Украинско-российские взаимоотношения в 1917–1924 гг. Обрушение старого и обретение нового. Том 2 - Валерий Федорович Солдатенко

Имеющаяся информация позволяет утверждать, что в этом документе фактически впервые было употреблено название «Украинская Галицкая армия» (УГА) для определения ее национального характера, которое и в дальнейшем оставалось в употреблении, а затем стало практически официальным и преобладает в современной исторической литературе.

Имеющиеся материалы не позволяют дать однозначный ответ на принципиальный вопрос о том, каким именно образом А. Кравс заключал договор с генералом Н. Бредовым: самочинно, односторонне, или все же этот акт был осуществлен при взаимосоглашении с высшим украинским военно-политическом руководством. О поступлении каких-либо приказов со Штаба Главного атамана ничего неизвестно. После событий на Думской площади А. Кравс сразу поехал в штаб Полтавской группы Добрармии, где, по его собственному признанию, он фактически оказался в роли заложника. На предложение заключить «справедливую сделку» Н. Бредов якобы ответил, что Киев – мать городов русских, украинским он никогда не был и не будет. Белогвардейцы в ультимативной форме заявили, что галицких офицеров не выпустят из помещения, пока не будут приняты предложенные условия[260]. Если учитывать такое откровенное силовое давление, то исходя из международных правовых норм, заключение договора вообще можно считать не действительным или, по крайней мере, очень сомнительным.

Поскольку данное соглашение было подписано от имени Галицкой армии, оно, по крайней мере формально, не касалось собственно армии УНР. Действительно, генерал А. Кравс взял на себя ответственность как командующий одной частью вооруженных сил Украины, а именно – Галицкой армией (об армии УНР, условно – петлюровской, об объединенных армиях и т. п. вообще не упоминается). В этом можно усматривать как проявление сепаратизма (несмотря на конкретные мотивации), так и определенный дипломатический расчет: оставить возможность для официального выяснения отношений между украинской властью (УНР) и Добровольческой армией. Тем более, что выбора у А. Кравса (не подписывать предложенный документ) практически не было. Можно было за непокорность поплатиться жизнью, так ничего и не добившись.

Так или иначе, но для взаимопонимания с Добрармией Главный атаман направил свою делегацию во главе с командующим М. В. Омельяновичем-Павленко. Он вез предложения по достижению согласия о совместной борьбе против большевиков, а также об окончательном решении судьбы Украины Учредительным собранием. Но по дороге, вблизи Киева, делегация УНР встретилась с М. Тарнавским, который сообщил о категорическом отказе генерала Н. Бредова вести любые переговоры с армией С. В. Петлюры, а также о его угрозе сразу расправляться с петлюровцами, если те появятся. После этого надднепрянская миссия вернулась обратно[261]. Позиция генерала Н. Бредова относительно согласия с УНР четко определялась в посланной после этого телеграмме. В ней шла речь о возможности вести переговоры только с галичанами, которые являются гражданами другого государства, которые были вынуждены покинуть свою территорию. От армии и руководства УНР в ультимативной форме требовалось сложить оружие и признать «единую и неделимую Россию». Поскольку у представителей УНР не было возможности достичь соглашения с деникинским командованием, то подписанный договор стал прологом (и весьма удобным) для создания надднепрянским лагерем легенды о галицкой измене.

Следовательно, далеко небезупречными выглядят обвинения, в частности из уст бывшего премьера УНР И. П. Мазепы, что, несмотря на «недостатки и ошибки, допущенные Надднепрянским правительством и командованием», киевские события стали «следствием «политического деникофильства» галицкого правительства и командования». Он упрекал, что приказ «не прибегать к враждебной акции с Деникиным», при всех его недостатках не означал, что надо отдать врагу столицу без боя[262]. Непонятно, правда, как можно было бороться с вооруженным врагом, не применяя оружия.

Во время столкновений между украинскими и белогвардейскими частями в Киеве сотни галичан были взяты в плен и отправлены в лагерь возле Дарницы. В начале сентября большинство пленных освободил отряд атамана Зеленого, после чего, перейдя с помощью местного населения фронтовую линию, которой служил Днепр, они добрались до расположения украинских войск[263]. Эти события свидетельствуют, что добровольцы не выполняли договоренности с Галицкой армией. В походе украинских армий на Киев эпохальным стал факт соединения надднепрянских и галицких сил, которые впервые за несколько веков выступили соборным фронтом за украинскую независимость и государственность. Хотя командование прибегло к неоправданному разделению украинских армий, направив одну часть на Киев, а другую – на Одессу, с точек зрения военно-стратегичекой, политической, нравственной киевская операция имела очень большое значение. Она сразу стала вдохновляющим примером для всех национально-патриотических сил, одновременно – поучительным уроком накануне новых огромных испытаний Гражданской войны, перед которыми оказалась нация, следовательно, и Украинская галицкая армия.

«Так славно начался и так бесславно закончился поход объединения украинской армии на Киев, – заключает И. П. Мазепа. – Захватив украинскую столицу ценой больших жертв в борьбе с большевиками, мы уже на второй день без всякой пользы для украинского дела сдали ее новым врагам.

Обходя упомянутые выше недостатки и ошибки, допущенные Надднепрянским правительством и командованием, надо сказать, что киевские события были логичным следствием того политического москвофильства, точнее деникинофильства, которым жили уже в то время Галицкое правительство и командование. Отсюда та легкость, с которой руководители Галицкой армии при первой же встрече с деникинцами безоглядно бросились к ним в объятия»[264]. К такому повороту событий оказалось не готовым и окружение Петлюры. Попытки последнего исправить положение оказались запоздалыми и неэффективными[265].

Более того, из галицкого лагеря, со страниц каменецкого журнала «Стрелец» – органа галицкого правительства и Начальной команды УГА – в С. Петлюру полетели критические стрелы. Автором появившихся тогда статей «К булаве необходима голова» и «О военных специалистах» был О. Назарук – министр печати и пропаганды в правительствах В. М. Чеховского, и С. С. Остапенко, который позднее стал правой рукой Е. Е. Петрушевича, его авторитетным советником. В упомянутых статьях главная вина за киевский «позор, который… не имеет себе равного в нашей истории», как и за провалы в военном строительстве вообще, возлагалась на людей, «которые и подпрапорщиками никогда не были и даже военной карты не умеют прочесть»[266]. Все легко угадывали «в тех людях» Главного атамана С. В. Петлюру, других атаманов.

В историографическом смысле стоит хотя бы бегло упомянуть о памфлете О. Т. Назарука «Год на Большой Украине», изданный в 1920 г., где преимущественно в черных тонах изображается надднепрянское руководство (несколько мягче – правительства В. М. Чеховского и С. С. Остапенко, но, очевидно, из-за причастности к ним самого автора) и всячески оправдывается политика галицкого руководства.

Анализируя причины позорной сдачи Киева врагу, И. П. Мазепа останавливается и на моменте, который обрел концептуальный характер в объяснении сущности Украинской революции и причин ее поражения в Гражданской войне. Историк прибегает к статистическим данным, по которым более