Искусство Восприятия или Человек без формы - Сергей Хольнов

К этому моменту вы уже привыкли пользоваться рефреймингом, а техника неделание даже доставляет вам удовольствие. То же самое вы можете сказать и о методе оператора, применение которого даёт вам к тому же дополнительные преимущества в жизни. Вот с перепросмотром у разных людей дело обстоит по-разному. Одним из них — у этих, как правило, перепросмотр легко «запускается» — данная техника поначалу нравится, и эти люди склонны уделять ей достаточно внимания и времени. Но то — лишь до определённого момента. Испытав несколько раз неприятные эмоции, связанные с некоторыми событиями их биографии, многие из тех, кому поначалу перепросмотр давался легко и даже нравился, затем начинают его бояться и проникаются к нему чуть ли не отвращением. Между прочим, нечто подобное отмечают и сайентологи в отношении своей основной психотехнологии, одитинга, весьма схожего с перепросмотром толтеков. Большинство учеников, прошедших первый курс одитинга, даже несмотря на очевидные положительные результаты, отказывается от второго.

Другим труднее всего заставить себя серьёзно заняться перепросмотром. Обычно это — более динамичные от природы люди, которым поначалу никак не удаётся интроверсироваться на длительные периоды. Однако, проявив некоторое упорство, они постепенно оказываются «втянуты» в интроспекивный процесс «жизни навстречу времени». Причём негативные эмоции, связанные с прошлыми ошибками, как правило, тяготят их значительно меньше, нежели упомянутую мною первой категорию лиц. В итоге такие люди успешно осваивают перепросмотр (если, конечно, приложат определённые усилия) и затем с удовольствием используют его для расшифровки собственного жизненного опыта и для «подпитки» психической энергией.

Далее, вы понемногу осваиваетесь в некоторых важнейших психических позициях (изменённых состояниях сознания), что соответствует в системе толтеков небольшим «сдвигам точки сборки» (при которых достигаются некоторые виды «состояния повышенного осознания»). Одновременно вы совершенствуетесь в управлении своей психической активностью, или, на языке толтеков, своей интенсивностью.

В общем, через какое-то время после того, как вы по-настоящему приняли для себя новый способ жизни, вы начинаете чувствовать в ней себя значительно увереннее и комфортнее. Даже несмотря на то, что теперь вы ни в чём не уверены, а потому и не склонны больше ни на что опираться. (Ещё один парадокс для логического ума!) Вместе с тем, окружающие — такое случается нередко — уверяют вас в том, что у вас вдруг «испортился характер». С их точки зрения, вы утратили свою былую покладистость — с вами стало трудно общаться. Не обращайте внимания на упрёки такого рода: просто вы стали сильнее, и теперь вами трудно манипулировать!

Толтеки называют метаморфозу, происходящую с вами, потерей человеческой формы. Можно так прокомментировать этот процесс: постепенно избавляясь от констант восприятия, вы теряете вместе с ними и свой индивидуальный набор слабостей. Впрочем, на самом-то деле ничего вы не теряете — все ваши недостатки и слабости остаются при вас. Просто в вашей психике параллельно тому вашему «я», которое вы привыкли демонстрировать миру, развивается иная личность, более совершенная и приспособленная для самостоятельной жизни. Не бойтесь, это не шизофрения, и чужеродные голоса не станут мучить вас на том лишь основании, что вы утратили «человеческую форму» Новое ваше «я», постепенно набирая силу, всё чаще берёт на себя командование вашими действиями в жизни. И вы больше не боитесь ему доверять — оно уверенно справляется с этим делом. Порой вашему старому «я» даже становится жаль те биологические объекты, которые по привычке вступают с вами в конфликт и натыкаются на вас «без формы» — неожиданно сильного и эффективного. Зла на них вы, что называется, не держите — как правило, вам очень смешно (в результате энергетической наполненности). Могу привести множество примеров эффективности человека воспринимающего, человека «без формы» — остановлюсь на ближайшем.

Один из последних номеров газеты, которую ваш покорный слуга редактирует по сей день, верстался, как это, увы, нередко бывает у газетчиков, в авральной обстановке. Шёл первый час ночи. До одиннадцати утра следующего дня я должен был сдать номер в типографию, а у нас две полосы оставались не свёрстаны, да ещё десяток других нужно было вычитать и выправить. И в этот драматический момент забарахлил принтер, на котором выводились материалы для вычитки. Был у нас и другой принтер, но установленный в нём картридж давал неважный оттиск. Особенно не раздумывая, я поменял картриджи местами, и мы продолжили работу.

