Французская Мессалина - Оливия Клеймор

Маркиза де Шатору чувствовала себя всё хуже с каждым днём, скрывая излишнюю бледность под густыми румянами. Она всячески хорохорилась, пытаясь напускной весёлостью доставить удовольствие королю. Никто не знал, как маркизе плохо, даже придворный лейб-медик, специально приставленный к ней самим королём. Сам же венценосный любовник и вовсе ничего не подозревал, продолжая наслаждаться по ночам слегка располневшим телом Изабеллы.

Но любовная идиллия должна была закончиться, увы, сие неизбежно. Изабелла более не посещала спальню короля, тот пребывал в дурном настроении. Барон Ла Шемэ предпринимал попытки, дабы найти достойную замену маркизе, но для Людовика это было лишь физическим удовлетворением и не более.

Наконец Людовик решил направиться в Клюни, слегка развеяться. Изабелла последовала за ним, но по состоянию здоровья не часто покидала свои апартаменты. Король совершал конные прогулки, играл с придворными в «городки», прогуливался по парку, наслаждаясь дивными фонтанами. Порой Изабелла присоединялась к нему в пеших прогулках, всячески скрывая своё недомогание.

Неприятности начались, как и полагается, неожиданно. Во время прогулки по парку маркизе стало плохо: голова закружилась, низ живота пронзила резкая боль. Король успел подхватить фаворитку, иначе бы она упала на глазах придворной свиты, доставив немало удовольствия некоторым дамам, страждущим ласк монарха.

Людовик вернулся в Версаль. Маркиза под непрестанным оком королевских лейб-медиков почти месяц не покидала своих покоев: угроза выкидыша была реальной.

Поначалу король навещал фаворитку, но наносил визиты всё реже и реже: вид больной беременной женщины, даже некогда им любимой, действовал на него угнетающе.

Людовик XV пребывал в отвратительном настроении. Его раздражало всё: начиная от обер-камергера, лейб-медиков, канцлера и заканчивая пажами, которых ему хотелось вовсе излупить до полусмерти.

Обер-камергер постоянно докладывал о состоянии маркизы де Шатору. Оно не менялось вот уже почти сутки: несчастная никак не могла разродиться, оглашая дикими криками не только свои покои, но и близлежащее апартаменты короля.

Людовик как чувственная натура переживал за любовницу, хотя ловил себя порой на мысли, что процесс родов несколько затянулся и утомил его.

Дю Барта Гийом де Саллюст, обер-камергер Его Величества, находился в затруднительном положении. Наступал момент, когда он должен был доложить Людовику о состоянии маркизы де Шатору, но, увы, оно не улучшалось, а лишь ухудшалось. Придворные лейб-медики не покидали роженицу, делая всё возможное и невозможное, но… ребёнок не желал появляться на свет, так и не перевернувшись, как положено перед родами, а лежал поперёк чрева матери.

Маркиза де Шатору очень страдала, и настолько обессилила и измучалась, что уже не могла даже кричать. Она стонала, и этот стон напоминал скорее приглушённый рёв животного, обречённого на гибель.

Де Саллюст стоял перед дверями королевского кабинета почти час, не решаясь войти. Королевские мушкетёры, наблюдавшие за обер-камергером со своих привычных постов и знавшие обо всём, что происходит в Версале, искренне сочувствовали ему.

Наконец де Саллюст решился, отворив двери:

– Сир, – поклонился он.

– Где вы были, Дю Барта? Я до ночи должен ждать вашего доклада? – возмутился король.

– Простите меня, сир, я думал, вы заняты государственными делами с министрами…

Действительно, в кабинете короля находились министры Шуазель, Ришелье и де Риго. Они, понимая, что речь пойдёт о докладе весьма интимного характера, – затянувшиеся тяжёлые роды мадам де Шатору не были новостью в Версале ни для кого, даже кухарок, – ретировались.

– Ваше Величество, – обратился Ришелье, – вы позволите нам удалиться?

Король кивнул, с нетерпением ожидая: что же скажет де Саллюст?

Как только двери затворились за министрами, Людовик весь превратился в слух. Обер-камергер откашлялся, стараясь оттянуть свой доклад на весьма щекотливую тему.

– В чём дело де Саллюст? Вам нечего сказать мне? Что с мадам де Шатору? Как она? – король засыпал вопросами де Саллюста.

Тот замялся. По всему было видно, Его Величество, король Франции, терял терпение. Обер-камергер знал, что лучше не испытывать судьбу, всем было известно, до чего может дойти гнев короля…

– Сир… – начал он робко. – Дело в том, что самочувствие мадам не улучшилось.

– То есть вы хотите сказать, что маркиза так и не родила?! Пошли вторые сутки! Чем заняты, позвольте спросить вас, мои лейб-медики? Можно подумать, рожает не маркиза, а они!

Де Саллюст не знал, что ответить королю.

– Немедленно ко мне одного из них! – Людовик горячился, теряя самообладание. – Возможно, это отрезвит их и поспособствует дальнейшему радению!

– Н-н-о сир… П-п-простите меня за дерзость… – де Саллюст начал невольно заикаться. – Известные вам обстоятельства могут начаться в любой момент, для этого потребуется помощь всех лейб-медиков…

Король удивлённо посмотрел на обер-камергера.

– Порой вы меня восхищаете, де Саллюст, своей откровенной наглостью! Ладно, идите…

Де Саллюст поклонился и поспешил покинуть королевский кабинет.

Королева Мария, жена Людовика Великолепного, пребывала в своих покоях в окружении фрейлин. Девушки безудержно болтали различный вздор, развлекая свою госпожу. Наконец королева, утомлённая их бестолковым стрекотанием, встала с кресла и прошлась по залу. Фрейлины невольно замолкли, ожидая, что скажет королева.

– Что слышно о маркизе де Шатору? – обратилась она к гофмейстерине Луизе де Монлюк.

Та присела в реверансе.

– Ваше Величество, насколько мне известно, около неё находятся вот уже вторые сутки все придворные лейб-медики. Они несколько раз держали консилиум, как помочь бедняжке разродиться. Но, увы… Ребёнок лежит неправильно, и медицина в данном случае бессильна. Думаю, что маркиза обречена, впрочем, как и ребёнок.

Мария искренне опечалилась, она сама, мать пятерых детей, как никто другой знала, что такое роды и как они опасны в таком юном возрасте маркизы, ведь ей было всего семнадцать лет.

Первую дочь Мария родила в двадцать четыре года, она прекрасно помнила эти тяжёлые роды, она истекала кровью и чуть не умерла.

После этого родились ещё две девочки и, наконец, – наследник французского трона Людовик Фердинанд. Воспоминания королевы прервал голос Луизы де Монлюк:

– Король в отчаянье… Простите меня, Ваше Величество…

Королева внимательно посмотрела на гофмейстерину.

– Не смущайтесь, говорите открыто. Происходящие здесь события не представляют ни для кого секрета.