не могу, – ответил Джером.

– Почему это?

– Потому что застрял. Проволока в ноги впилась.

Монах поглядел на стену и заметил, как из голой ног мальчишки сочится кровь.

– Ты, это, не шевелись, – предложил отец Гаврон. – Я сейчас за лестницей схожу.

Монах отправился за лестницей, размышляя, зачем мальчишке понадобилось сворачивать курам шеи. Садист, что ли, предположил он. Среди детей много садистов …

Между тем Джером висел на стене и думал, что с ним произойдет, когда вернется с лестницей отец Гаврон и снимет его. Мальчик попытался отцепиться самостоятельно, но ежик колючей проволоки еще крепче впился в его ляжку, вгрызаясь в самое мясо.

– Бить будет", – подумал Джером.

Через несколько минут отец Гаврон воротился, волоча за собой длинную лестницу, подставил ее к стене и, скинув тулупчик, забрался на стену.

– Больно! – взвизгнул Джером, когда монах попытался вытащить из его голой ноги железную колючку.

– Терпи! Не я вором прокрался на производство, а ты.

Мальчик закусил губу от боли, а монах расшатывал проволоку, зубьями зацепившуюся за кожу.

– Сейчас!.. – И резко дернул.

– У-У-У' – завопил Джером.

Отец Гаврон отвел мальчика в охранное помещение, где туго перебинтовал его поврежденную ногу, затем наладил самовар и, разомлевши в тепле, кинул свой тулупчик в угол.

– Ты кто? – спросил он Джерома.

– Воспитанник Интерната имени Графа Оплаксина.

– Как звать?

– Джеромом.

– А фамилия?

– Ренатов.

– Ренатов? – удивился монах. – Ты Ренатов?

– А что? – удивился в свою очередь такой реакции Джером.

– Нет, ничего… Просто я знавал одного человека с точно такой же фамилией, как у тебя.

– Кого?

– Да так… К тебе он не имеет никакого отношения. Был когда-то такой капитан Ренатов, царство ему небесное…

– Это мой отец, – сказал мальчик и поморщился от боли в ноге.

– Как твой отец? – изумился монах. – У капитана Ренатова не было детей!

– Были.

– Да ведь не было! Я бы знал об этом!

– Отпустите меня, – попросил Джером. – У меня нога болит!

– Вот интересно-то!.. Сын капитана Ренатова… А зачем же ты курам головы сворачивал?

– Зачем, зачем!.. Они заклевали моего отца!.. Ну отпустите! – взмолился мальчик.

– Да ты хоть чаю попей! – засуетился монах над кипящим самоваром. – Согрейся!

Поди, совсем замерз в коротких штанах!

– Ладно, – согласился Джером. – Чаю попью.

Отец Гаврон разлил по стаканам чай, достал из шкафчика что-то, завернутое в тряпочку, развернул ее и выложил на блюдце медовые соты, блестящие точно так же, как самоварный бок, и полные густого тягучего меда.

– Ешь, – предложил он. – Согревайся.

Мальчик взял янтарный кусочек и равнодушно принялся его посасывать, запивая чаем. Иногда он косился на отца Гаврона, словно проверяя того – не задумал ли он какую-нибудь пакость. Но монах покойно пил свой чай, позвякивая стаканом о блюдце, и смотрел в ответ на Джерома с какой-то грустью, словно вспоминал что-то сентиментальное.

– Надо же, сын капитана Ренатова, – сказал себе под нос отец Гаврон. – Ну ладно, пусть будет так.

– А вы чего, сторож? – спросил Джером.

– Сторожу, – ответил монах.

– А как же вы – монах и с ружьем? Застрелили бы меня?

– Застрелить бы не застрелил, но в воздух бы пальнул.

От горячего чая лоб мальчика заблестел мелкими капельками пота.

– Первый раз вижу монаха с ружьем, – сказал он.

– Что поделаешь, все когда-то происходит в первый раз…

Отец Гаврон задумался, взял было кусочек медовых сот, но затем положил его обратно на тряпочку.

– Все ж ты кур не убивай. Твари-то они живые. Не ты им жизнь давал, не ты и забирай.

– А чего их здесь так много? – спросил Джером, пережевывая воск и завязнув в нем зубами. – Чего они к нам в город пришли? И вообще, чего они все время клюют, жрут без конца?!