Наутро, в начале десятого, я появился в редакции, где первым делом пожаловался собравшейся к тому времени публике на тяготы своей жизни вообще и вчерашней вёрстки в частности. Разумеется, я эмоционально помянул и капризы принтера, и вынужденную замену картриджей, и требования типографии в отношении подачи материалов.

Между тем, народ продолжал собираться, и спустя четверть часа в офисе объявился некий господин А., заведовавший у нас компьютерной сетью и прочими техническими благами современной жизни. Но к моменту его появления мне уже было не до того: с утра на свежую голову мы быстро установили, что в электронную версию номера вкрались кое-какие огрехи. Вызывать в офис верстальщика — после ночного бдения он пообещал появиться на работе после двенадцати — времени не было. Пришлось мне самому сесть за компьютер и попытаться методом научного «тыка» сначала заново выполнить цветоделение одной полосы, а затем проделать ещё несколько операций, в которых я не шибко разумею. Так что, появление в офисе господина А. я просто машинально отметил для себя, не более того. Между тем, он, этот господин, узнал от сослуживцев о наших ночных бдениях, в том числе и о злосчастной замене картриджей. Моя вынужденная интервенция в профессиональную сферу господина А., видимо, жестоко его уязвила. Для начала он свирепо пронёсся мимо меня, прилепившегося к монитору, и мимоходом хрюкнул: мол, следовало бы поставить меня в известность... В ответ я только благожелательно кивнул. Минут через пять господин А. повторил свой демарш — на сей раз в более агрессивной форме. Возникнув возле меня «с выраженьем на лице», он «раскалённым» тоном попытался квалифицировать мои действия:

— Это хамство! Такие вещи нормальные люди согласовывают — я так считаю...

— Я тоже, — с готовностью признался я. — Непременно этим займусь — вот только выдастся свободная минутка...

То был апперкот в печень — господин А. на работе в основном скучал и сам нередко сетовал на данное обстоятельство. После моей сокрушительной реплики, отправленной не глядя — мой напряжённый взгляд ни на миг не оторвался от экрана монитора, — он махнул рукой и устремился в другую комнату собираться с духом. Это заняло у него не более семи-восьми минут — я продолжал терзать компьютерную программу, выискивая нужные мне опции. Затем господин А. подъехал ко мне в третий раз — уже в торжественно-официальном стиле:

— Из-за вас,.. из-за того, что вы не поставили меня в известность о картридже — этот переход на «вы», наверное, стоил ему «тонны» психических усилий! — я вывел документы для правительства на плохом картридже. И уже их отправил...

— Здорово! Видишь, у тебя, у мастера, даже плохой картридж работает нормально, — весело откликнулся я, не реагируя на его «выканье». — Мне бы так!

Ошеломлённый господин А. попытался что-то сказать, но лишь захлебнулся собственным шипеньем. Подошло время закончить «битву», применив пятое правило. Я беззаботно потянулся:

— И вообще, не переживай ты так из-за ерунды. Их, в правительстве, не больно «колышет» качество всяких документов — было бы что подшить. По большому счёту, им наплевать и на газету, но, если она не выйдет вовремя, у нас будут неприятности...

Судорожная гримаса господина А. показала мне, что всё выполнено правильно, и цели я достиг. А. унёсся в свою комнату и больше оттуда не высовывался, покуда я ни уехал в типографию.

Итак, настроив своё восприятие в духе первых двух правил (то есть, воспринимая и своего оппонента, и себя самого как одну загадку) и будучи в позиции оператора, я сразу же применил третье правило — попытался установить, чем же вызвано столь серьёзное возмущение из-за чепухи, в чём его истинная причина. Затем я применил четвёртое правило: не реагируя на тон оппонента, я фактически подставился его агрессии. И тем самым вынудил его «раскрыться» — возможно, и для себя самого. Наконец, применив пятое правило, я столкнул господина А. нос к носу с его проблемой. Разумеется, она заключается в его чувстве собственной неполноценности на работе, где у всех полно дел — у всех, кроме него. Отсюда — и непомерное выпячивание любых мелочей, касающихся лично его. Я называю это комплексом вахтёра. (Последний, как известно, на любом предприятии — главный человек.) Напоследок, когда я сыграл на рамке ответственности перед правительством, опрометчиво подброшенной мне самим А., он не мог не увидеть первопричину своего возмущения. Ему также стало ясно, что она, эта первопричина, очевидна и для меня, и он почёл за лучшее ретироваться.