Смерть служанки - Джудит Кук

— Теперь вы можете туда идти, — сказала она, — он выпил вино и теперь храпит как боров.

Оливия принялась шепотом благодарить ее.

Элайза остановила ее.

— Это была сделка, госпожа, и я свою роль выполнила. Не волнуйтесь. Он ничего не заподозрил. Разве не правильно говорят, что в темноте все кошки серые?

Когда наступило утро и Маркус не высказал никаких подозрений в связи с шуткой, которую с ним сыграли, Оливия заплатила Элайзе. Ей с трудом удалось достать деньги, потому что у нее не было собственных денег, и если до свадьбы она выпрашивала у отца какие-то деньги, то вряд ли она могла обратиться к нему за столь значительной суммой. Даже если бы она это делала, он решил бы, что деньги нужны ей, чтобы ублажать своего мужа. А он и так оплачивал все расходы Такеттов.

Она могла собрать такую сумму, только продав кое-что из драгоценностей. Она порылась в своей шкатулке, пытаясь определить, пропажа каких вещей будет менее заметной. Выбрала довольно красивое украшение для прически с жемчугом, которое родители подарили ей на пятнадцатилетие, и довольно безобразный, но дорогой браслет с бриллиантами, доставшийся от тетки. Но как ей ухитриться их продать? Она знала большинство ювелиров в Сити и не могла себе представить, как она объяснит им продажу столь ценных вещей. Хуже того, любой из них мог решить, что ее отцу следует знать, что делает его дочь. Еще больше проблем возникнет, если она пошлет к ювелирам слугу, потому что ни один торговец не поверит, что эти вещи некраденые.

Вот так и вышло, что ей пришлось обратиться за помощью к Фрэнсису Дауну, которого она держала на расстоянии с тех пор, как избавилась от его ребенка, и признаться, зачем ей понадобились деньги. Он слушал ее, не перебивая и глядя на нее прищуренным и расчетливым взглядом.

— Разве не было иного способа? Ты здорово рисковала!

— Ты думаешь, я сама не знаю? — огрызнулась она.

— И что, если Такетт узнает даже сейчас, что его надули? Тебя так опозорят, не отмоешься.

— Но он ни о чем не догадывается и никогда не узнает, — уверенно ответила она. — Что касается иного способа, то да, я могла бы попробовать убедить его в своей невинности, извиваясь и вскрикивая, но он так хвастался своим опытом в этой области, что я не хотела рисковать. И почему ты на меня бросаешься? — с горечью продолжила она. — Не отдайся я тебе, этот вопрос бы не возник.

— Это как? — Он понимающе улыбнулся, но его улыбка ей очень не понравилась. — Разве ты забыла, что кто-то был и до меня? — Она отвернулась от него, и он взял ее за руку. — Посмотри на меня, Оливия. Разве ты не понимаешь, что натворила? Ты говоришь, Такетт никогда не узнает, но откуда такая уверенность? Теперь Элайза может делать с тобой все, что пожелает.

— Элайза мне верна, ей можно доверять.

— До настоящего момента у нее не было повода быть неверной. О, я согласен, она идеальная горничная для леди, лучше не бывает, но я уже давно думаю, что за этой холодной внешностью и видимой скромностью скрывается безжалостная молодая женщина. Поверь мне, радость моя, я узнаю в других то, что есть во мне самом. Ты дала Элайзе то, чего у нее никогда не было, — власть. Это сильный наркотик. По меньшей мере он может развить в ней привычку постоянно требовать деньги.

Оливия оттолкнула его руку.

— Ты говоришь ерунду. У нее здесь прекрасная работа, куда лучше, чем у многих других девушек ее возраста и положения, так что если она так умна, как ты говоришь, то вряд ли станет ставить под угрозу свою работу. Кроме того, на эти деньги она, по сути, сможет купить себе мужа, какого захочет, когда ей приспичит выйти замуж.

Он взял драгоценности и положил их в карман.

— Только не говори потом, что я тебя не предупреждал.

Оливия смотрела на него с растущим нетерпением.

— Продай драгоценности и принеси деньги, чтобы я могла с ней расплатиться, и на этом все закончится. Это была сделка. Она вместо меня в моей постели после свадьбы за сто гиней. Вот и все.

Всего через два месяца, утром, Элайза явилась к своей госпоже и объявила, что она уверена, что носит ребенка.

Когда все эти воспоминания нахлынули на нее в комнате гостиницы «Три голубя», она покачнулась в сторону Саймона, и он кинулся, чтобы подхватить ее. Она начала дрожать и наконец разрыдалась.

— Я никогда не хотела ей смерти, — всхлипывала она. — Я была в отчаянии, но я не хотела, чтобы ее жизнь так закончилась. Почему я решила рассказать все Фрэнсису?

— Тому хитрому секретарю, которого я видел?

