Повести и рассказы - Аркадий Аверченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Как ты думаешь, этим переулком пройти на Московскую ближе?
- Ах, как это странно, что мы встретились! - с искусно разыгранным изумлением воскликнул Макаронов. - Я было решил идти в ту сторону, а потом вспомнил, что мне сюда нужно. К тетке зайти.
"Ловко это я про тетку ввернул", - подумал, усмехнувшись внутренно, Макаронов.
- Ладно уж. Пойдем рядом. А то, смотри, еще потеряешь меня...
- Нет ли у вас места письмоводителя? - спросил Макаронов.
- Ну, и надоел же ты мне, ваше благородие! - нервно вскричал адвокат. Впрочем, знаешь что? Я как будто устал. Поеду-ка я на извозчике.
- Поезжайте! - пожал плечами Макаронов ("Ага, следы хочет замести. Понимаем-с!"). - А я тут к одному приятелю заверну.
Маныкин нанял извозчика, сел в пролетку и, оглянувшись, увидел, что Макаронов нанимает другого извозчика.
- Эй! - закричал он, высовываясь. - Как вас?.. Письмоводитель. Пойди-ка сюда! Хочешь, братец, мы экономию сделаем?
- Я вас не понимаю, - солидно возразил Макаронов.
- Чем нам на двух извозчиков тратиться, поедем на одном. Все равно ты ведь от меня не отвяжешься! Расходы пополам. Идет?
Макаронов некоторое время колебался, потом пожал плечами и уселся рядом, решив про себя: "Так даже, пожалуй, лучше! Можно что-нибудь от него выведать".
- Ужасно тяжело, знаете, быть без места, - сказал он с напускным равнодушием, садясь в пролетке. - Чуть не голодал я. Вдруг вижу ваше объявление в газетах на счет письмоводителя: дай, думаю, зайду.
Адвокат вынул папиросу.
- Есть спичка?
- Пожалуйста! Вы что же, адвокатурой только занимаетесь или еще чем?
- Бомбы делаю еще, - подмигнул ему адвокат.
Сердце Макаронова радостно забилось.
- Для чего? - спросил он, притворно зевая.
- Мало ли... Знакомым раздаю. Послушайте!.. У вас борода слева отклеилась. Поправьте. Да не так!.. Ну, вот, еще хуже сделали! Давайте, я вам ее поправлю! Ну, теперь хорошо. Давно в охранном служите?
- Не понимаю, о чем вы говорите, - обиженно сказал Макаронов. - Жил я все время у дяди - дядя у меня мельник, а теперь место приехал искать. Может, дадите бумаги какие-нибудь переписывать, или еще что?
- Отвяжись, братец, надоел!
Макаронов помолчал.
- А из чего бомбы делаете?
- Из манной крупы.
"Хитрит, - подумал Макаронов, - скрывает. Проговорился, а теперь сам и жалеет".
- Нет, серьезно, из чего?
- Заходи, рецептик дам.
II
Подъехали к большому дому.
- Мне сюда. Зайдешь со мной?
Понурившись, мрачно зашагал за адвокатом Макаронов.
Зашли к портному.
Маныкин стал примерять новый жакет, а Макаронов сел около брошенного на прилавок адвокатом старого пиджака и сделал незаметную попытку вынуть из адвокатова кармана лежавшие там письма и бумаги.
- Брось, - сказал ему адвокат, глядя в зеркало. - Ничего интересного. Как находишь, хорошо сидит жакет?
- Ничего, - сказал шпик, пряча руки в карманы брюк. - Тут только как будто морщит.
- Да, в самом деле морщит. А жакет как?
- В груди широковат, - внимательно оглядывая адвоката, сказал Макаронов.
- Спасибо, братец! Ну, значит, вы тут что-нибудь переделаете, а мы поедем.
После портного адвокат и Макаронов поехали на Михайловскую улицу.
- Налево, к подъезду! - крикнул адвокат. - Ну, милый мой, сюда тебе не совсем удобно за мной идти. Семейный дом. Ты уж подожди на извозчике.
- Вы скоро?
- А тебе-то что? Ведь ты все равно около меня до вечера.
Адвокат скрылся в подъезде. Через пять минут в окне третьего этажа открылась форточка и показалась адвокатская голова.
- Эй, ты!.. Письмоводитель! Как тебя? Поднимись сюда, в номер 10, на минутку!
"Клюет", - подумал радостно Макаронов и, соскочив с извозчика, вбежал наверх.
В переднюю высыпала встречать его целая компания: двое мужчин, три дамы и гимназист.
Адвокат тоже вышел и сказал:
- Ты, братец, извини, что я тебя побеспокоил! Дамы, видишь ли, никогда не встречали живых шпиков. Просили показать. Вот он, медам! Хорош?
- А борода у него, что это, привязанная?
- Да, наклеенная. И парик тоже. Поправь, братец, парик! Он на тебя широковат.
- Что, страшно быть шпиком? - спросила одна дама участливо.
- Нет ли места какого? - спросил, делая простодушное лицо, Макаронов. Который месяц я без места.
- Насмотрелись, господа? - спросил адвокат. - Ну, можешь идти, братец! Спасибо! Подожди меня на извозчике. Постой, постой! Ты какие-то бумажки обронил. Забери их, забери!.. А теперь иди!
Когда адвокат вышел на улицу, Макаронова не было.
- А где этот фрукт, что со мной ездит? - спросил он извозчика.
- А тут за каким-то бородастым побег.
- Этого еще недоставало. Не ждать же мне его тут, на морозе.
