Искусство Восприятия или Человек без формы - Сергей Хольнов

По-другому такое преобразование называется потерей человеческой формы. Из человеков мыслящих наиболее динамичными мы считаем активных экстравертов, весь динамизм которых основан на ориентации внимания во внешний мир и относительно высокой психической активности. Но динамизм и текучесть человека воспринимающего — нечто совсем иное. Ради ясности в этом вопросе обратимся к литературной классике.

Со школьной скамьи у большинства из нас крайняя степень душевной лени и пассивности ассоциируется с литературным персонажем Гончарова, русским барином Ильёй Ильичом Обломовым. В одноимённом романе этому доброму и никчёмному человеку противопоставлен его друг — как ни странно, действительно друг — энергичный, очень активный и удачливый предприниматель Штольц. Между тем; с позиций паралогии, эти два внешне непохожих человека друг друга стоят: ни тот, ни другой не могут выйти за рамки привнесённых в них социализацией стереотипов восприятия и связанных с последними психических реакций. Правда, Обломов под влиянием Штольца, а также сильных эмоций в отношении одной особы противоположного пола всё-таки пытается изменить жизнь. Разумеется, его попытка с самого начала обречена на провал, поскольку милейший Илья Ильич старается перекроить лишь сам образ жизни, но при этом оставляет при себе все прежние константы восприятия. Но и Штольц принципиально ничём от Обломова не отличается. Да, у него более высокая интенсивность жизни. Ему привычен иной жизненный уклад, у которого, однако, этот новый русский девятнадцатого столетия находится в рабстве в той же степени, что и Обломов у своего мягкого дивана. Как и Илья Ильич, Штольц не в силах выскочить из некой колеи, по которой катится его жизнь. Вот, если бы, к примеру, Обломов был бы человеком воспринимающим, человеком без формы — невероятное предположение, но почему бы не пофантазировать?! — то он без особого труда мог бы занять место Штольца. Иными словами, Илья Ильич Обломов, утратив свою социальную форму, мог бы стать деятельным человеком. Подчеркну: не притвориться активным экстравертом, наподобие своего друга, а действительно стать им. (Надолго притвориться деятельным, как мы знаем из книги, Илья Ильич, увы, как ни старался, не смог.)

Человека воспринимающего, который охотится за силой, толтеки называют воином. Так оно и есть, поскольку вся жизнь такого человека — это битва. Причём нам следует очень ясно сознавать, что за всеми многочисленными оппонентами, с которыми сталкивает нас Сила, на самом-то деле кроется нечто большее. Толтеки говорят, что это — сама Сила бросает нам вызов. И человек должен заявить права на неё, поочерёдно одолев четырёх своих естественных врагов. Первый из них — страх.

Вообще-то, люди склонны путать страх с инстинктом самосохранения, хотя между этими явлениями — огромная разница. Инстинкт самосохранения — это подсознательная реакция на реальную опасность, в то время как страх — это реакция на опасность мнимую. Инстинкт самосохранения всегда побуждает человека к действию, направленному на преодоление опасности. Страх же парализует нашу волю, заставляет уйти от борьбы и тем самым признать своё поражение. Поддавшись страху, человек ведёт себя, точно страус, с испугу зарывающий голову в песок.

Итак, победив страх, первого своего естественного врага, человек сталкивается со следующим — с ясностью, или трезвостью. Между прочим, сама по себе трезвость есть важнейший атрибут воина, при помощи которого он, кстати, в итоге и обуздывает свой страх. Но потом, развившись и усилившись практически до предела, трезвость становится главным врагом человека, претендующего на овладение Силой. Дело в том, что ясность есть качество ума, качество сознательной области психики. Добившись величайшей трезвости, человек мыслящий становится мастером управления ею. Он свободно владеет рефреймингом и прочими «умственными» технологиями, но возможности подсознания остаются вне его контроля. Чрезмерно увлёкшись манипуляциями в умственной сфере, мы разрываем связи с подсознанием, связи с Силой. В общем, как бы для нас ни была притягательна трезвость сама по себе, её тоже следует преодолеть.

И тогда к человеку приходит сила — приходит и становится третьим его природным врагом. Он чувствует себя почти богом и не осознаёт границ своих новых возможностей. А они, эти границы, всё-таки существуют. Силе толтеки противопоставляют смирение и любовь, проистекающие из осознания человеком своей неразрывной связи со всем остальным миром.