— У меня не было никого, с кем бы я могла посоветоваться. Я не знала, что делать, потому что стало ясно, сколько бы денег я не давала Элайзе, она будет требовать еще. Я обратилась к Фрэнсису Дауну в отчаянии. Я ему всегда… нравилась. Он меня утешил, сказал, что он с этим делом разберется, и велел мне забыть о нем. Когда Элайза исчезла, я подумала, что он все решил мирно: каким-то образом уговорил ее покинуть Лондон навсегда. Я надеялась, что она вернулась домой. Я была потрясена так же, как и остальные, когда вы пришли и сказали, что ее нашли в Темзе.

Саймон как-то странно себя чувствовал. Происходящее стало представляться ему нереальным. Казалось, он видел все со стороны, как будто он был зрителем, наблюдающим за незнакомым человеком и женщиной сквозь толстое стекло. Ему трудно было даже говорить, но он все же смог спросить:

— Вы пробовали узнать у Дауна, что произошло?

Она кивнула.

— Разумеется, он все отрицал. Сказал, что предложил ей выбрать: или она клянется никогда больше не вспоминать об этом деле и возвращается домой, или он позаботится, чтобы ее опозорили и высекли, а потом посадили в Брайдуэлл, как шлюху и врунью.

Она явно хотела, чтобы он ей поверил. Повернулась к нему и неожиданно положила голову ему на плечо. Прядь надушенных волос коснулась его щеки. Он одним глотком допил вино и поставил бокал. Кто знает, может быть, она говорит правду. Ему было все труднее и труднее сосредоточиться, привести в порядок мысли. Она подняла к нему голову, и он поцеловал ее. Она ответила на его поцелуй с настоящей страстью и прижалась к нему. Огни свечей за ее плечом танцевали перед его глазами.

— Вам не обязательно уходить, — сказала она очень тихо, но настойчиво, — не уходите! Уже поздно, никто ничего не узнает. Пожалуйста, не оставляйте меня.

Они прошли через комнату к кровати, хотя пол Саймону показался на удивление шатким. Он тяжело сел и принялся снимать сапоги. Лег на кровать, и ему показалось, что комната вращается. Оливия легла рядом, сбросив халат. Вот только если бы его рот не был так неприятно сух. Больше всего ему сейчас нужно было что-то выпить. Выпить… что такое насчет выпить?

— Бог мой! — Он попытался сесть, но понял, что не может. Он с трудом выталкивал слова.

— Маковый сироп… так много… маковый сироп. — Это были его последние слова.

Глава 14

В опасности

Джон Брейдедж прикинул, что доктор Саймон приехал в «Три голубя», как минимум, за два часа до него, ведь его лошадь была куда резвее. Когда он ставил свою в конюшню, то увидел там кобылу Саймона, мирно жующую сено. В гостинице было много посетителей, и в очередной раз он вынужден был сидеть в незнакомой комнате и ждать, что произойдет. Время шло, он заказал ужин. Он недоумевал, почему доктор Саймон так долго остается наедине с леди Такетт и где именно они находятся в таком запутанном месте.

Начало темнеть, пришел парнишка и зажег свечи в металлических подсвечниках. Джон дважды наведывался в конюшню: вдруг доктор уехал, а он его прозевал. Но лошадь была на месте. Время близилось к ночи. Возможно, была очевидная, хотя и не совсем пристойная, причина для его отсутствия. Джон знал слабость Саймона в отношении женщин. Пусть эта дама и леди, но ведь она все равно женщина. Возможно, ей захотелось перемен, а тайное свидание было удобным предлогом. Джон вздохнул. Похоже, ночь будет длинной.

Как только Саймон окончательно потерял сознание, Оливия оделась попроще, выскользнула из комнаты и спустилась по ступеням заднего хода прямо в конюшню, где подозвала конюха и велела ему немедленно найти ее грума. Ее планы поменялись, и она едет домой.

Через несколько минут в ее комнату вошел Фрэнсис Даун, одетый в костюм грума.

— Все в порядке?

Она кивнула.

— Он спит мертвым сном. Он знает слишком много, а еще о большем догадывается. Я попробовала уверить его, что он ошибается, но он мне не поверил.

Даун подошел к Саймону и поднял одно веко.

— Ну, сейчас уже без разницы. Я скажу возчику, чтобы подготовил коляску, затем мы сведем его вниз, хозяину скажем, что он напился в стельку. Он не должен проснуться, но на всякий случай, нет ли у тебя чего-нибудь, чем я мог бы связать ему руки? — Она сняла пояс, он перевернул Саймона на бок и со знанием дела связал ему руки. — Я скоро вернусь. У тебя есть деньги за все тут заплатить? — Она молча протянула ему кошелек. — Тогда я расплачусь и скажу хозяину, что мы все вместе уезжаем. Ты садись с ним в коляску, а я возьму его лошадь.