Из-за угла показалась растрепанная фигура Макаронова.
- Ты где же это шатаешься, братец? - строго прикрикнул Маныкин. - Раз тебе поручили за мной следить, ты не должен за другими бегать. Жди тебя тут! Поправь бороду! Другая сторона отклеилась. Эх, ты!.. На что ты годишься, если даже бороды наклеить не умеешь. Отдери ее лучше да спрячь, чтобы не потерялась. Вот так! Пригодится. Засунь ее дальше, из кармана торчит. Черт знает что! Извозчик, в ресторан "Слон"!
Подъехали к ресторану.
- Ну, ты, сокровище, - спросил адвокат, - ты, вероятно, тоже проголодался? Пойдем, что ли?
- У меня денег маловато, - сказал сконфуженный шпик.
- Ничего, пустое. Я угощу, После сочтемся. Ведь не последний же день мы вместе? А?
"Пойду-ка я с ним! - подумал Макаронов. - Подпою его, да и выведаю, что мне нужно. Пьяный всегда проболтается".
Было девять часов вечера. К дому, в котором помещалось охранное отделение, подъехали на извозчике двое: один мирно спал, свесив набок голову, другой заботливо поддерживал его за талию.
Тот, который поддерживал дремавшего, соскочил с пролетки, подошел к дверям, позвонил и вызвал служителя.
- Вот, - сказал он ворчливо. - Привез вам сокровище. Получайте!.. Ваш.
- Будто наш.
- Ну то-то! Тащите его, мне нужно дальше ехать. И как это он успел так быстро и основательно нарезаться?.. Постойте, осторожней, осторожней! Вы ему голову расквасите. Берите под мышки. Постойте!.. У него из кармана что-то выпало. Записки какие-то литографированные. Гм... Возьмите. Ах, чуть не забыл!.. У меня его борода в кармане. Забирайте и бороду. Ну, прощайте! Когда проспится, скажите, что я завтра пораньше из дома выйду, чтоб не опоздал. Извозчик, трогай!
БОРЬБА ЗА СМЕНУ
Бельмесов
I
- Иван Демьяныч Бельмесов, - представила хозяйка.
Я назвал себя и пожал руку человека неопределенной наружности сероватого блондина, с усами, прокопченными у верхней губы табачным дымом, и густыми бровями, из-под которых вяло глядели на божий мир сухие, без блеска, глаза, тоже табачного цвета, будто дым от вечной папиросы прокоптил и их. Голова - шишом, покрытая очень редкими толстыми волосами, похожими на пеньки срубленного, но не выкорчеванного леса. Все: и волосы, и лицо, и борода было выжжено, обесцвечено солнцем, не солнцем, а просто сам по себе, человек уж уродился таким тусклым, невыразительным.
Первые слова его, обращенные ко мне, были такие:
- Фу, жара! Вы думаете, я как пишусь?
- Что такое?
- Вы думаете, как писать мою фамилию?
- Да как же: Бельмесов?
- Сколько "с"?
- Я полагаю - одно.
- Нет-с, два. Моя фамилия полуфранцузская. Бельмессов. В переводе прекрасная обедня.
- Почему же русское окончание?
- Потому что я все-таки русский, как же! Ах, Марья Игнатьевна, обратился он, всплеснув руками, к хозяйке. - Я сейчас только с дачи, и у нас там, представляете, выпал град величиной с орех. Прямо ужас! Я захватил даже с собой несколько градин, чтобы показать вам. Где бишь они?.. Вот тут в кармане у меня в спичечной коробке. Гм!.. Что бы это значило? Мокрая...
Он вынул из кармана совершенно размокшую спичечную коробку, брезгливо открыл ее и с любопытством заглянул внутрь.
- Кой черт! Куда же они подевались. Я сам положил шесть штук. Гм!.. И в кармане мокро.
- Очень просто, - засмеялась хозяйка. - Ваши градины растаяли. Нельзя же в такую жару безнаказанно протаскать в кармане два часа кусочки льду.
- Ах, как это жалко, - сказал Бельмесов, опечаленный. - А я-то думал вам показать.
Я взглянул на него внимательнее и сказал про себя:
"Однакоже, и хороший ты гусь, братец мой. Очень интересно, чем такой дурак может заниматься?"
Я спросил по возможности деликатно:
- У вас свое имение? Вы помещик?
- Где там, - махнул он костистой, с ревматическими узлами на пальцах, рукой. - Служу, государь мой. Состою на службе.
Очень у меня чесался язык спросить: "на какой?", но не хотелось быть назойливым.
Я взглянул на часы, попрощался и ушел.
II
О Бельмесове я совершенно забыл, но на днях, придя к Марье Игнатьевне, застал его за чаем, окруженного тремя стариками, которым он что-то оживленно рассказывал.
- Франция, Франция! Что мне ваша Франция! Да у нас в России есть такие капиталы, обретаются такие богачи, которые Франции и не снились. Только потому, что мы скромнее, никуда не лезем, ничего не кричим - о нас и не знают. А во Франции этот Ротшильд, что ли, все время на том и стоит, чтоб какую-нибудь штуку позаковыристее выкинуть. Купит тысячу каких-нибудь там белых собак, напишет краской на брюхе у каждой "Вив ля Франс!" да и выпустит на улицу. А парижане и рады. Или яхту купит, приделает к ней колеса, да по Нотр-Даму и катается с неграми. Этак, конечно, всякий обратит внимание... А у нас народ тихий, без выдумки, без скандалу. Хе! Богачи, богачи... Слышал ли, например, кто-нибудь из вас о таком волжском помещике - Щербакине?