Позывной «Пантера» - Михаил Нестеров

Ночь. Два чеченца тихо переговариваются, повернувшись друг к другу; их товарищ на нижней койке также не спит, но участия в разговоре не принимает.

– Слушай, ты зачем здесь?

– Не знаешь разве? У меня брата убили. Возьму за него кровь и снова уйду в горы.

Кто убил – сосед спрашивать не стал. Может, кто-то из своих, а скорее всего – «федералы» во время зачисток или спецопераций. Вычислит, нажмет на курок и снова поднимется в горы. Пока не вывели 42-ю дивизию, пока еще много командированных из российских городов, нужно спускаться с гор, «виниться», показывать руки и говорить, что на них нет крови.

И бандиты косяками прут с гор, и руки им пожимает лично командующий ОГВ: «Молодцы, ребята! Теперь мы вас проверим и в отдельные отряды скомплектуем. Ну а кто не захочет защищать «честь нации» с оружием, мирной работы хватит на всех».

Жмет им руки командующий Объединенной группировки войск, а на лице не разберешь, что за выражение. И хочется мужику вытащить свой табельный, да кобура закрыта на столько запретов, что пока доберешься до ствола...

Зато «духи» бравируют. Сколько они наших положили, а их чуть ли не с цветами встречают.

– А ты как в ОМОНе оказался?

– Да я ваххабитом был, – звучит прямой, как дорога в ад, ответ. – Командир поверил мне, что я больше не буду ваххабитом. Из банды ушел, а из ОМОНа обратной дороги нет.

Такое чувство, разговор происходит в Северо-Кавказском окружном дурдоме. Тем не менее его «пациенты» каждый день проводят зачистки, «мочат» и задерживают всех подозрительных лиц, сажают их в подвалы, допрашивают; и вот ведь интересная вещь получается: у них пропадет человек, им слова не скажут, а если у «наших» омоновцев кто пропадает – получи пикет, уголовное дело. Судя по всему, дело шло к полной демократии в независимом государстве.

Вот вчера двух русских омоновцев на рынке «замочили». Парни бороды отпустили, вот их «чехи» и перепутали с «чехами». «Стой!» – кричат им омоновцы Абдулгамидова. А наши друг другу: «Чехи»! И – отстреливаться. Положили их, конечно, пару минут всего постреляли.

Тот, что представился товарищу ваххабитом, знал одну тайну, за разглашение которой он мог в течение минуты-другой рассматривать свои отрубленные уши и нос.

Повадками, да и вообще внешностью Малик Абдулгамидов старался походить на более легендарного товарища, бывшего депутата Сербского парламента Скупщины от Косова, Зелийко Разнятовича по кличке Аркан. Добровольческого генерала Аркана застрелили в холле белградского отеля «Интерконтиненталь». Он не стал нужен, потому что эпоха его пережила, когда отстрелялись по Сербии самолеты НАТО. В свое время Аркан содержал бензоколонки, отели, на вырученные средства содержал свою личную армию. Его «тигры» получили подготовку спецназа и выполняли его роль. Вот так же как «волки» Абдулгамидова, разницы почти никакой. Только Аркан в свое время заставил сдать оружие мусульман, а Абдулгамидов «разоружал» братьев-славян.

Малик действительно никогда и никому ничего не прощал. В апреле этого года зароптали вдруг в его отряде несколько человек, и хитрый Абдулгамидов якобы по приказу из штаба УВД Чечни послал их на зачистку.

Только их опередили преданные Малику люди. Осколочный фугас отправил на тот свет больше десятка чеченских омоновцев. А суть записки Зелимхана Ахмадова была очень простой. Зелимхан догадался, кто действительно стоит за взрывом ОМОНа, но, поскольку боялся Малика, «отписался» в срочном порядке: мол, не взрывал я людей из твоего ОМОНа. Записка была нужна Малику, и он ее получил; а ведь могли поговорить как два «брата» и поверить друг другу на слово. Многие догадывались, кто стоит за этой акцией, но предпочитали молчать, дабы и их не постигла такая же участь.

Бывший ваххабит, замолчавший на своей койке, участвовал в этой акции. Он вообще был мастером подкладывать фугасы. Какой специальностью владел его собеседник? Черт его знает. Он уже спал.

Третий чеченец, прислушивающийся к разговору, повернулся на бок и широко зевнул. Все знали, как он оказался в ОМОНе. В 1996 году он расстрелял русскую семью, проживающую в Грозном: престарелых мужчину и женщину, их дочь и внучку, кровью русских подписавшись под очередным обращением (смысл которых никогда не менялся) чеченских лидеров: «О братья мусульмане! Если мы сейчас не изгоним российских собак из своей территории, то можем потерять наш народ навсегда, как это случилось в других республиках, где побывали эти русские сволочи... Мы решили идти путем джихада, и перед нами два пути: или победа, или шахадат[19]».