Наконец, человек сталкивается и с последним природным врагом, со старостью. Так установлено Силой: каким бы могуществом человек ни обладал, от старости ему не уйти. Конечно, избыток энергии в определённой степени затягивает процесс физического старения, однако старость ждёт любого из нас. Толтеки утверждают: чтобы победить старость, человек должен развернуть своё восприятие на девяносто градусов и чувствовать по-другому.

Таковы четыре наших естественных врага. Теперь — о том, как их одолеть. Итак, страх, — первый из наших природных врагов. Прежде всего, нужно, его распознать под любой личиной — а наш страх может принимать весьма причудливые формы. Для его выявления (не только страха, но и следующих двух природных врагов) в вызовах Силы, или в учебных ситуациях, которые преподносит нам жизнь, можно воспользоваться правилами восприятия, а также перепросмотром. Очень часто за раздражением, которое вызывает у нас какой-то человек, стоит именно давний страх, сформировавший в вашей психике комплекс неполноценности.

Вот весьма типичный и, кстати, относительно лёгкий для заинтересованного лица пример учебной ситуации, в основе которой — спрятанный в подсознании страх. Одна моя хорошая знакомая призналась мне, что её всё больше и больше раздражает собственная шестнадцатилетняя дочь — раздражает, по выражению этой знакомой, «наглым равнодушием к окружающим и абсолютно бесстыдным эгоизмом». Сообща мы легко разобрались в её ситуации. Воспитанная в семье нормального советского офицера времён Хрущёва-Брежнева, моя знакомая — назову её Анной — что называется, с молоком матери восприняла (и приняла для себя) иерархическую модель общества. При этом, будучи неглупым человеком, Анна сама нередко подтрунивала над своим восприятием окружающих строго «по ранжиру», но отказаться от него не могла и не хотела, поскольку именно на этой основе совершилась её социализация, то есть сформировались её взгляды на мир. С другой стороны, в её психике существовал могучий комплекс ущербности, косвенно связанный с биографией Анны. Дело в том, что, выйдя замуж в девятнадцать за молоденького лейтенанта, выпускника военного училища, она бросила институт и в итоге осталась без диплома. Путешествуя вместе с мужем по стране — а такая жизнь продолжалась у неё лет пятнадцать, — Анна никогда толком не работала. Потом, после возвращения в Питер, встречаясь со своими прежними приятельницами, преуспевшими в плане личной карьеры больше неё, Анна в душе паниковала: её вполне могут посчитать неполноценной и, к тому же, неудачницей в жизни! (Военная карьера мужа Анны не особенно удалась.) Ну, а после развала СССР, когда началось стремительное расслоение общества она, будучи в положении жены офицера, которому уже не стать генералом, почувствовала себя совсем скверно.

Теперь — о дочери, которую я назову Катей. Это — живая, активно экстраверсированная девушка, которая в шестнадцать кажется старше своих лет. Она недурна собой, неплохо учится и собирается после окончания школы поступить в педагогический университет.

Прежде всего, Анну коробит в дочери «панибратство со всеми — даже с теми, на кого ей должно быть страшно и глаза поднять», а также «неумение стесняться, когда ей что-то нужно». (Обратите внимание на лексику Анны, которую я решил сохранить.)

В свете того, что вы теперь знаете про Анну, корень её проблемы очевиден. Однажды она сделала выбор — вышла замуж за военного и бросила институт. При этом нужно помнить, что, в силу воспитания, во главе угла для Анны во всём — общественное положение, статус, иерархия (в частности, статус её семьи в обществе). Некогда она положилась в этом отношении на мужа. И просчиталась — по её собственному убеждению. Но ответственность за это Анна на себя не приняла. Она склонна всё валить на судьбу или на несчастное сочетание случайностей. Далее, вернувшись в родной город к своему прежнему окружению, Анна изо всех сил постаралась спрятаться от подлинной причины своего страха. Если можно так выразиться, она возвеличила собственное чувство неуверенности по отношению к окружающим, именуя его уважением к людям, воспитанностью, чувством собственного достоинства и, Бог знает, как ещё. Но Катя, несмотря на свой юный возраст или, возможно, благодаря ему, отнюдь не благоговеет перед теми, кто старше её по возрасту и положению в обществе. Внутренняя свобода и раскованность дочери — именно того человека, который, в представлении Анны, иерархически ей подчинён — на фоне чувства собственной неполноценности доводит мать до исступления.