Чудовище - Кейт Коннолли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какой кошмар, — только и могу сказать я.
— А теперь он хочет заполучить всех девочек, сколько их есть, — говорит Эндрю.
В комнате повисает гнетущая тишина. Даже Лора не ворчит у огня. Я почти физически чувствую разлитую в воздухе солоноватую скорбь.
— Что ж, боюсь, мне давно стоило лечь спать. — Оливер встает, и выглядит при этом значительно старше своих лет. — Милая девица, знакомство с вами доставило мне истинное удовольствие. Прошу вас, позаботьтесь о Рене и не позволяйте ему ввязаться в беду. И еще, — он сжимает мне руку, — будьте очень осторожны, приходя в Брайр по ночам. Запрет на прогулки после заката имеет под собой все основания.
— Конечно, — отвечаю я.
Оливер хлопает Рена по плечу и отвешивает общий поклон.
— Доброй ночи.
— Тебе тоже пора спать, Рен, — говорит Лора, многозначительно на меня поглядывая.
— Да-да, конечно, — говорю я, вставая. — Мне тоже пора домой.
— Что, уже? — Рен сердито смотрит на мать, а потом, умоляюще, — на меня. — Останься еще, хоть немного!
— Ей нельзя, — вмешивается Лора, грозно взмахивая поварешкой. Да уж, эту женщину не проведешь.
Рен ворчит, но все же идет вслед за мной к дверям.
— Я провожу ее до ворот и вернусь, мам.
— Да уж, будь любезен. И имей в виду, я знаю, сколько отсюда до ворот, так что не вздумай слоняться по улицам, понял?
— Да, мама.
Стоит нам остаться наедине, как я поворачиваюсь к Рену и задаю вопрос, который все это время рвался у меня с губ:
— Слушай, а если бы мы нашли способ убить колдуна? Ну, отыскали доброго колдуна или там дракона?
Рен мгновение смотрит на меня, потом хмурится.
— Да не верю я в добрых колдунов. Столько силы, и все одному… Тут любой пустится во все тяжкие. Это не для человека. — Он сжимает кулаки, потом снова разжимает. — А драконы — сказка. Городские старики, правда, клянутся, что когда-то драконы были на самом деле, но я им не верю.
Ах, если бы только мне удалось уговорить Бату схватиться с колдуном!
— А если и правда были?
Рен смеется:
— Странная ты, — но потом видит выражение моего лица и останавливается. — Ты же не всерьез, нет?
Я выдавливаю из себя улыбку.
— Конечно, не всерьез.
Я снова иду вперед, но Рен хватает меня за руку и поворачивает лицом к себе:
— Не всерьез, точно?
Вид у него такой огорошенный, что я уже жалею, что заговорила об этом. Что я за дура такая!
— Шучу, шучу, — отвечаю я. Но он меня не отпускает.
— Может, ты видела что-то необычное? — В его карих глазах надежда мешается со страхом. Мое сердце выпрыгивает из груди.
— Да нет же, — лгу я. — Ну, кроме того, что ты мне сам показывал.
На самом деле я вижу необычное каждый день, но не могу же я рассказать Рену о Бату, об отце, об отцовской лаборатории. Не могу, и все. Словно какое-то шестое чувство нашептывает на ухо: молчи!
Рен вздыхает и отпускает мою руку.
— Ну и ладно. Я-то уж вообразил невесть что. Больше так со мной не делай.
Я пожимаю плечами, давая понять, что мое глупое любопытство было всего лишь шуткой.
— Извини, я не хотела тебя пугать.
— Да при чем тут пугать… Просто, понимаешь, в Брайре не любят тех, кто якшается с магией. И когда у нас тут якобы жили драконы, мы тоже их не больно-то любили.
Кровь отливает у меня от лица. Отец ведь говорил, что несведущие люди могут перепутать науку с магией. Может, поэтому он и не живет в городе?
— Понимаю, — говорю я.
— Извини, просто нас тут с детства приучают быть осторожными. Ты не из Брайра, вот и не знаешь, — отвечает Рен. — Прогуляемся до фонтана?
Я беру его за руку:
— Давай. Спасибо, что показал мне свой дом. У тебя очень милая семья.
— Я рад, что ты зашла.
Рука об руку мы идем по улицам, залитым лунным светом. У меня в голове весь вечер крутится одна мысль — с тех самых пор, как Рен упомянул о больнице. Может, я смогу остановить колдуна, может, даже сделаю так, чтобы он вообще перестал красть девочек. И тогда никто больше не будет горевать так, как горевал Рен.
Мы подходим к фонтану. Я не в силах больше сдерживать любопытство.
— А эта ваша больница — она где? Ну, про которую ты рассказывал, что колдун уносит оттуда девочек?
Рен смотрит подозрительно.
— Ты что, правда не знаешь?
Я качаю головой.
— Надо же, а я думал — знаешь. Ты же всегда приходишь со стороны больницы… или уходишь туда, к ней.
