Главы Апокалипсиса. Начало - Андрей Русанов

Крупные серые хлопья продолжали падать. Это не были хлопья снега. Это был пепел. Все вокруг стало серым. Пепел нельзя стряхнуть, чтобы не измазаться в нем. Пепел можно только сдуть с себя, но сдуть столько пепла – не хватит ни сил, ни объема легких. Сюрреалистическая картина, достойная нового мира.

Никогда не знаешь, что произойдет в следующее мгновение. Вот и я ожидал всего, чего угодно, но только не ожидал дождя.

Крупные холодные капли шумно разбивались о землю и ветви деревьев, превращая пепел в однородную массу. Зашипел, выпустив сноп белого дыма, костер.

— Пора, – как‑то сухо сказал дед. Удивительно, но на его лице не было улыбки. – Еще немного.

Под ногами хлюпала грязь, ветер хлестал тугими струями дождя по лицу и рвал на части замерзающее тело. Я поднял воротник и как можно сильней втянул шею. Холодно.

— Внучок, что бы ты не увидел али не услышал сейчас, – не бойся. А коли струхнешь, то… – дед выдержал паузу, затем усмехнулся и добавил, – да и зачем жить на свете, ежели боишься…

Мы углубились в лес и чем дальше отходили от нашего лагеря, тем лес становился страшнее, дремучее. Впереди шел дед, после Татьяна, замыкал процессию я.

Воздух постепенно наполнился непонятным звуком. Звук нарастал, превращаясь в гул, какой бывает, когда на ТЭЦ выпускают пар. Незаметно гул трансформировался в рев, рев постепенно превратился в канонаду. Отчетливо слышались взрывы, стрекот выстрелов, рев техники и лязг металла. Земля содрогалась под ногами, а воздух колыхался и движения его я ощущал всем телом. Таня зажала уши руками, но упорно шла за дедом. Признаюсь, мне тоже хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать всей этой какофонии ужаса. Мозг отказывался верить, понимать и принимать то, что происходило вокруг.

… Непонятное пугает. Оно вползает в душу, терзает ее, сжигает нервы. Мозг пытается найти объяснение происходящему, выдвигает и принимает бесконечное множество теорий, отказываясь верить в очевидное, «закипает».

Недалеко что‑то ухнуло, затем раздался непонятный воющий звук. Интересно, что это?

— Ложись! – рявкнул дед.

Инстинкт самосохранения и рефлексы сработали мгновенно – я плашмя плюхнулся лицом вниз, увлекая за собой Таньку. Мысли испарились. Когда есть грань между жизнью и смертью, места уму и мыслям нет – есть место осознанности и пониманию.

Что‑то взвизгнуло рядом, взорвав пространство и оглушив. Меня подбросило в воздух, потом снова бросило наземь, накрыв слоем теплой земли.

— Вперед! – опять рявкнул дед.

Если бы так, как стартанул я, стартовали наши белорусские спортсмены, то все рекорды на всех состязаниях по беговым видам спорта были бы наши, да еще и фору бы многим дали. Я буквально вынырнул из‑под засыпавшей меня земли, словно пушинку (такой легкой она показалась) схватил Таньку и ломанулся вперед, как лось по кукурузе. Нет – как стадо лосей, – только ветки трещали, да в ушах ветер свистел (я искренне надеюсь, что это был именно ветер, а не что‑то иное).

Снова глухой звук, треск и скрежет – так лопается ствол дерева. Время застыло – я обернулся на шум. Воздух полон гари, он звенит и слегка вибрирует. Обломанный ствол метра в четыре высотой, из которого во все стороны торчат волокна и свисают куски коры, напоминает сломанную ветку. Дальше – нет ничего, а выше, примерно в метре… висит, медленно опускаясь и заваливаясь в сторону, верхняя часть ствола. Была вековая сосна и – нет вековой сосны…

Что‑то свистит в воздухе над головой. Будто срезанные гигантской бритвой, ветки падают на землю где‑то за спиной. Глухой удар, земля подпрыгивает, затем разрывается на части огромным черным фонтаном.

Опять раздался тот самый воющий звук. Я шлепаюсь в грязь, пытаясь защитить свою голову и Таньку.

Впереди дымящаяся яма, ползу в нее. Адреналина в организме столько, что для крови, похоже, не осталось места. В яму запрыгивает дед. Одной рукой он держит шапку, второй хватает Таньку.

— Бегом!

Я на четвереньках – одной рукой помогаю себе, второй все еще не отпускаю Таньку – вылетаю из воронки. Мы несемся вперед словно ветер, а сзади со стоном тяжело встает на дыбы земля. Краем глаза вижу белую вспышку, в спину и левый бок бьет тугая волна.

Все вокруг – только черное и серое, только грязь да гарь.

Спотыкаюсь, но не падаю, – не дает Танька. Откуда в ее руках столько сил? Справа вспыхивает огненный вихрь, и нас обдает нестерпимым жаром.