– А это только одному Богу известно.

– Я так вот считаю, – продолжал мальчик. – Если в природе кого-то много, значит, произошла какая-то ошибка. Обычно те, кого много, не приносят пользы, зачастую только вред. А те, кого мало – благородны. Вот, например, лоси. Их мало, они красивы, никому не причиняют зла, просто живут себе, пережевывая травку. Очень хорошее животное.

– Людей тоже много, – заметил монах.

– А что люди? Лучше бы стало, если бы их было столько же, сколько лосей. Да, людей много, а потому им всегда чего-то недостает. Поэтому они ищут и делят то, чего мало. Люди едят лосей после охоты, и лосей от этого становится еще меньше.

Джером глотнул из стакана остатки чая, звучно рыгнул и вытер рукавом губы.

– Отпусти-и-те меня!.. – внезапно заканючил он. – Мне идти-и надо… Меня и так все бьют!.. Мне совсем не хочется, чтобы вы меня би-и-ли!..

– Да кто ж собирается тебя бить! – рассердился отец Гаврон. – Иди себе на здоровье на все четыре стороны!

– Спасибо за чай, – сказал мальчик обычным голосом и направился к выходу.

Возле дверей он обернулся: – А вы любите курятину?

– Что?.. Курятину?.. Нет, я вегетарианец, – ответил монах.

– А-а, – кивнул головой Джером и выскользнул наружу.

– Странный мальчик, – подумал отец Гаврон. – Считает себя сыном капитана Ренатова и сворачивает курам шеи…" Пробили часы.

Пора лезть на вышку, спохватился монах, натянул тулупчик и повесил на плечо семизарядный – фоккельбохер".

– А действительно, чего у нас в городе столько кур? – задумался отец Гаврон, созерцая с вышки океан из перьев и гребешков. – Чего они пришли? Чего клюют безостановочно?.. Хорошо это или плохо, что их так много?.." Монах откупорил бутыль с формолью, налил жидкости в стаканчик, опрокинул его в себя, затем спрятал лицо в косматый воротник и задремал под завывание ветра.

18

– Удалось ли вам отыскать ключ? – с порога спросил Генрих Иванович и поморщился, глядя на Теплого. Уж больно неприятное зрелище он собою представлял. Глаза учителя ввалились, а белки подернулись красным. Волосы были еще более нечесаны и при любом движении с них валилась крупная перхоть. – Отыскали разгадку?

– Деньги принесли? – поинтересовался глухим голосом Гаврила Васильевич.

От этого вопроса Шаллер одновременно и обрадовался, и почувствовал, как под сердцем что-то екнуло, затем лопнуло, выпуская в кровь адреналин.

– Денег не принес, – растерянно произнес полковник. – Вам удалось это сделать?!

– Да, мне это удалось, – с высокомерием ответил Теплый. – Поверьте, это было нелегко. И это стоит моего гонорара.

– Деньги я вам принесу завтра или, если хотите, сегодня вечером… Могу ли я взглянуть на расшифровки?

– Погодите! Я только ночью второго дня отыскал ключ. Вы принесли мне более пятисот листов, и, даже зная ключ, требуется значительное время, чтобы расшифровать и переписать такое количество страниц… Помнится, вы говорили, что это лишь малая часть того, что написала ваша жена?..

– Да, это примерно шестая часть, – подтвердил полковник. – Но хоть что-то вы переписали?

Шаллер нервничал, и это не ускользнуло от Теплого.

– Пока не стоит так переживать! – сказал он и взмахнул веником своих волос. – Я переписал что-то около десяти страниц.

Генрих Иванович быстро посмотрел в глаза учителя.

– То, что я прочитал, – продолжал Гаврила Васильевич медленно, с расстановкой, – то, что я прочитал, представляется мне летописью… Летописью города Чанчжоэ… Знаете, к какому выводу пришла ваша жена уже на первой строке своих записей?.. К выводу, что название Чанчжоэ переводится как Куриный город. Не скрою, мне это льстит.

– Могу я посмотреть эти страницы?

– Да,конечно.

Теплый взял со стола папку, открыл ее, вытащил с десяток рукописных листов и передал их Шаллеру.

– Надеюсь, я заслужил свой гонорар?

– Что вы говорите? – спросил полковник, уставившись в бумаги.

– Я говорю, что моя работа заслуживает обусловленного гонорара.