Рассказы - Юлия Пахоменко

Мариша с удовольствием села на деревянную скамейку для болельщиков, поставила полиэтиленовые сумки. Уроки закончились, школа и школьный двор были тихие, пустые. Только неподалеку на такой же скамеечке сидел длинный негр в сером пальто и вязаной шапочке, и с интересом наблюдал за игрой. Наверное, чей-то папа.

...И все-таки казалось, что уже весна. Тучки совсем истончали, - не тучки, а дымка. Из-за этой дымки незаметно светило и грело землю солнце. На кустах были видны почки, а воробьи возились и пищали в лабиринтах коричневых прутьев гораздо веселее, чем зимой.

Откинувшись на теплую деревянную спинку, Мариша додумывала утренний разговор. Сейчас, при весеннем свете, ей казалось, что что-то важное было там недосказано.

"Не могу припомнить, чтобы я когда-то жалела, что родилась, - думала она. - Потому что жизнь была легкая? Да нет, всякое бывало... И там, по молодости, и здесь, как только приехали. Жить не каждое утро хотелось. Но нет, никогда мне не приходило в голову сказать: эх, мама, зачем ты?.."

И тут вдруг оформилось словами ощущение, давно уже, оказывается, Марише знакомое: так или иначе, она как-нибудь да появилась бы на этом свете. Не веснушчатой девочкой из инженерской семьи, так негром в вязаной шапочке...

Мариша посмотрела на соседа: тот достал банку "Коки" и пил, не отрываясь от игры. А кем бы тогда стал он? Ей представилось, как негр неродившийся, полупрозрачный, - сидит где-то на небесах, глядя вниз и ожидая своей очереди...

- Мам, привет!

Это Славка увидел ее наконец и кричал с середины поля:

- Уже домой?

Руки и колени у него были грязнущие, кроссовки запылились. Марише очень хотелось спросить:"Славик, ты не жалеешь, что родился?", но кричать такое через поле было неудобно, и она сказала только:

- Играй, играй, сегодня папа уйдет с работы пораньше и заедет за нами!

Славка убежал к воротам, а минут через пять показался Витя - махал рукой издалека, огибая лужи. Подошел и сразу:

- Привет, заяц! Была?

- Была.

- Ну что? Да? Вижу по глазам: да.

- Да.

- Сколько?

- Шесть недель. Размером сантиметр, а сердце уже бьется, сама на экране видела.

...Они сели на скамейку, ожидая, когда у Славки случится пауза в игре. Сидели и молчали, и каждому казалось, что он получил подарок - гораздо больший, чем то, что он мог бы отдать взамен.

Бонн, апрель 1999.

ОДИНОКАЯ СУББОТА

Целую неделю лились над Вайсбахом густые, обильные дожди. Тучи, тяжелые и грязные, как половые тряпки, медленно ползли над самыми верхушками деревьев. Только в пятницу вечером апрельская влажная уборка закончилась, и следующим утром на небе осталась лишь легкая бесцветная дымка, через которую просвечивало новое солнце.

Его лучи ложились нежными и молочными полосами в коридорах вонхайма*, и вместе с ними в сонном воздухе появлялось радостное предчувствие удачного субботнего дня. Понемногу начинали хлопать двери, шумела в кранах вода, и женское население в разнообразных халатах наполняло кухни, звеня чайниками и кофейниками. Разговаривали спросонья мало, все больше обдумывали планы на нынешний, многообещающий день. И главная мысль, витающая в воздухе вместе с запахом подгоревшего молока, была о фломаркте - блошином рынке, - который устраивался сегодня в соседнем поселке Хохбурге.

Фломаркты давно уже пользовались большой популярностью у жителей общежития. В рыночные дни, принарядившись, они поодиночке или семействами тянулись к главной площади Вайсбаха, где с раннего утра на самодельных прилавках или ящиках расставлялось всевозможное барахло. Здесь же ставились лотки с пивом и скворчащими на виду сосисками, играли уличные музыканты, крутилась маленькая карусель с облупленными лошадками, и все это превращало обычный блошиный рынок в ярмарку, а субботу - в настоящий выходной.

Но с тех пор, как Резники гордо привели с фломаркта чудесный велосипед на полном ходу, а в следующий раз малолетний Валерка Полищук приобрел за копейки огромный набор столярных инструментов, практическая сторона субботних мероприятий вышла на первый план, и удачные покупки стали показателем умственных способностей каждого семейства.

Итак, сегодняшей целью было посещение фломаркта, а средством достижения - машина. Потому что маленький, невозможно провинциальный Вайсбах находился вдалеке от больших городов и маршрутов общественного транспорта. В то время как приличному европейцу было раз плюнуть смотаться на выходные в Париж или на симпозиум в Америку, выбраться из Вайсбаха в большой мир являлось определенной задачей. Блестящие поезда с узкими носами со свистом пролетали мимо, и редко-редко (а в выходные - никогда), у серенького вокзальчика останавливались разукрашенные буйными рокерами электрички, часами тащившиеся потом по таким же пустынным и тихим поселкам. Из других, менее скоростных видов общественного транспорта в Вайсбахе появлялся только автобус, но цена билетов не позволяла всерьез рассматривать его как обычное перевозочное средство.