В 1999 году его поймали, спустя два года выпустили из следственного изолятора, где он, судя по всему, удачно замаливал грехи и вел образ добропорядочного человека. На вопрос корреспондента, который был задан в присутствии И.О. главного прокурора Чечни (русского по национальности): «Что собираешься делать на свободе?» – убийца четырех человек ответил: «Не знаю. Наверное, пойду работать в милицию». И сдержал свое слово. А И.О. сказал что-то журналисту о напряженной работе в этом направлении.

Глава 13

Непрошеный гость

1

Дагестан, Каспийск,

8 июля, понедельник

Марк ответил Джавгару Аль-Шахри по всем правилам. К египтянину сторицей вернулось вторжение боевиков Асланбека к Исмаиловой.

– Жарко, – рыгнул Один-Ноль, отпив из пластиковой бутылки местного газированного пойла с таким же отталкивающим для приезжих и местных названием «Каспийская освежающая»: солоноватая на вкус и с вызывающим доверие составом, обозначенным на этикетке: подсластитель, ароматизатор, бензонат натрия. Судя по вкусу напитка, последний компонент был обычным формалином.

Окна угнанной девятой модели «Жигулей» открыты на четверть, вроде есть небольшой сквознячок, но проклятый зной словно повис и внутри легковушки, и на улице. А опускать стекла хотя бы до половины нельзя – заметны будут лежащие на коленях пассажира и водителя короткие «АС» – автоматы специальные с интегрированным надульным глушителем огромных размеров, больше похожие на миниатюрные пушки, – кое-что из спецсредств бригады морской пехоты.

Один-Ноль держал на коленях полушерстяную вязаную шапку с двумя прорезями для глаз. Хотя ему за глаза хватало одного. Марковцев предпочитал смотреть через одну широкую прорезь без смычки у переносицы.

Сергей взмок. На нем поверх полосатой майки без рукавов надета непродуваемая ветровка.

Сегодня этот говнюк в офис не приходил, думал Марк о Джавгаре, однако секретарша на звонок по телефону ответила, что сейчас соединит с шефом. Наверняка ночевал в своем кабинете или комнате отдыха. Зато его жена оказалась дома, об этом Марку доложил Один-Ноль.

Через полупрозрачные, застекленные снизу доверху двери в оптический прицел можно было видеть и металлодетектор вместе с блоками управления, и систему рентгеновского контроля с монитором. Плюс охранники – по паре на брата с одной и другой стороны. Двое торчали у лифтов с дверцами из нержавеющей стали.

Хорошо устроился Джавгар, думал о бывшем студенте медицинского учреждения Марк. Обширная почта с проверкой, едва ли не таможенный контроль с доступом в здание. Но главное в другом. В таких вот солидных учреждениях и происходит чаще всего вербовка мусульманской молодежи. Не в каком-то там подвале школы или в гулком зале медресе, а в здании, похожем на министерство.

– Еще десять минут, и пойдем, – тихо сказал Марковцев, теребя в руках маску.

Скоро все прояснится, но ему не давал покоя разговор, состоявшийся в квартире Михаила Бондарева. С Асланбеком? Спросить бы его... С самим Джавгаром? Спросим. Что именно сгубило каперанга?..

2

Каспийск, 17 мая, пятница

Беседа с Магомедали Алиевым затянулась. Точнее, затянулось ожидание; а неприязненный акцент дагестанца заставлял Михаила Яковлевича нервничать еще больше. Двойное ожидание, двойная нервотрепка.

Обманывая себя, Бондарев с присущим ему упорством ставил дело, которому посвятил последний месяц, выше встречи (и даже взаимоотношений) с Лейлой. А если говорить точнее, каперанг буквально разрывался на две части – равные или нет, вообще не ответишь. Потому что нельзя отделить работу от личной жизни. Хоть тресни. Личная жизнь – это часть работы, а работа занимает большую часть личной жизни. Все проще простого. Интересно, сон – это личная жизнь? Если применить его к взаимоотношениям с Лейлой, то бесспорно. Новая жизнь, нарисованная сочными и яркими красками. Новые ощущения, забытый ритм сердца, состояние, похожее на воскрешение.

Каперанг говорил о любви в исключительных случаях. Вполне возможно, что выскажется на эту тему в присутствии жены – наберется смелости и сообщит ей... что больше не любит ее. А что, разве это не тема любви? С ней – да, а вот с Лейлой – это любовная тема. Была. Хватит. Надоело прятать свои коптилки, осточертело врать, притворяться, играть роли; хотя поначалу захватывало. Но быстро захотелось покоя.