МОЯ. Не отдам! (СИ) - Лакс Айрин

Неторопливые, уверенные.

Лестница поскрипывает знакомо. Стараюсь не оборачиваться, добавляя к салату жареное мясо.

— Здравствуй, Моника. Заставила же ты меня попотеть, — на плечо опускается тяжелая рука с перстнем. — С возвращением домой, голубка моя, — стискивает плечо и хлопает по нижней линии челюсти. — Пересядь-ка.

— Это место Пименова Льва Николаевича. Папы нет. Значит, место — мое! — упрямлюсь.

— Место твоего отца в могиле, дорогуша. Хочешь отправиться за ним следом?

— Хочу поесть. Невежливо заставлять даму ждать и быть голодной. Меня не кормили.

Калмыченко хмыкает и обходит за стол. За год он раздобрел и стал еще более кряжистым. Кожа загорелая, рожа пышет здоровьем.

— Невежливо, согласен. Поужинаем.

Он начинает есть, время от времени смотря на меня, разглядывая. И чем дольше он на меня смотрит, тем меньше мне нравится его взгляд.

— А ты симпатичнее стала. На девку похожа, а не на жердь, — поглаживает подбородок задумчиво. — Будешь умницей в постели, оставлю тебе дом. Хочешь?

— Дом и так — мой. По праву должен быть моим!

— Верно, — посмеивается. — Папаша дом тебе завещал. Но получишь ты его или нет, будет зависеть только от тебя.

Ублажать борова в постели? Вот еще.

Калмыченко достает из кармана ключ и опускает его на стол.

— Ключ от ячейки в банке. Открыта на твое имя. Мне нужно то, что лежит в ней. Завтра ты ее откроешь, — произносит с угрозой. — А потом посмотрим, насколько ты готова сотрудничать и быть ласковой…

Глава 33

Глава 33

Ника

— Что в ячейке?

— Можно подумать ты, голубка моя, не в курсе.

— Не в курсе.

— Значит, узнаешь завтра. Ешь, ешь, тощая. Люблю, когда у бабы чуть пониже спины помягче. У тебя все-таки там маловато будет.

— Вадим работает на вас? — спрашиваю с досадой.

— Толковый малый, после первого же внушения понял, на чьей стороне нужно быть. Честно говоря, я уже почти не надеялся, что ты объявишься.

— Он не падал с лестницы. Да?

— Я в такие подробности не вдаюсь. Малец получил за то, что не смог убедить тебя сразу. Во второй раз подобных проколов он больше допускать не стал.

Выходит, у Вадима не было выбора? Или был? Невесту же он себе завел, она даже беременная! Это окончательно разбивает остатки моей детской влюбленности.

— Я хочу побывать на могиле у папы.

— Ты ничего там не найдешь.

— Хочу побывать, — упрямлюсь. — Никуда ваша ячейка не убежит.

Калмык откладывает приборы и смотрит внимательно.

— Думаешь, он с собой на тот свет что-то унес? Бесполезно! Мои люди все проверили.

— Ах вы… Вы могилу растребушили?

— Не я, мои руки чисты, — крутит в воздухе крупными ладонями.

— Конечно, у вас на такой счет имеются подчиненные. Вроде моего папы. И ноги тоже вы ему сломали.

— Голубка моя, я добропорядочный и законопослушный гражданин. Видела, какие улицы стали чистые, ровные. Это ты еще в центре не была. Плюс я строю школу и детский сад и вычистил от скверны наркоманский район, — хвастается. — И это все за один год! Да на меня люди молятся… Так что не надо наговаривать на меня! — качает толстым пальцем с массивным перстнем.

— Я хочу побывать на могиле папы. И я нужно вам живой.

— Но не целой, — хмурится мужчина, мигом теряя напускную доброжелательность и показывая свое темное нутро.

Меня накрывает паникой. Пытаюсь успокоиться, посчитать что-то, вспоминаю детали своего образа, воспроизвожу по памяти массивные, дорогие серьги, до самого последнего камешка.

Не помогает! Способ Дана не работает…

Мне нечем дышать, пульс зашкаливает.

Браслет начинает пищать.

— В чем дело? — приподнимается Калмык.

— Мне плохо. Дурно… Меня трогать нельзя. Сразу… дурно.

