Ловушка для «Осьминога» - Станислав Гагарин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Задавайте, Стив, – усмехнулся бывший судовой врач. – Теперь мне до конца дней отвечать на «профессиональные» вопросы коллег.
– Я просто восхищен вашей столь длительной миссией в России, Джон… Продержаться столько времени! Я уже не говорю о вашей столь необычной и отлично проведенной легализации… Представляю, как вам было трудно в первые дни, недели, месяцы!
– Трудно было все эти годы, Стив, – перебил Фергюссона его заместитель.
– Не сомневаюсь, – согласился Фергюссон. – Но я хотел спросить о другом. Что заставило вас, Джон, так срочно просить руководство об экстренном вывозе? Возникла реальная опасность провала? Впрочем, если вам не хочется, не отвечайте. Я не обижусь, Джон.
– Нет, отчего же… Мне известно, Стив, что вы первоклассный специалист нашего ведомства, не раз бывали за кордоном нелегально и знаете, что такое жить под чужим именем. Я вас тоже как-нибудь попрошу поделиться своими собственными впечатлениями…
Джон Бриггс взял из пачки тонкую коричневую сигарету, прикурил от протянутой Стивом Фергюссоном ронсоновской зажигалки.
– Я попросту устал, дорогой Стив, устал… И до этого накатывало, но в этот раз, когда ждал выхода «Вишеры» в море, почувствовал: до такой степени исчерпал силы, что выйду на Невский проспект и заору изо всех сил: «Люди! Вяжите меня! Я американский шпион!»
– Совсем в русском духе, – понимающе улыбнулся Стив Фергюссон. – По Достоевскому…
– Верно, – согласился Джон Бриггс. – Впрочем, за эти годы я, наверное, стал более русским, чем был по происхождению. Ведь у меня есть русские корни… Да… Вот я и струсил… Конечно, заявлять о принадлежности к ЦРУ на Невском проспекте я не стал бы, но тот факт, что стал думать об этом, пусть и с мрачным юмором, напугал меня. А тут еще узнаю, что заход «Вишеры» в Ухгуилласун отменен.
– Это мы перестарались, – пояснил Стив. – Организовали Балтийскому пароходству слишком крупный фрахт.
– Тогда я и потребовал забрать меня по аварийному каналу… Понимаете, Стив, это накатывает сразу. Еще вчера ты был первоклассным агентом: хладнокровным, расчетливым, невозмутимым, логически мыслящим, рассчитывающим каждый шаг. И вдруг сегодня ты неожиданно превратился в выжатый лимон. Многие разведчики потеряли голову, когда не сумели остановиться у крайней черты! Психику нельзя напрягать беспредельно. Разведчик, если чувствует приближение срыва, должен немедленно уходить.
«Он прав, – с горечью подумал Стив. – И у меня тоже чувство приближения срыва… Только страх ко мне пришел уже здесь… А что будет, если меня отправят в Россию?»
Додумать эту неотвязную теперь мысль шефу «Осьминога» и экономическому директору морской агентской конторы «Эвалд Юхансон и компания» не удалось. В кабинете появился сотрудник фирмы, один из тех, кто пришел сюда вместе с ним и числился одновременно в кадрах ЦРУ.
– Извините за беспокойство, мистер Фергюссон, – сказал сотрудник, – но чрезвычайные обстоятельства вынуждают.
– Что случилось, Фред?
– В контору явился посетитель. Он требует встречи с руководством фирмы. Мистер Юхансон здесь, но я решил доложить об этом именно вам.
– Что за посетитель, Фред? Выкладывайте!
– Этот русский, мистер Фергюссон! Второй штурман теплохода «Вишера» Олег Давыдов…
IV
В тот день, когда Андрей Колотухин вернулся в Ленинград из Оренбургской области, в городе было непривычно жарко.
Из Пулкова, едва Колотухин-младший оказался в зале ожидания аэропорта, он позвонил домой, но там никого не было. По случаю воскресенья отец наверняка уехал на дачу и сидит сейчас на озере с удочкой в руках. Василий Дмитриевич считал рыбалку лучшим отдыхом для человека, занимающегося интеллектуальным трудом. Для него самого этот отдых заключался в том, что академик настраивал две-три удочки, запускал их в воду и тут же вынимал блокнот, черкал в нем, занимаясь сложнейшими расчетами, и не замечал, как рыбы объедали червяка или вообще отгрызали крючок вместе с наживкой.
«Баба Палаша, наверно, уехала в Брест, – подумал Андрей. – А может быть, подалась с отцом на дачу…»
Ему не терпелось сделать еще один звонок, той, ради которой он сорвался в Ленинград прежде срока, хотя это и стоило ему больших трудов. Хорошо что поддержали его просьбу Стас и Рафик. Но сейчас звонить Марине Андрей не решался. Он доберется до дома, примет душ, побреемся, ведь летел уже вторые сутки, переоденется и тогда позвонит Марине, которая так взбудоражила его телеграммой.
