Маркиз де Сад - Томас Дональд

Некоторые из современников Сада применяли шпанских мушек в качестве средства, возбуждающего половое влечение. В гомеопатических дозах они использовались как медицинское средство. Герцог де Ришелье насыщал этим порошком сладости и давал своей любовнице. Такие конфеты порой даже назывались «карамельки Ришелье». Имели они и другое наименование — «pastilles de serail»[16]. Именно так назывались сладости, которые мадам дю Барри давала девушкам, обслуживавшим стареющего Людовика XV, чтобы они действовали более энергично. Используемые дозы готовились достаточно малыми и не вызывали недомогания и скандала, но шпанские мушки являлись таким же ядом, как и мышьяк.

В медицине шпанские мушки выделялись в качестве столь же сильного средства по действию, как и мышьяк. Самая минимальная передозировка оказала бы сильнейшее раздражающее действие на слизистую пищеварительного тракта, вызывая ее разрушение, что, в свою очередь, привело бы к безудержной рвоте с фатальным исходом. В микродозах оно без всякого вреда для организма женщины проходило по пищеварительной системе и, выделяясь с мочой, якобы вызывало небольшое раздражение эрогенных зон, тем самым вызывая возбуждение и сексуальное желание. Вещество это получали из крыльев шпанской мушки, которая и дала название медицинскому средству в Англии. Во Франции сладости, содержащие вещество, более известны как «pilles galantes»[17], в Италии «diavolini». В естественном виде при наружном применении данное вещество вызывает на коже волдыри. Применять его внутрь могли отважиться только самые решительные.

В дозировке Сад, как видно, просчитался. Аптекарем он не был и, вероятнее всего, не понимал, что делает. Раствор шпанской мушки, которым маркиз якобы обработал анисовые семена, следовало сделать более слабым. Все же, несмотря на дьявольские выходки его вымышленных героев, прямых доказательств того, что Сад действительно намеревался отравить кого-нибудь в Марселе, не имеется.

— 3 —

Этот акт насилия подвергся расследованию, не получившему, однако, такой широкой огласки. Марианна Лаверн и Маргарита Кост довольно быстро поправились после перенесенных мучений. Судебно-медицинская экспертиза в подобных случаях проводилась уже на протяжении сотни лет. Она применялась, по крайней мере, с 1699 года, когда Спенсера Каупера обвинили в убийстве. Тогда эксперты доказали — обнаруженное в воде тело необязательно попало туда мертвым. Согласно действующему в 1772 году порядку, рвотные массы Марианны Лаверн и Маргариты Кост подвергли анализу. Рапорт, составленный двумя аптекарями, Андре Рэмбо и Жаном-Баптистом-Жозефом Оэром, датирован 5 июля. Образцы прошли обычную для того времени обработку: каждый из них смешали с меловым раствором, добавляя дистиллят исследуемого вещества к дистилляту меди, и получившийся в воде осадок подвергли анализу. Изменения, которые могли бы свидетельствовать о наличии мышьяка или иного отравляющего вещества, отсутствовали. Исследователи для экспертизы получили два засахаренных зерна. Одно из них сожгли. Оно не дало характерного запаха мышьяка. Второе, исследованное под микроскопом, кроме семени и сахара, иных ингредиентов не содержало. Как видно, анализ предполагаемого яда явно противоречит симптомам, описанным докторами. В то же время сами эксперты симптомов не отвергают. Сделанное ими заключение лишь свидетельствует о том, что исследуемое вещество «не являлось причиной, вызвавшей рвоту пострадавшего». В двух зернах засахаренных сладостей они не обнаружили ничего страшного, но посчитали, что анализируемого вещества оказалось слишком мало, чтобы сделать однозначный вывод.

Как и в случае с Роз Келлер, наиболее явная улика не стала свидетельством в пользу совершенного Садом злодеяния. Конечно, химический анализ полностью не снял с него подозрений, хотя в его точности можно сомневаться. Тем не менее появилась надежда: причиной недомогания могли быть вовсе не конфеты и девушек, в конечном счете, отравил не маркиз. Должный суд над ним не состоялся, хотя его и подвергли аресту. Если бы Сада судили как полагается, возможно, он сумел бы привести доказательства, о которых говорил позже, уже сидя в тюремной камере: по его словам, девушки вовсе не были отравлены, а пострадали из-за средств, применяемых уличными шлюхами. Хотя в утверждении маркиза, оставшимся без внимания, можно усомниться, оно тем не менее не противоречило судебно-медицинской экспертизе. Ирония судьбы заключалась в том, что не исключалась возможность наказания невиновного: Сада разыскивали и, найдя, продержали под стражей большую часть жизни за преступление, которого он не совершал и которого, по всей вероятности, вообще не было.

