Сказки Волшебной страны - Джон Толкин

– Мушкетон, говоришь? – переспросил он, почесав в затылке. – А я-то думал, что это были слепни!

FINIS

или, на простом наречии,

КОНЕЦ

Приключения Тома Бомбадила и другие стихи из Алой книги[35]

(перевод В. Тихомирова)

Предисловие

В Алой Книге немало стихов. Некоторые вошли в летописи «Властелина Колец» или в хроники и истории, так или иначе к ней относящиеся; гораздо больше их обнаружено на отдельных листах, а кое-что небрежно писалось на полях и в пробелах существующих рукописей. В основном это – вздор, зачастую – невнятица, хоть и разборчиво начертанная, или обрывки забытого. Из таких вот маргиналий извлечены опусы 4, 11, 13, но наилучшим образчиком можно признать отрывок, найденный на полях страницы со стихотворением Бильбо «Страшит зима, когда мороз…» Вот он:

Никак флюгарка-петушокХвост на ветру не мог поднять;«Что так нежарко?» – петушокЖивой никак не мог понять.«Жизнь – дрянь!» – воскликнул жестяной.«Все тлен!» – откликнулся живой.И стали хором жизнь ругать.

В этот сборник включены древнейшие фрагменты, по преимуществу легенды и байки, бытовавшие в Хоббитании конца Третьей Эпохи и написанные, судя по всему, хоббитами, точнее – Бильбо и его друзьями или же их прямыми потомками. Однако ссылки на их авторство встречаются нечасто, поскольку строфы, не попавшие в летописи, переписывались множество раз и сохранились, скорее всего, благодаря тому, что на протяжении многих лет передавались из уст в уста.

В Алой Книге опус 8 помечен инициалами С.C, то есть Сэм Скромби. Теми же инициалами, С.C, помечен и опус 12, хотя здесь Сэм всего лишь воспроизвел, немного переиначив, старинные вирши из комического бестиария, весьма почитаемого хоббитами.

Опус 3 – пример совершенно иного рода: хоббитов весьма забавляла песня или история, конец которой возвращался к началу и ее можно было повторять сколь угодно долго, пока слушателям не надоест. Такие тексты встречаются в Алой Книге, но они в большинстве своем незамысловаты и неотделаны. Опус 3 пространнее и витиеватее прочих. Это, несомненно, сочинение Бильбо. На авторство указывает явное сходство этого стихотворения с длинной поэмой, которую Бильбо возгласил в доме Элронда. Оригинал – «вздорные вирши» – в Раздольской версии был переиначен господином Торбинсом, хотя и несколько несуразно, под предания Вышних Эльфов и нуменорцев об Эарендиле. Возможно, эти стихи потому были предметом особой гордости Бильбо, что метрику их придумал он сам. Ничего подобного в Алой Книге более не встречается. Изначальный же вариант, здесь представленный, можно отнести к тем далеким дням, когда Бильбо только что возвратился из своего путешествия. Эльфийская традиция в нем еще не слишком преобладает, а имена (Деррилин, Белмаре, Теллами, Эйери) – всего лишь подражание эльфийским, но никоим образом не подлинно эльфийские.

На иные стихи явно повлияли события конца Третьей Эпохи, когда кругозор жителей Хоббитании намного расширился благодаря контактам с Раздолом и Гондором. К таким стихотворениям относятся, например, опусы 6 (в летописи «Властелина Колец» вошли вирши Бильбо на ту же тему) и 16 (последний), восходящие к гондорским источникам. В их основе лежат традиционные представления жителей Побережья, отсюда – местные названия впадающих в море рек. Так, в опусе 6 прямо упомянут Белфалас (бурлящий залив Бэл), а также маяк Тирит-Аэар в Дол-Амроте. В опусе 16 упоминается Семиречье – это семь рек Южного Королевства{86} – и употреблено гондорское имя, эльфийское по происхождению, Фириэль{87} – то есть смертная женщина. На Побережье и в Дол-Амроте сохранилось много напоминаний о древнейших обитателях этих мест, эльфах, – еще во времена Второй Эпохи, вплоть до самого падения Эригиона, из гавани, что в устье Мортонда, уходили в море «западные корабли». Таким образом, два эти стихотворения представляют собой лишь обработку южных песен, и Бильбо вполне мог их услышать в Раздоле. Опус 14 также почерпнут из хранимых в Раздоле сведений, эльфийских и нуменорских, о героических днях конца Первой Эпохи; как представляется, здесь нашла отражение нуменорская легенда о Турине и гноме Миме.

