Драконов не кормить (СИ) - Лазаренко Ирина

Хшссторга могла бы всё рассказать очень подробно, ясно и прекрасно – но она непременно удивится, какой это кочерги золотой дракон вдруг проявляет такой интерес к Такарону. И можно не сомневаться, что драконица начнёт задавать встречные вопросы до того, как сама расскажет Илидору хоть что-нибудь.

Вронаан, угрюмый и апатичный, вообще едва ли захочет разговаривать, а если и согласится отвечать, то будет ещё более краток, чем Моран, да вдобавок насыплет в свой рассказ столько мрака, что за ним невозможно будет разглядеть суть.

Старейший из снящих ужас, Оссналор, – это существо, рядом с которым ты ощущаешь себя презренной букашкой и думаешь только о том, как бы поскорее перестать быть рядом с ним. К тому же он очень наблюдателен, вечно что-то замышляет, и он единственный, кто находится с эльфами в весьма тёплых отношениях. Илидор скорее откусил бы собственный хвост, чем спросил у этого дракона о чем бы то ни было.

Оставался Арромеевард. Идеальный источник информации: под настроение он любит поговорить, он заперт в камере и почти не взаимодействует с другими драконами, потому не знает, как и чем они живут, а значит – не сможет понять, что интерес Илидора выглядит странно. И даже если Арромеевард заподозрит неладное, то ни за что не поделится своими соображениями ни с другими драконами, ни с эльфами.

Да, идеальный собеседник, только одна сложность: он может убить тебя, когда ты к нему подойдёшь.

В летнюю пору, когда небо становится бархатным и пронзительно-звёздным, Арромееварда частенько мучает бессонница. Он мало и скверно спит, бродит по камере до поздней ночи, изрыгает ругательства, тревожа стражих эльфов. Иногда в такие ночи он злобствует, а иногда тоскует и требует привести кого-нибудь из слышащих воду драконышей – убедиться, что «не всё ещё потеряно для моего рода, и мы не выродились до тупых крикливых чаек в этом гиблом месте». Драконыши, которые вместе с Илидором жили в детских помещениях, не раз проводили ночи в камере Арромееварда, слушая его монотонные истории и стараясь не заснуть, – за это в лучшем случае они получали затрещину гигантской драконьей лапой. Арромеевард всегда пребывал в облике дракона, едва ли даже другие старейшие знали, как он выглядит в человеческой ипостаси. И только эльфам было ведомо, почему они разрешали Арромееварду оставаться драконом в те времена, когда требовалось экономить ресурсы.

Сам Илидор видел этого дракона лишь несколько раз, причём все краткие встречи оказались столь зажигательны, что Арромеевард был предпоследним драконом, с которым Илидор желал оказываться рядом. Только от Оссналора он цепенел ещё сильнее.

На первую встречу с Арромеевардом Илидор нарвался сам: по драконышевой дурости позволил снящему ужас Яшуммару взять себя на «слабо», дескать, Илидор не сумеет вынести бубнежа Арромееварда от ужина до темноты, не заснув и не получив оплеухи. Золотой дракон тогда только по рассказам знал, какой он – патриарх слышащих воду. Илидору было, конечно, не по себе от мрачно-пугающих историй про Арромееварда, но ещё и ужасно любопытно: а так ли жуток этот патриарх на самом деле? В конце концов, среди драконышей ходила целая пропасть страшилок: про Чернолапую Машину, Призрачного Эльфа, Красные Закаты и про то, что случилось однажды с Дурным Драконышем, который запнулся левой лапой о собственный хвост и пошёл дальше, не похлопав крыльями четыре раза. Драконыши обожали пугать друг друга и пугаться сами, но с какого-то возраста переставали воспринимать подобные россказни всерьёз. Быть может, истории про страшность Арромееварда были чем-то вроде пугалок о Призрачном Эльфе, который приходит в полнолуние за Плохими Драконами!

Словом, в тот день, на закате, Илидор с отвагой драконыша или безумца вышел в предбанник детского крыла и простодушно заявил дежурящей на выходе Корзе Крумло, что хочет отнести ужин Арромееварду.

Корза отложила книгу, которую листала, изогнула тонкую бровь и с большим сомнением спросила:

– Ты что, с люстры упал?

Золотой драконыш помотал головой и выжидающе уставился на эльфку. Она поднялась из-за стола, сложила руки на груди, сделала пару шагов по направлению к Илидору и стала смотреть на него очень сурово. Связанные в пук волосы, запах бумаги и чернил, тёмная унылая одежда – всё это делало Корзу ещё строже. Илидор переступил с лапы на лапу. Его голова находилась как раз на уровне острых, каких-то обвиняющих локтей эльфки, и драконышу казалось, они сейчас ткнут его в нос.

Илидор и Корза простояли так довольно долго – то ли эльфка не могла понять, что ей делать с этим придурочным драконышем, то ли надеялась, что он сейчас одумается и вернётся в детское крыло.

– И зачем тебе на самом деле к этому жвару? – наконец поинтересовалась она.

– Надо, – ответил Илидор отрывисто и чуточку писклявей, чем ему бы хотелось.

Корза ждала. Илидор шмыгнул носом.

– Флёд сказал, мне нужно научиться слушать старших и ещё нужно тренировать отважность. Арромеевард старший и злой.

– Ладно, – после недолгого раздумья проговорила эльфка.

Тогда Илидору не показалось странным, что она так легко позволила драконышу столь вольную интерпретацию слов драконьего воспитателя, Флёда Жирая. Илидор счёл, что Корза просто не придумала причины загнать его обратно, при этом ей было в достаточно степени наплевать, чтобы она не стала загонять драконыша обратно без причин.

Эльфка подошла ко второй двери, грюкнула засовом, с усилием распахнула её и позвала:

– Янеш!

Илидор рассмотрел за дверью кусок тёмного коридора, расчерченный полосами жёлтого света, которые падали из окон и из распахнутой боковой двери.

– Мм-э? – На пороге появился сподручник с бакенбардами, что-то дожёвывающий.

– Он хочет отнести ужин Арромееварду, – произнесла Корза с таким видом, словно сама с трудом верила в свои слова. – Отведи его.

– Ладно. – Янеш Скарлай с интересом глянул на эльфку и кивнул Илидору.

Тот подошёл и вытянул шею, принюхиваясь к новым запахам вечернего коридора – в такое время дракону ещё не приходилось выходить из детского крыла. Оказалось, на закате тут пахнет копчёностями и пивом, как и от Янеша.

– А его нужно скормить этому жвару вместе с ужином? – спросил тот, кивая на Илидора. – Или проследить, чтобы жвар его не пришиб?

Корза рассмеялась, а у Илидора на загривке встопорщилась чешуя. Конечно, эльф шутит, притом по-дурацки. Тогда Илидор ещё не знал, что бакенбардистый сподручник – словно дырявый бурдюк, набитый несмешными шутками, зато Илидор знал, что никто никому не позволит жрать или пришибать драконышей. Драконыши нужные и ценные, так говорила Хшссторга, а зачем ей врать? Ведь она беседовала со своими драконышами, ледяными, остальные просто ошивались рядом «с ушами на макушке», как говорят почему-то эльфы, и тоже слышали слова старой драконицы.

Нет, никто не позволит Арромееварду съесть меня, повторял про себя Илидор, поспешая по коридорам за бакенбардистым сподручником, но теперь эти коридоры, залитые пятнами жёлтого света, казались ему зловещими и диковатыми.

– Не боись, малой, – шагая вразвалку, говорил Янеш. – Ты, главное, в камеру заходи жратвой вперёд, а не спиною. Жвар нажрётся и отстанет, ха-ха! Желудок дракона – не больше фургона, хе-хе!

Именно в тот день Илидору впервые захотелось стать человеком и сломать эльфу нос. Когда через пару месяцев этого бакенбардистого эльфа и его идиотские шутки переведут отсюда в Айялу, золотой драконыш немало порадуется, а через несколько лет они встретятся снова, и Илидор снова будет хотеть сломать ему нос.

Янеш Скарлай отвёл Илидора сначала на кухню, и там ему выдали летучую тележку с едой. Потом они поднялись на третий этаж, и драконыш должен был управлять тележкой, чтобы она находилась над тёмно-зелёными камнями, которыми был вымощен пол коридоров и ступени по правой стороне. На самом деле камни были совершенно обычные, тёмно-зелёными их делали вплетённые в структуру заклинания сращения. Отзеркаленное заклинание было вплетено в деревянную пластину на дне тележки. Отталкиваясь друг от друга, заклинания удерживали тележку парящей в воздухе на высоте локтя, а драконышу пришлось проделать остаток пути на задних лапах, что довольно неудобно. К счастью, управлять тележкой, не отклоняясь до дорожки зелёных плит, оказалось просто; Илидору всё время казалось, что тележка уедет вбок, но она не уезжала – ей мешала какая-то «тропия», про которую невнятно буркнул бакенбардистый Янеш Скарлай.