— Да твою же мать! Еще и болезная! Нервная. Успокойся… Живо давай. Ну! Успокойся, кому сказал…

— Мне нужно побыть одной. И я хочу побывать на могиле папы.

— Побываешь, — скрипит зубами. — Кто-нибудь. Проводите ее в комнату.

***

Дурнота отступает неохотно. Я делаю несколько шагов по своей старой комнате, но здесь все другое — мебель, цвет стен, полы. То же самое и в других комнатах, которые я успела увидеть.

— В доме делали ремонт? — интересуюсь у охранника.

Тот, второй, что понукает Ревиным. Более спокойный и постарше.

— Искали тайники.

— Нашли? — спрашиваю без особого интереса.

— Нашли. Твой отец всюду прятал ценности, как белка.

— Мы играли в клад.

— Что?

— Играли в клад. Каждый год он прятал для меня клад в новом месте. Начиная с пяти лет, я искала его тайники. С каждым годом все сложнее. Это было целое приключение. Настоящий квест с подсказками и загадками…

Охранник смотрит на меня с сочувствием, будто видит сирую и убогую на моем месте.

— Нормальные родители играют с детьми в прятки и приводят на Новый год Деда Мороза, а не делают тайники с драгоценными камнями для ребенка.

— У меня было целая дюжина находок. Настоящий клад, полный драгоценностей! Не бутафория копеечная! — говорю с гордостью.

— Чокнутый.

— Вот только последний клад я так и не нашла. Чертовой дюжины не вышло. Сколько тайников вы нашли?

Охранник задумывается, можно ли сообщить.

— Может быть, вы уже нашли, но проглядели, — терпеливо объясняю. — Как вас зовут?

— Допустим, Иван.

— Сколько тайников вы нашли, Допустим Иван?

— Двенадцать. Там не было ничего из того, что ищет Руслан Тимурович.

— Значит, плохо искали.

— Здесь все содрали. До последней доски. Ничего. И сад перерыли. И даже старую дачу. Ничего.

— Спасибо, Допустим Иван.

— Без допустим.

— А я подумала, это фамилия. Спокойной ночи.

***

Могила отца совсем не такая, какой я ее себе представляла.

Пименовы давно выкупили кусок земли на кладбище, и могила отца с простым деревянным крестом смотрится откровенно убого на фоне роскошного памятника деду, дяде, бабушке…

И земля под снегом комьями кое-как забросана. Неудивительно, что у отца ноги мерзнут. Эти нехристи могилу раскопали и забросали как попало.

— Налюбовалась? Поехали! — поторапливает меня Калмыченко.

— Папе нужен хороший памятник. Это безобразие нужно убрать.

— Слишком много хочешь. У нас был уговор «увидеть могилку отца», а не благоустраивать ее за мой счет.

— Неужели в казне не завалялось несколько лишних миллионов?

— Тебе железки зубы не жмут?

— Жмут. Снимать скоро.

— Поехали. Вернешь то, что отец украл, останешься жить в его старом доме. Может быть, и на памятник папаше у меня насосешь.

***

В большой ячейке лежит металлический кейс средних размеров, закрыт пластиковым жгутом и опломбирован. Я забираю его и выхожу из банка, меня сразу же любезно сажают в машину Калмыка, на заднее сиденье.

Он аж трясется от нетерпения. Трясется и потеет.

— Открой! — требует у Ивана.

Тот перекусывает плоскогубцами пластиковый жгут и отдает Калмыку. Мне и самой любопытно, я помню, как мы снимали эту ячейку, но я не видела содержимого. Калмык откидывает крышку и начинает копаться в содержимом.

— Что за хуйня?!

В большом кулаке зажат мешочек с зубами. Детские молочные зубки.

— Это улов моей зубной феи, — заглядываю внутрь. — О боже..

— Что?!

— Монополия. Не могу поверить, что папа ее сохранил, а это настоящий зуб динозавра…

— Что за лохотрон?

Калмые переворачивает вверх дном кейс, ищет что-то.

— Не могу поверить. В банке не хранят хлам! Тут даже камней нет!

— Осторожнее, это винтажная монополия.

— Срать я хотел. Где флешка?

— Какая флешка?!

— Дуру не включай! — орет Калмык. — Мой программист сказал, что твой папаня скопировал содержимое своего компьютера, по всем моим сделкам. Скопировал на носитель. Все есть… Кроме той гребаной флешки.