МОЯ. Не отдам! (СИ) - Лакс Айрин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не прикидывайся. Прекрасно понимаешь сам, зачем я тебе звоню. У меня только один вопрос, кто ты?
— Девчонка у тебя? Хочу услышать, — игнорирует вопрос Калмыка Дан.
Калмыченко шлепает меня по колену, мол, давай.
Я даже не знаю, что сказать Дану.
Калмык теряет терпение.
— Добрый день, — выдаю нейтрально.
— Для тебя добрый?
— Не очень.
— Как поездка в родные Пенаты? — слышу в его голосе ухмылку.
— Могло быть и лучше.
— Ты цела?
Если не считать тычков, легких подзатыльников и угроз, как я буду лежать под боровом и давать ему всюду…
— Моника, — зовет Дан. — Ты цела или нет?
— Да. Да, мне предстоит операция. Так что… пока…
— Ясно. Как сильно тебе нужна флешка, Руслан? — предлагает Дан.
Калмыченко взвивается недовольно, словно злится, что его знают по имени.
— Готов выслушать твои предложения.
— Обмен.
— Как знать, что ты мне не врешь, и… нужное у тебя?
— Пришлю на твой номер кое-что. Сам оценишь, то или не то. Перезвоню через пять минут.
***
Калмыченко получает «приветик» в чат, долго матерится и курит, даже не пытаясь отодвинуться. Ничего хорошего из его рта не вылетает, только маты, один за другим. Маты и обещания, как он разделается с Даном.
У меня сосет под ложечкой, спина покрыта ледяным потом, и реальность снова начинает ускользать.
Проходит пять минут. Дан точный, как робот. Не перезванивает.
Нервничаю не только я, но и Калмык, втянутый в эту игру по чужим правилам.
Начало седьмой минуты.
Звонка нет.
Это точно подстава.
Подстава от Дана и месть Калмыку… Я ни при чем, просто инструмент.
От этой мысли перед глазами темнеет. Тело расплывается в разные стороны.
Глава 36
Глава 36
Ника
На грани обморока слышу настойчивую трель звонка. Калмык подхватывает меня и настойчиво сует телефон в самое лицо. У меня не хватает сил даже просто взять его в руки.
Калмык ставит на громкую связь.
— Алло.
— Убедился?
— Убедился. Дальше что? Я к обмену готов.
— А Моника?
— Что за вопросы глупые. Она тоже, разумеется.
— Пусть сама ответит. Моника?
Что за игры он затеял? Скатиться в обморок мне не дали, но все равно стресс, напряжение последних дней отзывается в теле слабостью и звоном в ушах.
— Да, я здесь.
— Что с голосом?
— Все в порядке.
— Когда произведем обмен? — настаивает Калмык.
— Девчонка едва живая. Не знаю, что ты с ней сделал, но мне не нужна моль полудохлая.
— Ее и пальцем не тронули.
— Может быть, но все-таки у меня большие опасения. Она что-то сболтнула про операцию. Сделай.
— Что?
— Что слышал. Нужна операция, сделай. Если выживет, заберу. Нет, значит, нет. Не могу гарантировать сохранность материалов. Ты уж постарайся.
Гудки.
Калмык раздраженно спихивает меня со стула в сторону. Ходит взбешенный, запустив пальцы рук в волосы.
— Отследили? — рявкает.
— Нет.
— Твою мать, а! — смотрит на меня с неприязнью. — Ты очень много проблем мне создала, голубка. Очень. Завтра же на операцию ляжешь и помереть не вздумай!
— Нужно обследования перед операцией!
— Не нуди. Время тянуть пытаешься? Притворяешься больной! Ничего, завтра тебя доктор от всех болезней вылечит. Плевать мне на обследования и анализы. Твоя карта имеется, рекомендации на руках есть!
Мне жутко страшно и все же интересно, что такого на флешке сохранил папа. То, что потопит Калмыка наверняка? Все его грязные дела, поступки. Может быть, что-то еще?
***
Ночь перед операцией проходит без сна. Думаю и никак не могу перестать думать, что теперь многие поступки отца выглядят иначе. Если бы не Калмык, я бы с радостью осталась здесь, в отчем доме, невзирая ни на что. Даже на близкое соседство с семьей Вадима плюнула бы. Он мне не солгал в том, что работает не на семью, теперь он в ведомстве края, выбил себе теплое местечко.
Или для него выбили, и теперь у Калмыка есть свой человек там, куда он хочет попасть. Когда представится такая возможность, Калмык сядет в кресло побогаче и уже будет знать все изнутри досконально.