— 4 —

Стен Ла-Косты, где маркиз нашел временную защиту, он достиг в начале июля 1772 года. В этот самый момент вышел приказ о его задержании по обвинению в отравлении. За такое преступление полагалась смертная казнь. Обитатели его деревни хранили ему верность, но Саду следовало оставаться начеку, так как в любое мгновение в восточной части равнины у древнего моста Жюльен могло появиться облачко пыли, свидетельствующее о приближении констебля из Апта, чтобы арестовать беглеца. Жарким провансальским летом возвышающийся над крышами деревни замок стал местом, где срочно разрабатывался стратегический план дальнейших действий.

Рене-Пелажи предстояло отправиться в Марсель и от имени мужа подать апелляцию судьям, которым предстояло заниматься рассмотрением выдвинутого против него обвинения. Конечно, лучше бы, если бы Сад мог присутствовать сам, но в таком случае он подвергался бы слишком большому риску. В то же время ей необходимо попытаться подкупить обоих «отравленных» девушек, как в свое время подкупили Роз Келлер. С такими персонажами, как Маргарита Кост и Марианна Лаверн, сие не составило бы особого труда. Саду и Латуру — им грозил смертный приговор — нужно было немедленно скрыться. Роли в этом плане не нашлось только для Анн-Проспер. Оставлять ее в Ла-Косте на милость представителей правопорядка, которые неминуемо туда прибудут, представлялось неблагоразумным. В Марселе ей тоже нечего делать. Ее отношение к Саду как будто ничуть не изменилось, точно так же, как не изменилось и после инцидента с Роз Келлер. Вероятно, предложение отправиться в бегство вместе с зятем и его слугой, исходило от нее самой.

Согласно свидетельству его будущих тюремщиков, в конце первой недели июля Сад, Латур и Анн-Проспер находились на пути из Ла-Косты в Савой, континентальные земли, принадлежавшие королю Сардинии. Только по ту сторону границы они могли почувствовать себя в безопасности. Далее их путь лежал в Италию. Кратчайшая дорога к границе Савойи проходила недалеко от средиземноморского побережья, к западу от Ниццы. На этом и порешили. К тому времени, когда в Ла-Кост из маленького городка Апта в сопровождении офицеров приехал констебль, на узких крытых улицах деревушки его встретили молчаливые и недоверчивые жители. В самом замке, кроме слуг, в намерения которых не входило способствовать падению своего хозяина, никого не нашлось. Не солоно хлебавши констебль со своим отрядом двинулся по грубому булыжнику деревенской дороги в обратный путь, проходивший под аркой Портей де ля Шевр, вокруг гористого склона и далее — в город Апт.

Но бегство Сада, каким бы разумным оно не представлялось, погубило в Марселе все надежды на спасение. Рене-Пелажи без труда удалось убедить девушек изменить свое повествование и рассказать, вероятно, всю правду. 9 и 12 августа они предстали перед нотариусом и в единодушном порыве отказались от своих исков, выдвинутых против Сада. Однако на судебных исполнителей отказ от возбуждения дела должного впечатления не произвел, более того, остался без внимания. Как ни пыталась Рене-Пелажи воззвать к их милости, но успеха это не принесло. Дело, возбужденное против Сада и Латура, продолжало в августе раскручиваться, в то время как глашатаи на жарких улицах города выкрикивали описание внешности разыскиваемых мужчин и суть совершенных ими преступлений. Судебная машина набирала скорость, и вскоре, несмотря на отсутствие обвиняемых, суд над ними совершился. Защиты не было. 3 сентября вынесли и направили в высший суд Экс-ан-Прованса судебный приговор, 11 сентября, за исключением некоторых второстепенных деталей, его привели в исполнение.

Сада признали инициатором отравления. Оба — он и Латур — были признаны виновными в совершении содомии. Наказание, полагавшееся им по закону за первое преступление, состояло в том, что их с веревками вокруг шеи должны доставить к собору Сент-Мари-Мажор, расположенному близ гавани Марселя. Там в рубахах кающихся грешников, с обнаженными головами и босыми ногами, с длинными зажженными свечами в руках, они должны преклонить колена и перед главными воротами здания молить о прощении. После этого их должны отвести на площадь Святого Людовика. Саду предстояло взойти на эшафот, где палач отрубил бы ему голову. Латура, в силу его более низкого происхождения, ожидало повешение. Чтобы их прахом не осквернять землю, тела их подлежали сожжению, а пепел должен быть развеян по ветру.