Опусы же 1 и 2 – безусловно забрендийского происхождения. Такие подробности об этих местах, о лесистой Лощине, где протекает Ветлянка{88}, ни одному хоббиту, жившему западнее Топей, просто не могли быть известны. Из стихов видно, что забрендийцам был знаком Бомбадил{89}, хотя о его могуществе они догадывались не больше, чем жители Хоббитании – о могуществе Гэндальфа: оба представлялись им героями добродушными, может быть, несколько таинственными и непредсказуемыми, но неизменно комическими. Опус 1 – ранний и составлен из различных легенд о Бомбадиле, бытовавших среди хоббитов. В опусе 2 использованы те же традиционные сюжеты, хотя здесь бранчливая перепалка Тома воспринимается окружающими как шутка – с удовольствием (однако и не без страха), и стихотворение это можно отнести к тому более позднему периоду, когда Фродо и его спутники уже побывали в доме Бомбадила.

Собственно хоббитанской поэзии, представленной в Алой Книге, присущи две основные особенности: пристрастие к причудливым оборотам и к вычурным размерам и ритмам, – при всей своей простоте хоббиты, безусловно, отдают предпочтение стихосложению искусному и изящному, хотя это не более чем подражание эльфийским образцам. Стихи эти только на первый взгляд кажутся легкомысленными и игривыми – со временем возникает ощущение, что за словами скрывается нечто большее. Особняком стоит опус 15, имеющий явно хоббитанское происхождение, однако написанный гораздо позже других и относящийся к Четвертой Эпохе. Опус этот включен в сборник, поскольку в верхней части листа, на котором он обнаружен, помечено: «Сон Фродо». Знаменательная пометка! Конечно, ни о каком авторстве Фродо здесь и речи не может быть, важно другое – стихотворение с такой пометкой дает четкое представление о тех темных, тягостных снах, посещавших Фродо каждые март и октябрь в течение последних трех лет. Оно же созвучно и традиционным представлениям о хоббитах, пораженных «безумием странствий», которые если и возвращаются в родные места, то становятся замкнутыми и нелюдимыми. Надо сказать, что в мироощущении хоббитов всегда присутствовало Море, но страх перед ним и недоверие ко всему эльфийскому преобладали в Хоббитании конца Третьей Эпохи, и недоверие это не вполне исчезло даже после событий и перемен, ознаменовавших завершение этой Эпохи.

Приключения Тома Бомбадила

Том веселый, Бомбадил, ходил в куртке синей,

Шляпа – дрянь, зато перо – белое, как иней,

Кушачок зеленый, кожаные штанцы,

А ботинки желтые – хоть сейчас на танцы!

Жил Том под Холмом, где исток Ветлянки —

Родничок среди травы на лесной полянке.

Том веселый, Бомбадил, в летние денечки

По лугам любил гулять, собирать цветочки,

Пчел пасти и щекотать шмелей толстобоких,

А еще любил сидеть у бочагов глубоких.

Вот однажды бороду свесил с бережочка:

Золотинка тут как тут, Водяницы дочка,

Дерг его за волосье, он – бултых в кувшинки

И пускает пузыри, промочил ботинки.

«Эй, Том Бомбадил, – говорит девица, —

Ты чего забыл на дне? Хватит пузыриться!

Рыб да птиц напугал и ондатру даже.

Шляпу, что ли, утопил и перо лебяжье?»

Том в ответ: «Искать не буду – холодна водица.

Шляпу мне достань-ка ты, милочка-девица.

Да ступай, спи-усни, где спала доныне —

Под корнями старых ив в темной бочажине».

К дому матушки своей, в бучило на донце,

Золотинка уплыла. Том прилег на солнце

Средь корней корявой ивы: мол, мы здесь приляжем

Башмаки сушить и шляпу с перышком лебяжьим.

Тут проснулся Дядька-Ива, тихой песней сонной

Убаюкал Бомбадила под разлапой кроной,

А потом – хвать его: сцапал, прямо скажем,

Тома вместе с башмаками и пером лебяжьим.

«Ох, Том Бомбадил, разве же учтиво

Залезать в чужой дом, даже будь он – ива?

С тебя лужа натекла под древесным кряжем,

Еще хуже – щекотаться перышком лебяжьим!»

«Дядька-Ива, отпусти! Что-то ломит спину —

Не похожи твои корни на мою перину.

Чур-чура! Глотни, старик, ключевой водицы.

Баю-бай, спи-усни, как дочь Водяницы».

Дядька-Ива, услыхав это его слово,

Бомбадила отпустил, запер дом и снова

Закряхтел, забормотал, глядя сон древесный.

Вдоль Ветлянки Том пошел – день-то был чудесный! —

А потом в лесу сидел, слушал по привычке,

Как свистят, свиристят, чирикают птички;

Над ним бабочки кружились, крыльями играя,

Но под вечер встала туча с западного края.

Том спешит! Закрапал дождь, по воде текучей