Вадим внимательный и дотошный к деталям. Уверена, он нужен Калмыку в работе или тот сломал бы Вадиму обе руки вместо одной.
***
Клиника, в которой мне предстоит пережить один из самых волнительных дней в своей жизни, та же самая, где я проходила обследование. У меня успели взять только самые необходимые пробы, но результаты будут позднее, чем сама операция.
Врача узнаю тоже. Он нервничает, по ощущениям, недоволен и протестует против проведения операций не по правилам. Но и его продавили на сотрудничество.
Поэтому меня готовят к операции.
Чудовищно. Я едва держусь. Сижу в тоненькой больничной рубашке и разглядываю бледную кожу с россыпью веснушек и синие дорожки вен. Пытаюсь думать о позитивном, но в мыслях — чернильная темнота.
Туда заглянуть страшно.
На повторе внутри головы крутятся последние слова Калмыка, сказанные им перед отправлением в больницу.
— Получу свое, сразу разберусь с твоим трахарем. Кем бы он ни был. Я подготовился. Потом за тебя возьмусь. И ты пожалеешь, что не сдохла. И не сдохнешь. Еще очень и очень долго…
Все нервничают. От этого я тревожусь еще сильнее, в грудной клетке ломит. После непродолжительного осмотра, выполненного для галочки, я слышу ужасные слова.
— Операционная готова?
— Да.
— Анестезиолога зови.
Меня ведут. Ноги отказываются слушаться. Упираюсь подошвой резиновых тапок в пол, меня подхватывают повыше.
Помещение рассмотреть не в силах: все слишком безликое, белое и наводящее дикий страх.
В груди ноет сильнее и сильнее, с каждой минутой.
Анестезиолог занят, готовится. Жутко боюсь того, что грядет…
— Начнем.
В мужском голосе почудилось что-то знакомое.
Крупный мужчина в медицинской форме останавливается напротив.
— Отлично, посмотрим, кто у нас здесь?
В шоке смотрю в глаза, поверх медицинской маски.
Он?!
Шок!
Нет, не верю! Не верится… Глаза карие. Не льдисто-голубые.
— У нас здесь смелая девчонка. По имени Моника. Как настроение?
Это он… Фигура. Голос. Разрез глаз, брови.
Он!
Но глаза — другие.
Линзы, что ли?
Или это не Дан, а я просто от страха его присутствие выдумала.
— Боишься?
— Да.
— Ничего страшного не произойдет. Спать не боишься?
— Нет.
— Сейчас подышишь и уснешь. Давай посчитаем, — протягивает маску. — Посчитай пуговицы на любимой пижаме и опиши ее цвет. Дыши…
Сон наваливается почти мгновенно.
***
Просыпаюсь от ощущения, что сознание плывет, а тело будто раскачивается из стороны в сторону. Такое ощущение словно от морской качки, только эта качка происходит не снаружи, а изнутри.
Разлепила глаза, понимая, что лежу на каталке и меня куда-то везут. Обстановка машины скорой помощи. Кручу головой из стороны в сторону.
— Лежи. Еще не приехали, — останавливает меня крупная ладонь.
Тусклый свет. Лицо мужчины едва освещено. Но теперь нет никаких сомнений, что это Дан.
— Ты? О боже… Ты… Боже…
— Я еще не боже, но согласен на божество в твоем личном пантеоне.
— Как?! Где я?! Ты… врач, что ли?!
— Не врач. Но кое от чего я тебя все же вылечу. От чуши, что ты больна. У тебя есть некоторые шумы и незначительные отклонения от нормы, но ничего сверхкритичного. И с этим точно можно прожить лет до восьмидесяти без всяких операций.
— Врешь.
— Я видел твою реальную карту, а не поддельную, которую состряпал для тебя отец.
— Бред! Мне же плохо… У меня браслет. У меня боли в сердце, у меня…
Дан расставляет ноги пошире и принимает более удобную позу.
— Психосоматика. Эффект плацебо. На этот счет говорят очень много, но многие отмахиваются как от чуши. В то время как проводились очень интересные эксперименты. Одной группе людей, абсолютно здоровых, говорили, что они смертельно больны, перечисляли симптомы, и через некоторое время они начинали реально обнаруживать их у себя, хандрили и скатывались в плохое самочувствие. Другие принимали витамины-пустышки и верили, что принимали лекарство от рака. Их состояние улучшилось. Одни захирели, вторые выздоровели. Все болезни начинаются с головы и с веры в то, что они есть. Когда твой отец обнаружил у тебя серьезную болезнь?