— Где она находится?
Рен тычет пальцем в переулок, по которому я каждую ночь иду к тюрьме. В животе у меня холодеет от ужаса. Не может быть! Я слишком хорошо знаю этот путь.
— Далеко отсюда? — спрашиваю я надтреснутым голосом. Кажется, я даже дышать толком не могу.
Рен морщит лоб; кажется, он не понимает, почему я вдруг расспрашиваю о больнице. Я и сама не очень понимаю.
— В нескольких кварталах. Такое квадратное здание справа.
Мир замирает, словно качнувшаяся в петлях дверь, которую придержали на полдороге. Заглушая ночные звуки, в ушах грохочет кровь.
Мне отчаянно хочется убежать. Я могу думать только о девочках. Что, если это не колдун их крадет? Вдруг это я, я сама?
Мне становится нехорошо. Отец ведь ничего об этом не знает, ведь не знает же! Все не так, все шиворот-навыворот!
— Мне пора. Отец хватится.
Хвост и крылья подрагивают под плащом, норовя вырваться, лишь бы не сносить больше это ужасное напряжение. У меня нет силы их прятать.
Рен кладет ладонь мне на руку:
— Побудь еще минутку, пожалуйста!
Не могу. Но как я покину его, если он смотрит на меня таким молящим взглядом? Я стараюсь успокоиться, слушая собственное дыхание, мы глядим на дрожащее в воде отражение луны и на туман, завивающийся у наших ног. Грудь моя разрывается от бушующих чувств, я вот-вот не выдержу и взорвусь.
Минуту я выдерживаю, но с трудом.
— Все, мне пора. Извини. — Я быстро пожимаю ему руку и поворачиваюсь, чтобы бежать, но он держит меня крепко.
— Пожалуйста, Ким, не уходи, — говорит Рен упавшим голосом. — Мне так тебя не хватало.
Его рука — теплая, надежная, но я вырываюсь.
— Твоя мама будет волноваться. И мой отец тоже.
Надо уходить, не то я взорвусь. Не в силах произнести ни слова, я поворачиваюсь на каблуках и бегу.
— Ким! Погоди! — Голос Рена летит за мной следом по переулку, но я сворачиваю, потом еще раз, чтобы оторваться от погони. Звук его шагов едва слышен, но я по-прежнему чувствую впитавшийся в его одежду запах корицы.
Быстрее, еще быстрее. Я опять сворачиваю и, зная, что здесь он меня не увидит, вспрыгиваю на ближайший дом и бегу дальше по крышам. Туман меня укроет.
Надо бежать.
Я расскажу отцу о больнице, и он придумает, что нам делать. Если он ошибся — или, что еще хуже, я неправильно поняла его слова, — он все исправит. Отец знает, что делать.
А если не знает, говорит голосок в глубине души. Что, если он специально тебя обманул?
Я стараюсь заглушить этот голосок всеми силами, гоню его, вспоминаю о том, как отец со мной добр, как он обо мне заботится.
Нет, отец бы не стал меня обманывать. Если только… если только сам не попал под заклятие и не стал слугой колдуна. Но в это я поверить не в силах. Все, что он делает, он делает во имя борьбы с колдуном, ведь так?
Я никогда еще не позволяла себе вернуться домой без спасенной девочки, но на сей раз мне надо убедиться, что мы не совершаем страшную ошибку. Я не стану забирать девочку до тех пор, дока не поговорю с отцом.
Чтобы сориентироваться в тумане, мне нужно подняться повыше. Я взбираюсь на крышу высокого здания по соседству и озираюсь. Расставшись с Реном, я бежала на запад, значит, фонтан находится к востоку от меня. Вглядевшись, я различаю вдалеке голову счастливого ангелочка.
Я раскрываю крылья и лечу над крышами домой, лечу за ответами.
— Папа! Папа, вставай! — твержу я и трясу его за плечо. В сонной тишине отцовской комнаты мой голос звучит резко и надтреснуто. Отец переворачивается на бок.
— А? Что такое? — Тут он видит мое лицо и подскакивает как ужаленный. — Господи, Ким, что с тобой? Ты словно со смертью повстречалась!
Я не могу сдержать рыданий. Отец обнимает меня.
— Что случилось, милая? Скажи, что с тобой?
Я высвобождаюсь из объятий и сажусь на край кровати. Отец смотрит встревоженно, ночной колпак сполз набок. Не похож мой отец на человека, который служит колдуну, сознательно или сам того не зная. Если он на кого и похож, так разве что на моего папу, доброго и очень встревоженного.
Как же мне начать?
— Папа, мы, кажется, совершили ужасную ошибку.
Отец приоткрывает рот, но я уже не останавливаюсь, потому что боюсь, что, если сейчас все не выложу, потом уже никогда не найду нужных слов.
— Тюрьма, что на карте, — она, по-моему, вовсе не тюрьма. Это… это больница. Больница Брайра. И колдун никаких девочек не крадет. Их крадем мы. То есть я.