В руках Ирбиса - Елена Ласк

– Она же сама призналась, что ты знаешь не всё. – Настя посмотрела на меня с жалостью, как на побитого пса.

– И с этого момента я окончательно потерял покой. – Произнёс то, в чём не хотел признаваться никому, в первую очередь самому себе.

– Если продолжишь в том же духе – потеряешь Нику. – Моментально отрезвила меня Настя.

Глава 20

*Кирилл*.

Картинка не стала мутнее со временем, цвета не стали бледнее. Операционная, яркий свет, на полу валяется одежда, напитавшаяся цветом крови, белые халаты врачей, которые почти светятся. Единственное бледное пятно – тело чуть живой Моники Абрамовой. Меня впустили в операционную когда потребовалось переливание. Даже ничего не понимая в медицине, увидев показатели на мониторе, понял что её тело еле держится. Это было по-настоящему, в тот момент я верил, что ошибся, что есть шанс всё исправить. Я искренне хотел, чтобы она жила, забыв её вину в смерти Васьки, её предательство, всё что видел собственными глазами, даже неудавшееся бегство к новоиспечённому жениху. Смотрел на неё полупрозрачную, когда моя кровь плавно перетекала в неё, а перед глазами её последний взгляд, измученный, блёклый, уже безжизненный. Моника впервые произнесла моё имя, прощаясь, но я оказался не готов её отпустить, не воплотив выбранное для неё наказание.

– Доктор, если проведём операцию сейчас, то ещё есть шанс сохранить возможность иметь детей. – Слышу обрывки разговора в состоянии полусна голос помощницы Клинского, слишком нервной, для врача, девушки.

– Хочешь её угробить? – Отмахнулся от неё, продолжая что-то делать с Моникой. Я давно его знал, но впервые видел таким встревоженным, сосредоточенным, без его ухмылочек и пошлого юмора ниже пояса, без которого он не может жить.

– Но…

– Никаких «но». Если она умрёт шансов стать матерью у неё точно не останется. Бесплодие не помеха реализовать материнский инстинкт. Что там с давлением и пульсом?

– Нормализовались.

– Будешь следить за её состоянием ночью. Если снова откроется кровотечение, даже незначительное, немедленно вызывай меня.

– Это он её так? – Вижу из полуоткрытых глаз, как ассистентка кивает в мою сторону.

– Ты о ком? Разве здесь кроме нас кто-то есть? – Напомнил Клинский особенность этого места, где ты будешь невидимкой, если пожелаешь.

– Но…

– Никаких «но».

– Это твой любимый момент?

Явилась. Картинка на стене застыла. Сегодня раньше, чем обычно. Моника появилась из темноты комнаты. Как всегда сначала я рассмотрел её белое платье, похожее то ли на пиджак, то ли на халат, и только потом лицо и фигуру. Её шаги по полу, усыпанному пеплом, не оставляют следов и не поднимают его в воздух. Моника внимательно смотрит на застывшую картинку с кадром из прошлого, которое не может помнить, зато я воспроизвёл в малейших деталях. На её лице растягивается улыбка и она как ни в чём не бывало садится рядом со мной на пол, забирая из рук бутылку, делая большой глоток из горла.

– Ты так и не ответил, почему вспоминаешь именно этот момент.

Снова она пришла меня мучить своими вопросами. Даже в своих снах я не могу избавиться от неё. Все два года, каждую ночь, я провёл с ней.

– На том операционном столе умерла моя мечта.

– Пф-ф-ф. Ты о том, что хотел заделать мне ребёнка. Тоже мне трагедия. Хотя, есть вероятность, что у тебя это получилось… ненадолго.

Ударил со всей силы в область её груди, врезавшись кулаком, прошедшим сквозь неё, в стену, которая пошла трещинами, вызвав лишь хохот тени прошлого. Пепел от моего движения моментально взлетел, наполнив собой воздух, оседая на всём вокруг кроме неё. Теперь и во сне она мутировала, став копией самой себя в настоящем: длинные волосы, макияж, бледность. И я захлёбываюсь злостью, потому что такой она стала рядом с моим отцом, возможно даже для него.

– Снова забыл, что не можешь прикоснуться ко мне? – Спрашивает надменно улыбаясь, глядя не моргая.

Не могу. Даже в собственном сне не могу избавиться от неё.

– Зря ты так переживаешь. Найдёшь себе другую девственницу… или не девственницу.

Моника многозначительно посмотрела в сторону кровати, на которой спала Кристина, моя очередная личная шлюха. Я давно перестал копаться и разбираться с кем сплю, количество критериев убавилось до двух: здоровье и умение выполнять приказы.

– И что я в тебе нашёл? – Снова задаю вопрос самому себе, рассматривая Абрамову. Нет в ней ничего особенного. Не уродина, но ничего выдающегося в ней нет, ни форм, ни яркой внешности. Посредственность в чистом виде, никто со своими тупыми принципами. Мать шлюха, отец непойми кто, сестра тупая овца. Единственное достоинство – девственность, и та похоже была фальшивкой.

– Только то, что тебе сразу не обломилось.

– А остальным? Всем кто был до меня, ты давала сразу?

Моника растянула губы в улыбке, сверкнув зубами, и пересела на меня, оседлав, оперевшись руками о стену по обе стороны от моей головы.

– Так вот чем ты себя утешаешь. Похоже мысли, что меня трахал кто-то другой до нашей встречи, тебя заводят. Ты это представляешь, когда сношаешь свою очередную силиконовую куклу? – Моника приблизила ко мне лицо, облизнувшись, надменно ухмыляясь. – Не-е-е-т. Ты раз за разом представляешь меня на их месте. Только никогда ты не узнаешь, какой я могу быть с мужчиной, не почувствуешь тепла моего тела, не услышишь моих стонов, не пробудишь во мне желание. Потому что секс с тобой для меня будет пыткой… всегда. Поэтому лучше добей. – Эти слова звучат как вызов, соблазнительный до закипания крови, которая бурлит в венах, несясь по ним с бешеной скоростью, требуя выполнить то, на что она напрашивается. Но я помню, что эта Моника – плод моего воображения, который почему-то ведёт себя не так, как велю я, не валяется у меня в ногах, вымаливая прощение. Я и забыл, что когда-то ждал этого момента, цепляясь за него, чтобы не сорваться. Призрак Моники демонстрирует свою неуязвимость, требуя расправы, как хочу я. Как же много теперь я хочу, когда знаю, что Абрамова жива и здорова, хотя по сути всего лишь ходячий труп, в котором когда-то умерла моя мечта – малыш с её глазами, упрямством и улыбкой.

– Даже не мечтай.

Моника отстранилась, не скрывая недовольства, и мой взгляд уловил блеск на её груди. Никогда раньше не видел это украшение у неё на шее. Камень, похожий на большую каплю крови в форме слезы на тонкой еле заметной цепочке. Поднёс руку, чтобы потрогать, но Моника схватила меня, не позволив. Почему я не могу к ней так же прикоснуться и удавить, чтобы хотя бы во сне добиться покоя?

– Не тронь. Это не твоё и никогда твоим не будет. Даже. Не. Мечтай.

Резко открыл глаза, уже зная, что всё, очередной сеанс закончился, сном это не назовёшь. Скинул с себя руку спящей