Видя такое положение вещей, многие прибывшие старались обзавестись машинами. Вообще-то беженцам, которые получали от немецкого государства пособие (по сложным бюрократическим рассчетом его должно было хватать лишь на еду и предметы первой необходимости), личный автомобиль не полагался. Но строгие социальные работники, сами жившие в Вайсбахе, прекрасно понимали, что в этих краях машина - не роскошь, а средство передвижения, и закрывали на это глаза.

Счастливые обладатели своих "колес" получали множество преимуществ по сравнению с безмашинными жильцами: они могли ездить закупаться в Хохбург, где находился дешевейший продкутовый магазин Германии "Альди" и на все фломаркты, которые проводились в каждом из окрестных поселков по очереди. В связи с этим личное средство передвижения частенько служило причиной внезапных семейных альянсов, сложных взаимоотношений и громких коридорных конфликтов.

Хохбург представлял собой что-то вроде районного центра, его фломаркт был самым большим в округе, и, значит, представлял самый большой выбор и самые заманчивые возможности. В настоящий момент в вонхайме жили пятеро владельцев машин. Дора, красивая сестра толстого Азика, чья обширная родня занимала несколько комнат в разных коридорах (это давало им хорошие шансы на победу в кухонных дебатах), задумчиво домывала посуду, раскладывая в уме варианты поездки. Потом она вытерла руки и постучала в соседскую дверь.

Сима открыла почти мгновенно. У нее был на удивление бледный вид, и если приглядеться, можно было решить, что она не спала всю ночь, ожидая такого вот стука в дверь. Но Доре некогда было приглядываться, и она сходу сказала:

- Привет, твои приехали?

Сима качнула головой:

- Нет. Собирались в пятницу вернуться, но задержались чего-то. А что?

- Да фломаркт в Хохбурге, ты забыла?

У Симы голова была чем-то другим занята. Она рассеянно смотрела мимо Доры, а та спешила договориться в другом месте и докрикивала уже через плечо:

- Не волнуйся, приедут, куда денутся!..

Сима вернулась к колченогому столику у окна, машинально налила соку в стакан, да позабыла про него, заглядевшись на пустырь за окном. И правда, куда это они подевались? Сегодня ведь суббота, ни государственные, ни прочие бюро-конторы не работают... Впрочем, волноваться, действительно, нечего - наша Ия нигде не пропадет...

Симина мама, брат Витя и его жена Ия поехали в Ганновер улаживать квартирные дела. Дело было в том, что наряду с очевидными преимуществами (например, деньги на еду выдавали наличными, а не кормили в общей столовой, как в некоторых других местах), Вайсбаховский вонхайм имел один большой недостаток. Его обитателям нечего было надеяться на милость чиновников жилищного департамента, которые предложили бы им переехать со временем в дешевые социальные квартиры. Приходилось рассчитывать только на свои силы. С помощью знакомых, устроившихся ранее родственников или сомнительных маклеров-соотечественников, народ старался находить какое-никакое жилье в ближайших "настоящих" городах.

Ия, как узнала обстановку, сразу сказала - никакой провинции, будем жить в Ганновере. В Ганновер, который находился порядочно далеко от Вайсбаха, перебирались единицы, и все считали их счастливчиками. Но для Ии вопрос иначе стоять не мог - она приехала из "северной столицы" и собиралась жить по крайней мере в столице здешней земли, мало ли что об этом говорили испуганные вонхаймовцы, которым любое дело в этой чужой стране казалось неподъемным.

У Ии имелось две точки опоры - знание немецкого языка и подружка, уже несколько лет живущая в пригороде Ганновера. Конечно, бюрократическую машину поторопить живущая в пригороде Ганновера. Конечно, бюрократическую машину поторопить было невозможно: справки тянулись за справками, документы оформлялись в час по чайной ложке. Но зато по истечении положенных месяцев, когда бумаги на жительство оказались в исправности и можно было пускаться в самостоятельное плавание, Ия уже освоилась, разыскала в Ганновере кооператив с недорогими квартирами и встала там на очередь. Так что рано утром в четверг Витя, Ия и мама поехали на первые смотрины. Сима вспомнила про сок, стала болтать в нем ложкой. Как это, интересно, вышло, что мама будет жить с ними, а Сима - отдельно? Никогда они об этом не говорили, а потом вдруг оказалось, что дело решенное. Вот и в Ганновер ее повезли понравится ли будущее жилье? Да неужели не понравится; ей и в России-то все нравилось...