Император из стали (СИ) - Васильев Сергей Викторович

Мария Фёдоровна слушала бессловесно, лишь прищелкивая пальцами в местах, которые казались ей наиболее острыми и злыми. Князь уже умолк, а императрица всё держала паузу, погрузившись в свои мысли. Первым прервать молчание решился генерал-губернатор.

— Зачитав этот текст, Никки напомнил собравшимся о своей речи перед представителями земств пять лет назад и сказал, что его заявление об участии представителей земства в делах внутреннего управления, как о бессмысленных мечтаниях было ошибкой, и сейчас, по истечении времени он наоборот, настаивает, чтобы те, кто этого желает, были активно включены в процесс управления. Обещает, что сам будет настойчиво просить совета у своего народа и объявляет о формировании соответствующих органов, которые предлагает так и назвать — Советы!

— Советы, — повторила вслед за князем Мария Федоровна, — и кто же будет входить в эти Советы?

— А вот с этого момента как раз и начались сенсации! Его Величество объявил о том, что избирать и главное — избираться в Советы — могут ВСЕ подданные империи по достижении 18 лет, независимо от пола, вероисповедания, сословной принадлежности и имущественного состояния на основе прямых, всеобщих, тайных выборов с правом избирателей на отзыв депутата в любое время.

— Все? — тихо переспросила Мария Фёдоровна

— Все! — утвердительно кивнул губернатор Москвы Великий князь Сергей Александрович и выжидательно посмотрел на императрицу.

— Советы кухарок и золотарей, — тихо проговорила маленькая хрупкая женщина, сильно сжав кулачки, — и кто его надоумил?

— А кто у нас в семье главный карбонарий и первый поклонник французской революции? — нервно дёрнул шеей великий князь, — кто у нас теперь ходит в фаворитах? Конечно же этот «Бимбо», в лапы которого Никки попал во время своего неожиданного путешествия в Тифлис и Баку… Какого черта его туда вообще понесло! — сорвался князь на фальцет…

— Спокойно, Серж, — раздался волевой голос стоявшей до этого в тени статной высокой дамы в свободном кремовом платье, почти полностью закрытом пуховым платком невероятных размеров, — мы уже говорили с тобой на эту тему и ты согласился, что оставаться на месте, не зная, кто на тебя покушался, было опасно — преступник мог повторить свою попытку… Здравствуйте, Мария Федоровна, рада видеть Вас в нашей скромной обители.

— Добрый день, Элис, — кивнула императрица супруге губернатора. — Вы про слух насчет отравления?

— Даже если это слух, действия государя все равно объяснимы. Любой нормальный человек старается покинуть место, которое может таить неясную и даже насквозь гипотетическую угрозу.

— Удивлена, — произнесла Мария Федоровна, не спуская взгляд с жены губернатора. — Я-то думала, что вы будете защищать свою сестру — Аликс и первая броситесь поносить Никки за его грубое обращение с супругой.

Елизавета Федоровна пожала плечам.

— Аликс всё время требовала от Никки мужских, решительных поступков, властных, самостоятельных решений, и вот, наконец, дождалась. На что же тут жаловаться? Или она думала, что он будет резок только с окружающими, а с ней останется по-прежнему ласковым котенком? Так не бывает. Если мальчик вырос, то во всем и везде, а не частями.

— Видимо, ваш муж — Серж — другого мнения…

Жена губернатора улыбнулась, подошла к неподвижно сидящему в кресле князю и чуть коснулась пальцами его прически.

— Серж расстроен совсем не новыми политически экзерсисами государя. Никки изволил возобновить расследование Ходынской давки и пообещал наказать виновных в ней, кто бы это ни был… Серж! Я же тебя предупреждала, что всё вернётся… Не надо было тебе вообще с ними связываться…

— С кем «с ними»? — встрепенулась императрица.

