Торнсайдские хроники - Ольга Куно

Но эту ноту суждено было сыграть не графу и не мне. Разговаривая, мы немного отступили от прилавка, и внезапно старушка-нищенка, сидевшая на мостовой, вскочила на ноги и закричала со всей той громкостью, какую позволяли её старческие лёгкие:

— Убийца! Убийца, негодяй!

Её вытянутая рука не оставляла сомнений в том, кому были адресованы эти нелицеприятные эпитеты.

Один из охранников Рейвена подошёл к нищенке и резким ударом швырнул её на мостовую. Охнув, женщина вытянула перед собой морщинистые руки, но они не могли защитить её от удара ногой по рёбрам. И ещё одного.

— К вопросу о популярности, — повернулась я к Рейвену. — Почему бы вам не придержать своих псов? Они одурели от запаха крови, а между тем никакой опасности эта нищенка не представляет.

Рейвен равнодушно пожал плечами, но крикнул своим людям, чтобы заканчивали. Те отошли, а женщина осталась корчиться на мостовой. Подойти к ней и оказать помощь в присутствии графа никто не решился.

— Так помни: я жду.

С этими словами Рейвен развернулся и зашагал прочь в сопровождении своих охранников. Горожане предупредительно расступались, не желая оказаться у него на пути.

Прошло ещё два дня, прежде чем "новые веяния" докатились и до меня. Я сидела в редакции и набрасывала на лист бумаги вопросы для очередного интервью, когда в дверь громко, по-хозяйски постучали. Мири пошла открывать. На пороге стоял служащий охранного отделения низшего ранга, вероятнее всего посыльный.

— Я разыскиваю госпожу Абигайль Аткинсон, — с важным видом произнёс он и, не дожидаясь приглашения, вошёл в комнату.

В охранном отделении даже самые мелкие сошки чувствуют себя вершителями судеб.

— Вы её разыскали, — отозвалась я со своего места. — Что вам угодно?

— Я уполномочен вручить вам повестку. — Он протянул мне сложенный вчетверо лист желтоватой бумаги. — Вам надлежит незамедлительно отправиться на беседу в охранное отделение.

— Это с какой ещё радости? — нахмурилась я.

— Согласно предписанию, — ровным голосом ответил пришедший.

— Хорошо, я приду.

— Прошу прощения, но в повестке сказано "незамедлительно", — настойчиво повторил он. — Мне предписано сопроводить вас до места.

— Ну что ж, — я обменялась многозначительным взглядом с секретарём, — раз так предписано, то идёмте.

До охранного отделения было недалеко, поэтому мы отправились туда пешком. Точнее сказать, отправилась туда я, а посыльный шёл за мной следом, неизменно поддерживая дистанцию ровно в три шага. Я это пару раз проверяла, то начиная двигаться со скоростью черепахи, то пускаясь почти бегом.

В охранке меня проводили в небольшой, но аккуратный кабинет, обставленный сугубо функциональной мебелью без малейших излишеств. Единственным украшением этой комнаты можно было бы назвать оригинальную чернильницу, выполненную в форме изысканного цветка, с сосудом для чернил, изображающим бутон. Я пригляделась, склонив голову набок. Прямой бронзовый стебель вместе с "бутоном" немного походили на трубку.

Пока я разглядывала чернильницу, застывший на пороге чиновник с не меньшим вниманием разглядывал меня. Я спиной чувствовала его присутствие, но виду не подавала, и даже вздрогнула, якобы от неожиданности, когда он заговорил. Почему бы не сделать человеку приятное?

— Абигайль Аткинсон? Беседчица из недельника "Торнсайдские хроники?" — бесцветным голосом спросил он.

Вздрогнув, я обернулась.

— Да, это я.

Чиновник неспешно прошёл на своё рабочее место за столом. Я осталась сидеть, где была, то есть на стуле для посетителей, напротив него. Чиновник был на вид человеком невзрачным — средний рост, стандартная одежда, незапоминающиеся черты лица, невыразительные глаза. Словом, усреднённый эдакий человек. Такой же бесцветный, как и эта комната. Вот только любопытно, был ли в нём какой-нибудь неожиданный и оригинальный штрих, аналогичный столь запоминающейся чернильнице?

— Вы догадываетесь, почему мы вас сюда пригласили? — осведомился чиновник ровным, обычным, ничем не запоминающимся голосом.

— Не имею ни малейшего представления, — почти честно ответила я, изобразив при этом на лице всю гражданскую сознательность, на какую была способна.

— Надо же, — без малейшего удивления в голосе произнёс он, заглядывая в какие-то бумаги.

Я молча ждала, изображая скромную почтительность. В своё время Люк тщательно проинструктировал меня на предмет того, как следует себя вести на подобных беседах. На всякий случай. Вот и пригодилось.

— Вы являетесь автором статей о странствующих артистах, менестрелях, восточных шаманах, коллекционерах оружия и продажных женщинах? — спросил он тоном прокурора, перечисляющего грехи обвиняемого на Страшном суде.

— Совершенно верно, — скромно кивнула я и многозначительно добавила: — а также автором биографии господина графа Торнсайдского и отчёта о нововведённом налоге.

— Я в курсе, — кивнул чиновник, не особенно впечатлённый. — Что вы можете сообщить о своих коллегах по работе?

— О моих коллегах? — Я изобразила нескрываемое изумление. — А разве о них можно сообщить что-нибудь, для вас интересное?

Чиновник оторвался от бумаг и пристально посмотрел мне в глаза.

— Вот именно это мы и хотим от вас узнать.

Я огорчённо развела руками.

— Боюсь, что не могу вам рассказать ровным счётом ничего достойного внимания.

— То есть вы утверждаете, что все ваши сотрудники — люди благонадёжные?

— Бесспорно.

Нашёл тоже стукача.

— Даже Лукас Гринн?

Чиновник поправил съезжающие с носа очки.

— А что не так с Лукасом Гринном?

— Я полагал, именно вы нам об этом и расскажете. Он когда-нибудь высказывал недовольство властями? Подбивал своих читателей к бунту? Распространял ложную информацию о вышестоящих?

— Всю информацию, которую он распространял в недельнике, вы можете прочитать в любой момент, — заметила я.

И вне всяких сомнений давно это сделали. И не нашли там ничего, к чему можно было бы всерьёз прицепиться, иначе не беседовали бы сейчас со мной, а Люк давно уже прохлаждался бы в застенках Стонрида.

— И вы не можете сообщить нам ничего сверх этого?

— Я — всего лишь коллега и сотрудница Лукаса. Мы не являемся близкими друзьями, так что он не стал бы доверять мне какие бы то ни было секреты, даже если бы они у него были.

— Неужели? А у нас как раз совсем другая информация.

— Ваша информация ошибочна. И Лукас, и я — люди общительные, таковы издержки нашей профессии, но не более того. Я не знаю о нём ничего такого, что не было бы известно всем шапочным знакомым.