Добравшись до дома, Андрей вошел в подъезд и увидел молодого человека лет тридцати, в полотняных брюках, легкой свободного покроя куртке и белой кепочке с большим козырьком. Он как будто ждал кого-то, но едва Андрей появился в подъезде, сделал шаг к лифту и первым нажал кнопку вызова.
– Вам высоко? – благожелательно спросил незнакомец в лифте, с готовностью протягивая руку к панели с кнопками.
– На седьмой, пожалуйста, – попросил Андрей, благодарно взглянув на попутчика – у него самого руки были заняты дорожными сумками.
– А мне повыше, – бодро сказал незнакомец и нажал кнопку у цифры «семь».
Когда Андрей выходил из кабины лифта, он почувствовал, как в спину ему пристально смотрят. «Чушь какая», – подумал он и заставил себя не повернуться.
Захлопнулись позади двери лифта, кабина поехала дальше и, уже открывая дверь квартиры ключом, Андрей начисто забыл об этой встрече.
Через полчаса он звонил Марине домой. Трубку взяла Бронислава Иосифовна.
– А кто это говорит со мной? – спросила она. – Ах, это вы, Андрюшенька! Какая радость, что приехали… А Мариночка за городом, на даче… Повезла младшую сестренку на свежий воздух… Она вас так ждала! Да-да, Андрюшенька, ей было очень плохо, просто извелась. Вы из дома звоните? Знаете, я ведь сижу в городе по ее просьбе… Она чувствовала, что вы сегодня приедете. Вот вы и приехали! Какая радость для всех нас! Очень хорошо сделали, Андрюша… Вот что. Оставайтесь дома, а я сейчас вызову такси, это быстро, у нас таксопарк рядом, и диспетчеры меня знают, вызову машину и подъеду к вашему дому. Заберу вас и махнем в Кавголово. Там с Мариной встретитесь. В общем, ждите меня через полчаса у подъезда! Вызываю машину…
Положив трубку, Бронислава Иосифовна шумно вздохнула и только сейчас сообразила, как удачно она впервые в жизни назвала Маринину дочь ее младшей сестренкой.
«Значит, судьба, – подумала Бронислава Иосифовна, – значит, так тому и быть… Завтра же начну хлопотать об удочерении Яночки. А что? Такая доченька только омолодит новую мамочку… Может быть, и я найду академика».
А взволнованный разговором и близкой встречей с Мариной Андрей так и не спросил Брониславу Иосифовну, знает ли она, к какому подъезду ей подъехать.
Когда через четверть часа – ждать больше в огромной пустой квартире было невмоготу – Андрей спустился вниз и вышел из подъезда на улицу, он даже не заметил за кустами справа того тридцатилетнего молодца, который совсем еще недавно поднимался с ним вместе в лифте.
V
«Негативный опыт зимней кампании 1939—1940 года и участие во второй мировой войне на стороне Гитлера заставили правящие круги Суоми, национальную буржуазию, либеральную общественность резко изменить курс в сторону налаживания дружеских отношений с Россией. Немаловажное значение имело то обстоятельство, что в Финляндии, единственной из стран-союзниц Германии, не был введен режим оккупации. Кроме того, русские сочли возможным не воспользоваться правом победителей по вопросу возмещения ущерба, нанесенного им военными действиями Финляндии, выдвинув имевший большой политический резонанс принцип частичной компенсации…»
Майкл Джимлин ударил по клавише, которая ставила точку, и крутнулся на вертящемся стуле, отворачиваясь от стола с пишущей машинкой.
Советник американского посольства сочинял политический отчет о положении страны, где он был аккредитован в качестве дипломата, занимая по совместительству должность резидента ЦРУ. На этот раз Майкл Джимлин выполнял задание не Лэнгли, а ведомства, к которому официально принадлежал: справка о причинах добрососедских отношений между Советским Союзом и Финляндией потребовалась для бюро разведки и исследований государственного департамента США. Государственный департамент, выполняющий функции министерства иностранных дел, всегда был связан с разведывательной деятельностью за границей, ибо его лидеры считали, что разница между шпионом и дипломатом лишь в одном: разоблаченного лазутчика вешают, а провалившегося дипломата объявляют «персоной нон грата» и высылают из аккредитовавшей его страны.
В нынешнем виде бюро разведки и исследований госдепартамента было создано под руководством Джорджа Маршалла, который был госсекретарем США в 1947—1949 годах. Позднее, 3 февраля 1968 года, газета «Вашингтон пост» опубликовала документ, составленный Джорджем Маршаллом, своего рода директиву, где прямо говорилось:
