Драконов не кормить (СИ) - Лазаренко Ирина

Но сейчас Илидор, растерянный и доведённый до ручки, орал на Йеруша, как безумный, и видел, как обретают плоть слова, сотканные его голосом, как они понемногу светлеют, когда в них заканчивается боль, и тогда слова понемногу становятся чем-то другим, обретают силу и свет, искры которого отражаются в глазах Найло, а отражение становится сиянием и внутренним светочем, и светоч в глазах Найло сам рисует Илидору новые картины слов, смыслов и важностей.

Илидор и прежде знал, что Йеруш Найло может быть не безнадёжно плох, но не знал, что у Йеруша, оказывается, есть мечта, мечта о чём-то действительно важном и хорошем – только Йеруш умудрился забыть о ней, и теперь вдруг обнаружил, что может снова разглядеть свою мечту там, где заканчивается его собственная ослепляющая боль – она иссякла вместе с болью в голосе золотого дракона. И что найти свою мечту забытой, скучно несбывшейся, присыпанной пылью – это очень-очень обидно и неправильно, и, возможно, это вообще самое плохое, что можно сделать с собой: забыть, что у тебя была мечта.

Йеруш закинул голову, вздрогнул от дыхания холодных брызг, поднятых ногами бури, глаза его блестели то ли от лихорадки, то ли от слёз, он бы сам не мог сказать, почему его так колотит и какая сила раздирает его грудь, а потом время застыло для Найло, потому что…

Потому что время сделалось нужным кому-то другому, и тёмное небо вспорол свет ярче солнечного, и слёзы действительно покатились из глаз Йеруша – от света, не от распирающих чувств, а через мгновение мощно, глухо хлопнули драконьи крылья – и тут же их хлопанье поглотила буря, накрывшая Донкернас.

– Ты что творишь?! – заорал Найло в ненастье, которого не видел из-за пятен света перед глазами. Он действительно не понял, что делает Илидор… и в то же время понял, потому что тут же, не переводя дух, рявкнул: – Вернись, тупой дракон! Это прямое указание, Илидор!

Крылья хлопали уже слишком далеко, дракон не мог различить слов Йеруша, но эльф услышал за гудением бури, что Илидор полетел на запад, в Айялу, и удивился, а потом на миг ему даже стало почти стыдно: он ведь подумал, будто Илидор рехнулся и собирается улететь из Донкернаса, но если он повернул в Айялу…

Когда Йеруш наконец проморгался, он увидел, как золотой дракон, угрожающе сверкая чешуёй в свете молний, закладывает вираж ни к какой не к Айяле, а к восточной стене – или к южной? – и услышал, как орут сподручники.

– Да ты это серьёзно? – истошно возопил Найло и бросился к камнемёту. – Хрен ты сбежишь, идиотский дракон!

С восточной стены в Илидора полетел жидкий огонь, запущенный заклинанием сращения, и на миг показалось, что золотой дракон растворился в нём, но нет – увернулся, следом сорвалось что-то с металлическим лязгом и кануло во тьме, за ним ещё одно. Йеруш, ругаясь и не слыша собственных ругательств за грохотом бури, нащупал в коробке камень побольше, потащил его, скользкий, тяжёлый, непослушный. Он слышал свист копьеметалок, или это только чудилось? Но копья в дракона наверняка летели, не могли не лететь.

Камень никак не желал укладываться в карман пращи, и когда эльф наконец его разместил, нашёл молоток, сумел схватить его дрожащими, мокрыми от дождя пальцами и разогнулся – дракон уже перелетал восточную стену.

– Вот паскуда! – рявкнул Йеруш и разрядил камнемёт с такого размаха, что выронил молоток, и тот сгинул где-то, глухо охнув.

В темноте и потоках дождя эльф не мог проследить, куда летит камень, но видел, как дракон, уже поворачивающий на север, вздрогнул, споткнулся в воздухе, тяжело и неловко забил левым крылом.

Вокруг орали сподручники. Вслед дракону летели копья, но копьеметалки далеко, им уже не достать. По лицу Найло текла вода, над головой ухохатывалась буря.

И Йеруша словно оглушило. Как во сне он видел, что дракон выровнялся в воздухе и стал подниматься выше, ещё выше, туда, в объятия бури за пределами замка-тюрьмы Донкернас, за пределами холмов Айялы, придавленных природной «крышкой», которая не позволяла драконам подняться в небо достаточно высоко.

Теперь Илидор сам сможет выбрать себе небо, и в нём не будет «крышек».

– Кроме той, которая настанет, когда тебя найдут, идиотский дракон! – яростно выплюнул Йеруш вслед удаляющемуся золотому пятну. – Я первый тебя найду! И разорву, и закопаю ошмётки, и сожгу их! Ты слышишь меня, Илидор?!

* * *

Сонное утреннее солнце светило на сочную траву, изрядно помятую бурей, на взволнованный лес, пересчитывающий поваленные вчера деревья, на редкие деревушки у дороги. А по дороге шёл на север человек – а может быть, эльф или эльфский полукровка, с первого взгляда трудно понять. Был он молод, золотоволос и золотоглаз, одет неприметно, разве только плащ необычный: вместо одной длинной полы – две короткие, вдобавок левая держалась чуточку на отлёте.

Путник выглядел безмерно счастливым, подставлял лицо солнцу и что-то напевал без слов, бодро шагая по эльфскому домену Хансадарр на север, к горам Такарона.

Золотой дракон Илидор возвращался домой. Конечно, у него никогда не было никакого «домой» – но не то чтобы это могло остановить золотого дракона.