Мы бежим – без оглядки, сломя голову, обгоняя ветер…

Все вокруг поменялось, даже воздух. Я не знаю, как такое вообще возможно, не могу понять этого, но осознаю изменения всем своим естеством.

Когда, как и куда мы выбежали из этого хаоса, из этого ада, я не знаю. Увидел только, что все вокруг изменилось и – все стало беззвучным. Невольно вспомнились строки из песни Макаревича:

Там вокруг такая тишина,Что вовек не снилась нам,И за этой тишиной, как за стеной,Хватит места нам с тобой.

Мысль пришла сама собой, она была ясна, проста и понятна, как дважды два четыре. Она была лаконична и идеальна. Понимание тишины есть тишина. Осознание этого принесло новое и непонятное чувство, близкое к удовольствию.

— Идем, – дед хлопнул меня по плечу, вернув в суровую действительность.

Как ни странно, земля казалась сухой, а вокруг стало намного теплее. Все тело наполнила непонятная легкость.

Мы прошли еще метров триста и вышли на небольшую поляну. На поляне было полно немцев… Я понял, что сошел с ума. Я взглянул на деда – беззвучный смех на его лице странно сочетался со стальной суровостью взгляда.

Ничего общего с книгами, рассказами или фильмами о войне… Серая, цвета камня, униформа, гладко выбритые уставшие лица… Немцы – а это были именно они – ничем не отличались от обычных пассажиров трамвая или троллейбуса, ехавших домой после тяжелого трудового дня… Просто форма, просто оружие, просто люди…

Мы шли между ними, и я смотрел им в глаза. Глаза, полные усталости. Глаза, требовавшие отдыха. Я видел их, а они не видели меня. Они смотрел сквозь меня, будто в пустоту.

Все казалось невероятным и нереальным, но это происходило с нами, происходило здесь и сейчас. Я глянул на Таню. По всему ее виду было ясно, что это не галлюцинации.

Слава Богу, длилось все недолго, – поляна была маленькой, мы шли быстро и вскоре опять оказались среди деревьев, чему лично я был несказанно рад.

Через час дед объявил привал.

Глава 26

Вечер. Давно стемнело. Мы крадемся по развалинам высотки. Недостроенное здание давно заброшено – вокруг лишь серый бетон, куски арматуры, кое–где груды мусора и кирпичей. Бесконечные лабиринты пустующих этажей, в стенах – чернеющие проемы окон и дверей.

Мы на месте. Огромный подвал. Тусклый свет старых фонариков не может отвоевать у тьмы пространство, поэтому приходится довольствоваться небольшой слабо освещенной площадкой со вздыбленным полом. Часть бетона вырвана какой‑то непостижимой силой. Начинаем фомками вскрывать старые доски, еще оставшиеся там, где была стяжка. Еще немного… Вот так. Не жалеть сил! Времени почти нет. Еще чуть–чуть… Какой мерзкий, до боли знакомый запах. Последняя доска сорвана, мы смотрим вниз.

Насколько хватает света – прямоугольные ячейки, а в них – тела: дети, подростки… Кто скрючился, кто поджал ноги к животу, кто будто прилег отдохнуть в одежде – руки под голову. Все в черных одеждах и шапках. Страшно. Очень страшно. Их похоронили живьем под слоем бетона. У каждого своя могила. Каждый умер в ней мучительной смертью. Тела не разложились, не мумифицировались…. Лишь смрад напоминает о смерти. Мы пятимся. Что‑то есть в этой темноте… живое… Что‑то, что идет к нам… Мы бежим обратно…

Этажи изменились, наполнились звуками, шепотом… Нам надо успеть выбраться – от этого зависит многое. Выбраться! Выбраться, несмотря ни на что. Впереди силуэт какого‑то существа… Оно похоже на человека, но не человек…. Боже, как же оно стонет… Это дух… Надо бежать, пока он нас не заметил… Мы сворачиваем в правый проход…

Еще одно кладбище…. Мы знаем – оно под нами, нам надо вскрыть бетон. Мы остервенело орудуем ломами. Крошево летит во все стороны… Боже! Кто же использовал тут детей и зачем похоронил заживо?

Выбираемся из здания, перед нами человек в форме. Ни знаков различия, ничего, кроме ткани цвета песка. Позади него видны стволы пулеметов, развернутых в сторону здания…

— Взрывай! – ору ему я! – Мы не задержим их в этом квадрате! Там как минимум два могильника…

— Вся Москва построена на костях, – хрипит военный и судорожно давит на кнопку…

…Я вскакиваю и озираюсь. Слава Всевышнему! Это лишь сон! Я взмок – со лба стекают крупные капли пота. Сон… Сон! Сон!!! На руках сорваны мозоли, саднит нога –сантиметрах в двадцати выше колена глубоко в плоть вошла двухсантиметровая заноза… Вспоминаю, что загнал ее, когда отдирали доски… Меня начинает трясти, я задыхаюсь… Вокруг все начинает темнеть, я куда‑то проваливаюсь. Вокруг все расплывчато и неестественно. Хватаю ртом воздух.