Дети улиц - Берли Доэрти

– Не знаю… – с сомнением протянула Рози. – Я обещала их матери присмотреть за ними.

– Что ж, со мной у них будет отличная жизнь. Свежий деревенский воздух, здоровая деревенская еда и работа на всю жизнь. Решайся, я не могу ждать целый день.

– Они будут получать зарплату?

– Конечно. И чистую одежду. О, посади их в фургон. Они слишком плохо одеты для дождя. Не могу смотреть, как они дрожат от холода.

– Даже не знаю, что и сказать. – Рози отвернулась от женщины. – Что думаете, девочки?

Эмили услышала в голосе Рози отчаяние.

– Может быть, мы поедем туда ненадолго, Лиззи, пока Рози не найдет нам место, где жить?

– Это будет похоже на то, как мы жили в доме, пока не умер папа? – спросила Лиззи. – У нас будет корова и свинья?

– Мне кажется, девочки хотят поехать, – сказала миссис Клеггинс.

– Точно? – переспросила у девочек Рози. Сердце бешено колотилось. «У меня нет работы, у меня нет дома, мне нечего им дать, – подумала она. – Какое я имею право лишать их такого многообещающего будущего?»

– Несправедливо ждать, что Рози будет заботиться о нас обеих, – прошептала Эмили, обращаясь к Лиззи, и сжала руку сестры. – Мы попробуем, – сказала она вслух.

Рози издала звук, словно задыхаясь, закашлялась. Она покопалась в узелке, который несла в руках, и что-то вручила Лиззи.

– Вот, я сделала эту тряпичную куклу для ребенка своей сестры. Возьми на память. Да благословит Господь вас обеих.

Она быстро обняла их и поспешила прочь, чтобы не видеть, как они забираются в фургон. Рози слышала, как захлопнулись двери у них за спиной, как кучер хрипло крикнул лошадям:

– Пошевеливайтесь, ну!

По камням застучали колеса, когда карета и фургон тронулись с места. Женщина обернулась, подняла одну руку, чтобы помахать на прощание, другой прикрыла рот.

– Ну вот, Энни. Я сделала для твоих девочек все возможное. Как и обещала.

10

Мы отправляемся в особняк, помните?

Когда двери закрылись, в фургоне стало темно, и только сквозь холст, натянутый вместо крыши, проникали лучики света – в тех местах, где он был стянут веревками. На полу была постелена солома, и дети из работного дома тут же принялись весело ею кидаться.

– У нас будут свои лошади, на которых мы будем ездить! – Девочка примерно одного возраста с Лиззи соорудила поверх своих буйных кудрей гриву из соломы. – И-го-го! И-го-го!

– Не глупи, Бесс, – сказал ей мальчик постарше. – Больше, чем на осла, не рассчитывай! – Он самодовольно ухмыльнулся, а все остальные дети расхохотались. – А мне дадут большого вороного жеребца!

– А еще каждый вечер нам будут давать ростбиф и пудинг, – хихикнул другой мальчик, улыбнувшись Эмили. – Ты ела раньше каждый вечер ростбиф? Я – нет!

– Ростбиф и пудинг – если очень хорошими будем! – хором подхватили другие дети.

– Так сказал нам мистер Сиссонс, – пояснила Лиззи Бесс. – Он был церковным служителем в работном доме, и нам никогда больше не придется смотреть на его старый колючий подбородок!

– Я так счастлив, что вот-вот лопну! – произнес смешливый мальчик. – Это самый лучший день в моей жизни, точно вам говорю. До сегодняшнего дня я и не знал, что значит быть счастливым.

– Веселый Сэм! – захихикала Бесс. – Теперь тебя будут звать так, да? Мы все теперь улыбаемся, смотрите! Даже Робин! – И она показала на красивого мальчика, который хотел получить вороного коня. – Робин Смолл, он очень умен, он знает все! Робин Смолл выше лесов! – Девочка засмеялась. – Робин Смолл командует всеми нами! – И она бросила в него пучком соломы, и та рассыпалась по лицу мальчика золотыми нитями.

Эмили и Лиззи сидели спина к спине, поддерживая друг друга, когда фургон несся по улицам. Вскоре возбуждение освобожденных из работного дома детей угасло, и они стали садиться ближе друг к другу, пытаясь устроиться поудобнее. Когда Лондон остался позади, дороги стали более каменистыми и неровными, детей подкидывало и бросало друг на друга, словно мешки с картошкой. Сначала это было смешно, но потом худощавой девочке по имени Люси стало дурно. Эмили подумала, что ей тоже скоро станет плохо, и она принялась бить себя по щекам и стонать. Когда Бесс и другие дети стали кричать кучеру, чтобы он ненадолго остановился, на них никто не обратил внимания. Поэтому большинство из них провели остаток дня, скрючившись на полу фургона, мучаясь от тошноты. И только Бесс сохраняла радостное настроение и напоминала всем о красивом загородном доме, где все они скоро будут жить.

