Знак неравенства - Наталия Терентьева

Татьяна всплеснула руками:

— Да что ты? Батюшка, идемте за стол, пожалуйста.

Отец Григорий, внимательно взглянув на Алену, положил ей руку на голову:

— Бог милостив к нам.

Алена, осторожно освободившись от его руки, постаралась улыбнуться:

— Я пойду.

— Господь с тобой, — мягко ответил отец Григорий. — Я провожу. И вспомни мои слова: как только ты от Дениса откажешься, так и страхи твои все пройдут. Бесы попрячутся…

— Вы тоже думаете, что это бесы, да, отец Григорий?

Священник ничего не ответил, лишь неторопливо, размашисто перекрестил Алену.

Денис сидел в плетеном кресле на просторной террасе своего номера, положив ноги на кофейный столик, и в сотый раз набирал номер Лоры, тот, по которому он звонил первый раз. Сердитому мужику, которому, по-видимому, везде жилось несладко — и в ненавистной России, и в вожделенной земле обетованной, — Денис тоже еще пару раз позвонил, но, слыша все тот же голос, яростно оравший «шалом!», оставил попытки здесь найти Лору. Первый же номер или не отвечал — были длинные гудки, или же телефон был отключен, и Денис вновь и вновь слушал вежливо-равнодушное «Абонент временно заблокирован».

— Да что за бред такой… — Он отбросил телефон на соседнее кресло.

Глотнув мгновенно теплеющего на балконе пива, Денис опять взял телефон, набрал оба номера Алены, и городской, и мобильный, и здесь тоже послушал длинные гудки. Чуть поколебавшись, он ткнул в записной книжке телефона номер Киры.

Кира только-только начала занятие. Студенты с громким смехом обсуждали новую работу неисчерпаемого Федосеева, умудрявшегося за семестр попробовать себя в разных стилях и жанрах, с необыкновенной фантазией исполняя обычные «академические» задания. Сейчас он внимательно слушал, грызя большую кисточку, которую в задумчивости взял со стола возле себя. Его разноцветные волосы в этот раз были аккуратно причесаны и стянуты в короткий хвостик.

— Козлизм! Это просто козлизм! И что это такое — жилище киборгов? — Долговязый студент, чуть склонившись, обходил кругом большую легкую конструкцию, в которой вид предметов, составлявших композицию, менялся от ракурса, с которого на них смотреть.

— Ты идиот, что ли? — не выдержал молчавший до сих пор Федосеев. — Мультиков насмотрелся? Какие киборги?! Это аллегория! — Он с недоумением посмотрел на кисточку, деревянная ручка которой только что хрустнула под его зубами, и отложил ее на подоконник. Симпатичная студентка с выбритыми височками и пушистой розовой челкой засмеялась:

— Аллегория чего? Как это называется у тебя? «Композиция номер пять»?

— Почему? Ну, допустим… «Весеннее настроение… гм… одного студента»…

— А-а… ну, тогда ясно… — улыбнулась девушка.

— Ну а вот это, в центре, что висит? — никак не успокаивался долговязый. — Ерунда какая-то, с веревочками?

Федосеев вздохнул и терпеливо ответил:

— Это пузырек со спермой… мифический… в переносном смысле…

— А почему пузырек-то, а не ведро, к примеру? — спросила та же студентка под общий смех.

— Так это за один раз, а не за всю жизнь…

Федосеев махнул рукой, потому что в хохоте уже ничего нельзя было разобрать. Кира только качала головой, тем не менее внимательно рассматривая «пузырек». Она не сразу услышала телефонный звонок.

— Кира Анатольна, нас атакуют! — Федосеев протянул ей трубку радиотелефона, вопросительно глядя на нее, потому что иногда она отключала телефон на время семинаров со студентами. Сейчас она кивнула и взяла трубку.

— Цыц! — строго посмотрела она на хохочущих студентов и энергично ответила звонившему: — Да! Да, слушаю вас… Секунду, извините, ничего не слышу. — Она велела студентам: — Не орите так! — и пошла в дальний угол большой студии, укоризненно заметив Федосееву на ходу: — Пузырек… мифический… Ты долго думал-то?..

— Долго! — обиженно сказал Федосеев. — Сами говорили, что художнику нельзя отрезать крылья, а то вдруг они больше не отрастут…

— Отрастут, у тебя отрастут, — успокоила его Кира и отвернулась с трубкой. — Да, слушаю!

— Кира Анатольевна…

— Я… — Она выпрямилась, услышав голос Дениса, который узнала бы из сотни.

— Это Денис… Добрый день…

Кира набрала побольше воздуха и ответила, стараясь сдерживаться:

— День очень добрый, Денис. Послушайте меня. Если бы был жив Аленин отец, мой муж, он бы вам башку открутил и к другому месту ее приделал. Сказать, к какому?

— Я понял.

— Девочку беременную обижать — большого ума не надо. А не хотели ребенка — значит, раньше надо было думать. А так — паскудство получается, вам не кажется?

— М-м-м… — Денис мучительно выдохнул. — Спасибо, Кира Анатольевна.

— Приходите еще! Да, и имейте в виду! Мне Аленка ни слова единого про вас не сказала. Я сама все вижу — что она одна, что вас нет, а девчонка моя все время плачет. И еще вас защищает.

— До свидания. — Денис первым нажал отбой и подул на вспотевшую ладонь. — Ага. Ну, значит, все в порядке. Девочка плачет, мамаша ушат помоев мне на голову выливает… а тетя Лора… очевидно… ведет пока осадную войну — отрабатывает аванс… И за каким-то непонятным хреном выключила телефон. Так. Хорошо. Ну что, Денис Игоревич, поехали и мы… потихонечку? — И он запел по слогам невесть откуда привязавшуюся к нему песенку: — Ил-ла-ри-он, Илларион, поехал в Сион…

В небольшом зале дорогого ресторана, оформленного в стиле французской гостиной — с красными шторами, белой мебелью и изящными букетами на столиках, — почти никого не было. Один мужчина сидел с газетой и ждал ужина. Другой, помоложе, пришедший чуть позже, сидел, отвернувшись от всех и сосредоточенно ел, запивая еду большими глотками минеральной воды, которую все время подливал ему в высокий стакан официант.

На столе, за которым сидели Алена с Эммануилом, горела красная свеча и стояла большая ваза с виноградом разных сортов. Композитор пил маленькими глотками кофе, сваренный по особому рецепту, Алена несколько раз глотнула чай из тонкой прозрачной чашки.

Эммануил пригубил брусничный ликер из крохотной рюмочки.

— За ваше здоровье, милая девочка. Вам действительно понравился мой концерт?

Алена улыбнулась:

— Да, конечно.

— А вам все-таки хочется петь на сцене?

Эммануил оторвал несколько темно-красных тугих виноградин от большой грозди и протянул их на ладони девушке. Та взяла одну ягоду, подержала ее в руках и аккуратно положила на прозрачное блюдце. Эммануил, похоже, не заметил этого.

— Не знаю, — пожала плечами Алена. — Я же попала в музыкальный театр после института… Мне там не понравилось.