Повести и рассказы - Аркадий Аверченко

Робинзоны

Когда корабль тонул, спаслись только двое:

Павел Нарымский - интеллигент.

Пров Иванов Акациев - бывший шпик.

Раздевшись догола, оба спрыгнули с тонувшего корабля и быстро заработали руками по направлению к далекому берегу.

Пров доплыл первым. Он вылез на скалистый берег, стал вскарабкиваться по мокрым камням, строго спросил его:

- Ваш паспорт!

Голый Нарымский развел мокрыми руками:

- Нету паспорта. Потонул.

Акациев нахмурился.

- В таком случае я буду принужден...

Нарымский ехидно улыбнулся.

- Ага... Некуда!..

Пров зачесал затылок, застонал от тоски и бессилия и потом, молча, голый и грустный, побрел в глубь острова.

Понемногу Нарымский стал устраиваться. Собрал на берегу выброшенные бурей обломки и некоторые вещи с корабля, и стал устраивать из обломков дом.

Пров сумрачно следил за ним, прячась за соседним утесом и потирая голые худые руки.

Увидев, что Нарымский уже возводит деревянные стены, Акациев, крадучись, приблизился к нему и громко закричал:

- Ага! Попался! Вы это что делаете?

Нарымский улыбнулся.

- Предвариловку строю.

- Нет, нет... Это вы дом строите! Хорошо-с!.. А вы строительный устав знаете?

- Ничего я не знаю.

- А разрешение строительной комиссии у вас имеется?

- Отстанете вы от меня?..

- Нет-с, не отстану. Я вам запрещаю возводить эту постройку без разрешения.

Нарымский, уже не обращая на Прова внимания, усмехнулся и стал прилаживать дверь.

Акациев тяжко вздохнул, постоял и потом тихо поплелся в глубь острова.

Выстроив дом, Нарымский стал устраиваться в нем как можно удобнее. На берегу он нашел ящик с книгами, ружье и бочонок солонины.

Однажды, когда Нарымскому надоела вечная солонина, он взял ружье и углубился в девственный лес с целью настрелять дичи.

Все время сзади себя он чувствовал молчаливую, бесшумно перебегавшую от дерева к дереву фигуру, прячущуюся за толстыми стволами, но не обращал на это никакого внимания. Увидев пробегавшую козу, приложился и выстрелил.

Из-за дерева выскочил Пров, схватил Нарымского за руку и закричал:

- Ага! Попался... Вы имеете разрешение на право ношения оружия?

Обдирая убитую им козу, Нарымский досадливо пожал плечами.

- Чего вы пристаете? Занимались бы лучше своими делами.

- Да я и занимаюсь своими делами, - обиженно возразил Акациев. Потрудитесь сдать мне оружие под расписку на хранение, впредь до разбора дела.

- Так я вам отдал! Ружье-то я нашел, а не вы!

- За находку вы имеете право лишь на одну треть... - начал было Пров, но, почувствовав всю нелепость этих слов, оборвал и сердито закончил: - Вы еще не имеете право охотиться!

- Почему это?

- Еще Петрова дня не было! Закону не знаете, что ли?

- А у вас календарь есть? - ехидно спросил Нарымский.

Пров подумал, переступив с ноги на ногу, и сурово сказал:

- В таком случае я арестую вас за нарушение выстрелами тишины и спокойствия.

- Арестуйте! Вам придется дать мне помещение, кормить, ухаживать за мной и водить на прогулки!

Акациев заморгал глазами, передернул плечами и скрылся между деревьями.

Возвращался Нарымский другой дорогой.

Переходя по сваленному бурей стволу дерева маленькую речку, он увидел на другом берегу столбик с какой-то надписью.

Приблизившись, прочел:

Езда по мосту шагом

Пожав плечами, наклонился, чтобы утолить чистой, прозрачной водой жажду, и на прибрежном камне прочел надпись:

Не пейте сырой воды! За нарушение сего постановления виновные

подвергаются...

Заснув после сытного ужина на своей теплой постели из сухих листьев, Нарымский среди ночи услышал вдруг какой-то стук и, отворив дверь, увидел перед собой мрачного и решительного Прова Акациева.

- Что вам угодно?

- Потрудитесь впустить меня для производства обыска. На основании агентурных сведений...

- А предписание вы имеете? - лукаво спросил Нарымский.

Акациев тяжело застонал, схватился за голову и с криком тоски и печали бросился вон из комнаты.

Часа через два, перед рассветом, стучался в окно и кричал:

- Имейте в виду, что я видел у вас книги. Если они предосудительного содержания и вы не заявили о хранении их начальству - виновные подвергаются...

Нарымский сладко спал.

Однажды, купаясь в теплом, дремавшем от зноя море, Нарымский отплыл так далеко, что ослабел и стал тонуть. Чувствуя в ногах предательские судороги, он собрал последние силы и инстинктивно закричал. В ту же минуту он увидел, как, вечно торчавшая за утесом и следившая за Нарымским, фигура поспешно выскочила и, бросившись в море, быстро поплыла к утопающему.