Наконец фургон остановился на ночь. К тому моменту было уже темно, хоть глаз выколи. Детям позволили выйти по одному, чтобы облегчиться на заднем дворе пригородного постоялого двора. Эмили с наслаждением вдыхала холодный ночной воздух и стояла, с восхищением глядя на мерцание звезд и луну, похожую на фонарь, висящий на карете.

– Ну как, чувствуешь себя лучше? – спросил ее Сэм. – Разве это не чудесно! Потрясающе!

Лиззи и Бесс спали, когда их растолкал мальчик-конюх, веля подниматься и выходить, потому что ему было приказано убрать из фургона солому и постелить новую.

– Я хотел иметь такую работу, когда был маленьким, – с легкой завистью прошептал Сэм. – Мой отец был конюхом, и я ему помогал. Люблю лошадей, честное слово. Но теперь я стану подмастерьем, так-то! Это даже лучше! Просто потрясающе! – И он принялся размахивать руками, пытаясь согреться.

Эмили плотнее закуталась в плащ, пытаясь защититься от пронизывающего ветра.

– Кто-нибудь хочет есть? – крикнул хозяин постоялого двора. Он, прихрамывая, подошел к фургону и поставил на землю большой котелок. – Вот вам немного рагу из баранины, от моих собственных щедрот. Жаль мне вас, скажу я вам. Впереди у вас еще не менее четырех дней такого пути. Проселочные дороги превратятся в тропы, а лошади охромеют прежде, чем вы доберетесь до места назначения. А когда попадете туда, начнется у вас суровая жизнь. По крайней мере, пока вы маленькие.

И он, прихрамывая, удалился, оставив детей жаться друг к другу – замерзших, молчаливых и уже напуганных. Все утреннее возбуждение испарилось. Из дверей постоялого двора выбежал мальчик, неся в руках деревянные миски, которые он высыпал прямо на землю. Одна из девочек постарше, Мириам, взяла одну себе сама, чтобы положить в нее рагу. Лиззи подползла ближе к Эмили, грея руки об миску.

– Я уже жалею, что мы поехали, – пробормотала она.

– Я тоже. Жаль, что Рози не оставила нас прямо там, у ворот работного дома, и мы не вошли туда, чтобы жить там.

– Никогда не говори так! – произнесла Мириам. – Никогда-никогда не говори, что ты хотела бы жить в работном доме. Уж лучше я буду ехать так целый месяц, пусть меня постоянно тошнит, чем я соглашусь провести еще хоть ночь в том месте.

– Все будет хорошо, вот увидишь! – присоединилась к разговору Бесс. – Тот старик ничего не знает! Мы же едем в большой особняк, помните?

Но в конечном итоге трактирщик оказался прав. Дети потеряли счет дням и ночам; они все время жили в темноте, лежали на колючей соломе, толкая друг друга, пока все не покрылись синяками. На последнем отрезке пути им казалось, что фургон едет по длинному крутому склону, накреняясь и постоянно угрожая перевернуться. Они слышали, как кучер стегает лошадей и ругает их на чем свет стоит за то, что у каждой из них всего по четыре ноги. И только когда все они, даже Сэм и Бесс, думали уже, что сейчас наступит конец, фургон затрясся и остановился.

– Приехали! Мы наконец-то приехали, и больше я подобное путешествие повторять не намерен! – рявкнул кучер. – Вылезайте и радуйтесь, что не упали в воду!

Когда двери фургона распахнулись, внутрь ворвался ледяной ветер и дети стали выбираться наружу. Лиззи цеплялась за руку Эмили, напуганная звуками бушующей воды. Рядом протекала стремительная и бурная река, заглушая все звуки, кроме тонкого завывания ветра. Сквозь быстро проносившиеся по небу облака проглядывала луна, похожая на огромный моргающий глаз, освещая и наделяя тенями огромные склоны окружавших их холмов, словно придавливая их со всех сторон. Вдалеке они увидели массивный дом с сотнями незрячих глаз.

К ним подошла женщина с опущенной головой, чтобы ветер не дул в лицо, в руке она держала фонарь, которым освещала себе путь по ухабистой земле. Свободной рукой она придерживала черные юбки, трепетавшие вокруг ее ног, как крылья растрепанной вороны. Подойдя к ним, она подняла голову, и дети узнали в ней миссис Клеггинс, которая, судя по всему, путешествовала гораздо быстрее, чем они, – в своей удобной карете. Не сказав ни слова, она жестом велела детям следовать за ней. Они подняли с земли свои маленькие узелки, обхватили их руками, потому что это было единственное, что было у них в этом мире. У Лиззи была тряпичная кукла Рози и серое платье, завернутое в одеяло, у Эмили – шерстяная циновка. Все остальное, что у них было, осталось в Большом доме и, скорее всего, к этому моменту уже оказалось выброшено.