— Минни, — поморщился князь, как от лимона, — не придавайте большого значения словам Элис. Она часто выдаёт свои фантазии и чужие слухи за истину… Повторяю, Элис, Ходынка — это случайность! Трагическая, неприятная для меня случайность! И ничего более… Но я действительно расстроен… Никки объявил о недопустимости роста внешних заимствований и режиме жёсткой экономии… Предложил целый ряд мер…Но одна из них просто возмутительна…

— Я даже не представляла, что Серж интересуется экономикой, — улыбнулась Мария Федоровна, потянувшись за чаем, — и никогда не думала, что какие-либо вопросы в этой области его могут возмутить…

— Но Минни! Он объявил, что вплоть до полного расчёта с внешним долгом он замораживает бюджет императорского двора и прекращает всякое содержание членов императорской фамилии (**)

Рука императрицы зависла в воздухе и медленно вернулась в исходное положение, так и не дотянувшись до чая.

— Скандал, — тихо, почти про себя произнесла Мария Федоровна, нервно комкая материю платья… — И что, Серж, ты хочешь сказать, что это ему тоже подсказали Михайловичи?

Князь закатил глаза, сделал неопределенный жест рукой, который можно было понять «Бог его знает…» и опять уставился в одну точку куда-то за окно.

— Ну хорошо, — медленно проговорила императрица, — он прекращает выплачивать содержание императорскому дому… Но как Никки представляет себе тогда его существование?

— Он снял запрет для фамилии на любые купеческие промыслы, — фыркнул губернатор с таким видом, будто ему предложили пойти на панель, — даже представил список заводов, которые его интересуют больше всего…

— Не только заводы, — опять мягко, но настойчиво перебила мужа Елизавета Федоровна, — он говорил, и про школы и про больницы, которые он хочет видеть в каждом селе… Что же касается великокняжеского семейства, то не будем прибедняться — среди нас нет ни одного, кто завтра умрёт с голоду, зато великое множество тех, кто за свою жизнь ни разу не ударил пальцем о палец… Давайте обратим лучше внимание на то, зачем Никки начал именно со своей семьи? Вы действительно думаете, что он решил сэкономить только на великих князьях?

— Может, об этом лучше спросить у Витте? — улыбнулась Мария Федоровна.

— Ну это вряд ли получится сделать немедленно, — вздохнул Сергей Александрович, — Сергей Юльевич слёг после того, как Никки назначил в помощь к нему двух помощников — Шарапова и Мамонтова (***) с задачей провести детальную ревизию государственных финансов.

— Понятно, — улыбнувшись, зашуршала тканью платья императрица, испытывающая к Витте вполне определенную симпатию. — Я думаю, мы сможем это поправить. Ничего необратимого ведь пока не случилось, не так ли?

— Не так, — не согласился великий князь — Государь публично объявил об отмене всех недоимок по выкупным платежам для крестьян, об освобождении от всех и любых налогов тех, чей дворовой доход менее 1000 рублей в год, о 8-часовом рабочем дне… Там ещё целый список, всего не упомню…

— О запрете детского труда и равных правах для мужчин и жещин на работу и его оплату, — подсказала Елизавета Федоровна. — Как сказал государь Сержу, «Благосостояние страны, дорогой мой князь, измеряется не богатством высших классов, а достатком низших.» Это изречение, кстати, уже напечатали «Ведомости».

— Да, — фыркнул губернатор, — теперь простолюдины готовы носить царя на руках…

— Не только они, Серж, не только, — улыбнулась Елизавета Федоровна…

— А кто еще? — подняла на нее голову императрица.

— Женщины! Огромное количество жён, сестёр и дочерей самых разных семей из самых разных сословий, которые вдруг почувствовали для себя какую-то другую перспективу, кроме дома-детей-рукоделья. Они почувствовали этот пьянящий запах новых возможностей и теперь… Мария Федоровна, ну не мне же вас убеждать, что не получится у наших мужчин удержать женщину, которая что-то твердо решила… Согласны?

— Согласна! — кивнула Мария Федоровна и решительно поднялась. — Мой сын собрал вместе всех бунтовщиков и направляется к ним на встречу. И я твердо решила ехать туда же и, если надо, защитить силой оружия моего конвоя…

— Думаю, что это не потребуется, — усмехнулся губернатор, — воодушевленные речью Никки, рабочие Зубатова тоже будут там и голыми руками задушат того, кто попытается обидеть их монарха, пообещавшего 8-часовой рабочий день, больницы, школы и образование для их детей без всяких ограничений..