Нарымский очнулся на песчаном берегу. Голова его лежала на коленях Прова Акациева, который заботливой рукой растирал грудь и руки утопленника.

- Вы живы? - с тревогой спросил Пров, наклоняясь и нему.

- Жив. - Теплое чувство благодарности и жалости шевельнулось в душе Нарымского. - Скажите... Вот вы рисковали из-за меня жизнью... Спасли меня... Вероятно, я все-таки дорог вам, а?

Пров Акациев вздохнул, обвел ввалившимися глазами беспредельный морской горизонт, охваченный пламенем красного заката, - и просто, без рисовки, ответил:

- Конечно, дороги. По возвращении в Россию вам придется заплатить около ста десяти тысяч штрафов или сидеть около полутораста лет.

И, помолчав, добавил искренним тоном:

- Дай вам бог здоровья, долголетия и богатства.

Опора порядка

I

Вольнонаемный шпик* Терентий Макаронов с раннего утра начал готовиться к выходу из дому. Он напялил на голову рыжий, плохо, по-домашнему сработанный парик, нарумянил щеки и потом долго возился с наклеиванием окладистой бороды.

______________

* Шпик - агент царской охранки. (Прим. ред.)

- Вот, - сказал он, тонко ухмыльнувшись сам себе в кривое зеркало. Так будет восхитительно. Родная мать не узнает. Любопытная штука наша работа! Приходится тратить столько хитростей, сообразительности и увертливости, что на десять Холмсов хватит. Теперь будем рассуждать так: я иду к адвокату Маныкину, которого уже достаточно изучил и выследил. Иду предложить себя на место его письмоводителя. (Ему такой, я слышал, нужен!) А если я вотрусь к нему, - остальное сделано. Итак, письмоводитель. Спрашивается: как одеваются письмоводители? Мы, конечно, не Шерлоки Холмсы, а кое-что соображаем: мягкая цветная сорочка, потертый пиджак и брюки, хотя и крепкие, но с бахромой. Вот так! Теперь всякий за версту скажет письмоводитель!

Макаронов натянул пальто с барашковым воротником и, выйдя из дому крадучись, зашагал по направлению к квартире адвоката Маныкина.

- Так-то, - бормотал он сам себе под нос. - Без индейской хитрости с этими людьми ничего не сделаешь. Умный, шельма... Да Терентий Макаронов поумней вас будет. Хе-хе!

У подъезда Маныкина он смело нажал кнопку звонка. Горничная впустила его в переднюю и спросила:

- Как о вас сказать?

- Скажите: Петр Сидоров, ищет место письмоводителя.

- Подождите тут, в передней.

Горничная ушла, и через несколько секунд из кабинета донесся ее голос:

- Там к вам шпик пришел, что под воротами допреж все торчал. Я, говорит, Петр Сидоров, и хочу наниматься в письмоводители. Бородищу наклеил, подмазался, прямо умора!

- Сейчас к нему выйду, - сказал Маныкин. - Ты его где оставила, в передней?

- В передней.

- После посмотришь под диваном или за вешалкой, не сунул ли чего. Если найдешь - выброси!

- Как давеча?

- Ну, да! Учить тебя, что ли? Как обыкновенно!

Адвокат вышел из кабинета и, осмотрев понурившегося Макаронова, спросил:

- Ко мне?

- Так точно.

- А, знаешь, братец, тебе борода не идет. Такое чучело получилось...

- Да разве вы меня знаете? - с наружным удивлением спросил Макаронов.

- Тебя-то? Да мои дети по тебе, брат, в гимназию ходят. Как утро, они глядят в окно: "Вот, говорят, папин шпик пришел. Девять часов, значит. Пора в гимназию собираться".

- Что вы, господин! - всплеснул руками Макаронов. - Какой же я шпик? Это даже очень обидно. Я вовсе письмоводитель - Петр Сидоров.

- Елизавета! - крикнул адвокат. - Дай мне пальто! Ну, что у вас в охранке? Все по-старому?

- Мне бы местечко письмоводителя, - сказал Макаронов, хитрыми глазами поглядывая на адвоката, - по письменной части.

Адвокат засмеялся.

- А простой вы, хороший народ, в сущности! Славные людишки. Ты что же сейчас за мной, конечно?

- Местечко бы, - упрямо сказал Макаронов.

- Елизавета, выпусти нас!

Вышли вместе.

- Ну, я в эту сторону! - сказал адвокат. - А ты куда?

- Мне сюда. В обратную сторону.

Макаронов подождал немного и потом, опустив голову, опечаленный, поплелся за Маныкиным. Он потихоньку, как тень, крался за адвокатом, и, единственное, что тешило его, это, что адвокат его не замечает.

Адвокат остановился и спросил, обернувшись вполуоборот к Макаронову:

- Как ты думаешь, этим переулком пройти на Московскую ближе?