Хочу быть с тобой - Майкл Мар

– Да как я, чёрт тебя подери, говорю? Я заикаюсь, что ли?

– Ты говоришь о нём так, словно он всё ещё жив, – выпаливает она скороговоркой, но так и не поднимает на меня взгляда.

– А как я должна о нём говорить? – спрашиваю я у неё абсолютно охрипшим и растерянным голосом. Что-то я не понимаю её.

Может, она снова стала принимать запрещённые транквилизаторы?

– Лили, прости, я долго терпела. Слишком долго, видимо. Но пожалуйста, вернись к нам. Выйди из своего выдуманного мира. И вспомни наконец, что мы похоронили Ричарда почти месяц назад. Вспомни, как мы стояли с тобой рядом у его могилы. Умоляю, не убегай от этого. Мы все потеряли Ричарда, мы не можем потерять тебя.

Последние слова я уже слышала, словно находясь в каком-то большом и длинном туннеле. В котором нет ни луча света, только тьма и отупение. Я там была совсем одна, и лишь обрывки последних фраз Мэй глухо доносились до меня. При этом чётко осознавала, что я вцепилась за края стола с такой силы, что костяшки пальцев побелели и на руках проступили вены.

Находясь этом ступоре, я словно пыталась понять, что за бред только что мне наговорила Мэй. Или это просто дурацкий и совсем не смешной розыгрыш? Или она опять сидит на таблетках? А может, у неё самой что-то случилось? Может, у неё на самом деле ничего не вышло с Питером, и она просто придумала все эти милые истории, а когда я начала рассказывать, как нам с Ричардом хорошо, она вдруг не выдержала и сорвалась?

– Мэй, дорогая, что ты такое несёшь? Как он может быть мёртв? А кто со мной в Мексику летал? А кто вышел из бистро, до того как ты пришла? Вы, наверно, даже пересеклись с Ричардом. Мэй, а ну говори! Что у тебя случилось? Опять таблетки? Тогда у тебя тоже были галлюцинации.

– Лили, это у тебя галлюцинации. И, видимо, амнезия. Твой отец предупреждал, что такое может быть.

– Что? Кто предупреждал? Мой отец?! И когда это вы интересно с ним виделись?

– После похорон. Ты разве не помнишь, что я прожила у тебя неделю?

– Так! Стоп! Это уже слишком далеко зашло. – От нервного напряжения я залпом допиваю бокал с вином и обращаюсь к Мэй: – Знаешь, это уже не смешно. В своей врачебной практике я всегда придерживаюсь того, что, если человек страдает шизофренией, ни в коем случае нельзя поддерживать его бред. И сейчас я просто подниму свой телефон, наберу Ричарду, и он тебе сам своим замогильным голосом скажет, что он жив и здоров. А после этого мы с тобой пойдём сдавать анализы на наркотики. Ясно?

– Лили, успокойся, пожалуйста. Иначе у тебя опять будет срыв…

– Так, помолчи… – Я обрываю её и набираю номер мужа.

После пяти мучительно долгих гудков наконец он берёт трубку и говорит:

– Лили, привет. Извини, не могу сейчас говорить, у меня срочная операция. Мальчик под машину попал.

– Да-да, прости, дорогой. Не хотела отвлекать, просто можешь поздороваться с Мэй?

– Лили, позже. Прости, – говорит он и кладёт трубку.

– Ну что? Убедилась? – Я вздыхаю с облегчением и смотрю на неё. – Слышала? С ним всё в порядке, и он срочно бежит на операцию. И сразу же тебе перезвонит.

– Лили?

– Да, Мэй? – раздражённым, но уже более спокойным тоном передразниваю её.

– Но ты же понимаешь, что сейчас только ты слышала его голос. Я его так и не услышала.

– Потому что он занят. Ой, чёрт с тобой. На, держи телефон. Звони сама, но клянусь, он накричит на тебя. – С этими словами я передаю ей телефон и показываю взглядом, чтобы набрала Ричарда. Мэй берёт телефон в руки, находит номер Ричарда в контактах и набирает его. Проходит несколько секунд, и она протягивает мне трубку:

– На, послушай сама.

«Набранный вами номер больше не обслуживается», – доносится из мобильного.

– Чушь какая-то. Только что же было всё в порядке. Может, просто вне зоны действия?

– Лили, спокойнее, – она берёт меня за руку. – Дыши глубже. Спокойнее, умоляю тебя. Не паникуй, как в последний раз.

– Что значит «в последний»? – Последний раз я видела её ещё перед отлётом в Мексику.

– У нас с тобой был разговор около недели назад. Ты опять всё забыла? Ты не помнишь, как мы сидели у тебя дома и ты так же рассказывала про отпуск с Ричардом и что он вот-вот придёт?

– Мэй, ты сошла с ума. Я тебя не видела. И мы точно не разговаривали. Пожалуйста, прекрати этот идиотский розыгрыш. – Я даже не кричу, я срываюсь на какой-то писк с хрипотцой. Мне становится очень душно. Все запахи бистро кувалдой ударяют мне в нос, и голова начинает кружится.

– Лили, тебе плохо? – словно издалека доносится голос Мэй.

– Мне нужно на воздух. Нет, мне нужно домой. Или…

Я пытаюсь встать из-за стола, но ноги такие ватные и в то же время тяжёлые, что встать мне так и не удаётся. Я вижу, как Мэй выбегает из-за стола и несётся к барной стойке. Словно из туннеля, я слышу, как она просит стакан воды для меня и что-то говорит насчёт «скорой». Оценив ситуацию и в то же время не веря в её реальность, я заставляю себя встать и, позабыв куртку, беру с кресла только свою сумку и выбегаю из кафе.

Уже на улице, среди сотен размытых цветных пятен, практически на ощупь я торможу такси, благо в Чикаго только они жёлтого цвета, и, к моему счастью, одна машина останавливается. Буквально завалившись в салон, я заплетающимся языком называю таксисту адрес моего дома. Из-за шока от всего услышанного моё сознание сейчас походит на растаявшее мороженое, но инстинкт самосохранения требует от меня, чтобы я поехала домой. Ибо для любого человека его дом – это самое безопасное место. Водитель такси ещё раз переспрашивает меня на предмет точности адреса, и только когда я подтверждаю ему, он трогается с места.

Проезжая через загруженные трафиком улицы Чикаго, я словно растекалась по заднему сиденью такси и пытаюсь не сойти с ума от своих же мыслей, которые словно копья вонзаются в моё сознание. Пытаться списать это на пьяную бессодержательную беседу не удаётся, слишком это было реалистично. На мой телефон градом начинают сыпаться сообщения и звонки от Мэй. Сначала я их просто игнорирую, а затем и вовсе выключаю телефон. Я никак не могу понять, за что она со мной так? Что я ей сделала такого, что ей пришлось говорить такие ужасные вещи про меня и Ричарда.

Ричард… Отчаянно хочется позвонить ему и просто по-женски выплакаться. Ему даже говорить ничего не нужно. Просто выслушать меня. Но я вовремя вспоминаю, что он на операции, и решаю пока не тревожить его. Хотя вряд ли меня надолго хватит. Интересно, что он скажет, когда услышит всю эту чушь? Скорее всего, что не стоит дружить со своими маниакальными пациентками. Для него это было всегда основополагающим правилом – не сближаться с пациентами. Но психоаналитикам в этом плане сложнее. Мы обязаны с ними сблизиться, если мы хотим их и правда вылечить, а не брать огромные счета многие годы. Так что риски есть всегда.