Импровизация на тему любви - Фабио Воло

Понедельник

Сегодня, едва я взглянула на серое небо, как у меня перехватило дыхание. Только когда я подошла к корзине с моими детскими игрушками, с сердца как будто свалился камень. Я привезла сюда свои игрушки, чтобы они помогли мне выжить. Ты не хочешь поиграть со мной? Бери любую, выбери что-нибудь. Только не предлагай игру в равнодушие — мы в нее сегодня не играем. Эта игра уж отняла у нас чистое небо. Давай поиграем в прятки. Я спрячусь, а ты будешь меня искать, и если найдешь, то я сделаюсь такой маленькой, что ты сможешь положить меня в карман своей рубашки. Можно выбрать и другую игру: я не буду прятаться, а, наоборот, позволю тебе найти меня.

Я надела длинное платье. Сегодня я чувствую себя Золушкой. Увези меня отсюда. Привези меня на бал. Потанцуй со мной.

Скоро мне выходить, и я выскочу из трамвая. Я потеряю для тебя свою туфельку, пусть это будет перчатка. Я очень патетична.

Четверг

Сегодня я притворяюсь, что не замечаю тебя. Вот не буду смотреть на тебя, пока не выйду из трамвая. Мне нравится поддразнивать тебя. Интересно, что ты думаешь обо мне? Если я загляну в твое лицо, что за женщину я увижу в твоих глазах? Я хотела бы испариться, а потом тысячью капелек осесть на оконном стекле, отражающем наши лица. Я хотела бы превратиться в свое отражение, стать лихом на стекле, в котором вчера не сразу узнала себя. Я стала другой — благодаря тебе, только тебе. Я, прежняя, никогда бы не посмотрела на тебя… и на себя тоже. Наверное, в каком-то смысле я ждала тебя, чтобы измениться. И я буду ждать тебя… Ждать и надеяться.

Четверг

Завтра я уезжаю, расстаюсь с этим трамваем и с тобой. Ты дал мне силы изменить то, что мне не нравилось. Я с тобой ни разу не разговаривала, я даже не знаю, существуешь ли ты? Ты воплощал образ проводника, указывающего мне путь. На тебя я навьючила свои чувства, мысли, желания. Ты был силой, и мускулом, действием. Теперь по утрам ты будешь ездишь один. Я прощаюсь с тобой и навсегда уношу с собой твой образ. А напоследок я угощу тебя чашкой кофе.

Почему мои надежды так быстро оказались связаны, с тобой?

Сколько ложечек сахара положить в мою чашку?

Чем дальше я читал, тем больше понимал, что меня как бы вели к тому, что я оказался здесь, в Нью-Йорке. Самое очевидное доказательство было приведено на последней странице. В тот день она улетала в Америку…

…Вчера я и Джакомо, так его зовут, пошли выпить кофе. Он оказался очень, может быть, чуть неловким. В какой-то момент, после того как мы немного поговорили, мне захотелось поцеловать его, но я предпочла встать из-за стола и сказать, что мне надо в туалет. Я оставила конверт на столе. И я очень надеялась, что ему хватит смелости переписать адрес, ведь он даже не спросил у мет мой e-mail.

Я улетела и не знаю, увижусь ли с ним еще. Что бы там ни было, но в этой игре с судьбой есть своя прелесть. Перед тем как пройти в зону вылета, я на секунду оглянулась. Я надеялась, что он придет попрощаться со мной. Я оглядывалась еще и еще раз, и мой брат, обратив на это внимание, спросил, не жду ли я кого. Я ответила: нет, не жду. Не хочу, чтобы о нас с тобой знал еще кто-то.

Наверное, я сама должна была, спросить у тебя адрес или номер телефона. Это все глупая женская гордость. У тебя есть полгода, чтобы позвонить мне, разыскать меня или приехать ко мне. Если этого не случится, я пошлю тебе свой дневник. Но встречаться после этого смысла уже не будет.

Закрыв тетрадь, я не знал, толи мне радоваться, то ли, наоборот, сердиться. Хотя нет, я не сердился. У меня было ощущение, что я оказался в мышеловке, что я, как подопытная мышь, бежал по дорожке, уже заранее размеченной Микелой. Месяцами я выдумывал черт знает что, а она, оказывается, ждала меня здесь…

И все-таки у меня не было повода огорчаться. Эмоции, которые я испытывал в тот наш трамвайный период, не были фантомом. Похоже, мы с ней смотрели один и тот же фильм.

Я встал и вышел из кафе. Сюда я вернусь к пяти часам. На сердце у меня было удивительно легко. Я шел и улыбался. Мне не надо было прятать улыбку. Одним из сладчайших моментов жизни за границей является независимость. Ты уж точно не встретишь никого из знакомых. Никаких друзей, сослуживцев, никаких соседей по дому — ты здесь сам по себе. Никто не знает, кто ты, чем занимаешься, где живешь. Тебя никто не знает, и ты никого не знаешь — хорошо! Все это позволяет делать то, что я не могу себе позволить, если нахожусь дома, в своем городе. Например, такой вот пустяк. Я часто замечаю за собой, что, гуляя по городу, начинаю напевать какой-нибудь мотивчик, отчего мне сразу становится неловко: а вдруг кто-нибудь услышит? Но как быть, если мотивчик засел в голове и просто рвется наружу? За границей я иду себе и пою, ни на кого не обращая внимания. В то утро я был настолько счастлив, что довольно долго шел по 8-й авеню, напевая «Одинокие люди» группы Pooh. Я допел эту песню до конца, по крайней мере те куплеты, что помнил. В Италии я бы сразу умолк, но на 8-й авеню я не стеснялся. Особенно я увлекся припевом: «Бог громадных городооооооов…» — а что, неплохо получилось.

В пять часов вечера я был у офиса Микелы. Через несколько минут она, улыбаясь, вышла. Едва я увидел ее, как меня захлестнула волна эмоций. Я был возбужден, смущен, горд, доволен… Мы были почти не знакомы, но я испытал ошеломляющее чувство привязанности к ней, все мои привычные страхи куда-то испарились. Только много позже я смог разобраться в своих ощущениях, но в первое мгновение нашей встречи я не помнил себя от счастья.

Микела тоже была взволнованна. Это было сразу видно.

Мы сели да скамейку у входа.

— Ты знаешь, я чувствую себя довольно глупо. Когда я читал твой дневник, то ощущал себя то ли подопытной свинкой, то ли рыбкой в сачке, — начал я.

Микела улыбалась:

— А меня увлекла идея игры, хотелось посмотреть, что из этого получится. И вот ты здесь. Выходит, что-то получилось. И я… я всегда ощущала тебя рядом.

— А как ты могла знать, что я приеду?

— Я этого не знала.

— А когда ты нашла мое сообщение на автоответчике, о чем ты подумала?

— Наконец-то. Я подумала: наконец-то! Ты прочел мой дневник и должен понимать, что это обрадовало меня. Даже если ты приехал не ради меня, а… по делам.

Последние слова Микела произнесла так, что стало ясно: она обо всем догадалась.

Я был настолько взволнован, что начал говорить без умолку, уже не помню что. Но через какое-то время Микела перебила меня: