Дальние пески - Эндрю Гарв

Конечно, размышлял я, он мог уйти из когтей Эллиса, сам во всем признавшись. Это было бы трудное признание, но она ведь так любила его, что он вполне мог рассчитывать на сострадание и поддержку. Она бы поняла допущенную им слабость и простила ради своей любви к нему.

Но вот нам раз малости к себе он от нее и не хотел. Как и любому мужчине, ему необходимо было ее уважение. Именно уважение было ему дороже всего на свете, ведь ради него он так упорно трудился, да и жил все эти годы. Мысль, что он может потерять его, пасть в глазах Фэй, была для него непереносима. До известной степени я мог это понять, но только до известной степени…

Молча я вернул копию комиссару.

— Печальная история… — сказал он со вздохом. — Боюсь, — продолжил он, — что полную картину событий нам никогда не восстановить, хотя можно догадаться, как все случилось. Эллис был тогда совсем молод и, как я предполагаю, карьеру шантажиста начал именно тогда. Он стал свидетелем гибели жены Рэмсдена по чистой случайности. С его складом ума он сразу понял открывшиеся перед ним возможности, особенно после того, как Рэмсден публично солгал. Узнав из газет, что отец Рэмсдена богат, он получил дополнительный стимул. Он позвонил ему и побудил дать письменные объяснения, чтобы иметь на руках неопровержимую улику. Рэмсден был слишком убит горем, чтобы почуять опасность. Эллис условился с ним, где оставить письмо. Обращает на себя внимание, что оно никому лично не адресовано — Рэмсден наверняка не знал имени шантажиста. Сразу после этого с него по телефону потребовали денег, которые отчаявшийся Рэмсден дал или пообещал. Бедолага? Можно себе представить, в каком он был состоянии.

— Но затем Эллису пришлось исчезнуть? — предположил я.

— Конечно. Не представив свои доказательства во время разбирательства и получив за это отступные, он уже не мог угрожать, что предъявит их властям. Возможно, он вымогал деньги еще несколько раз, пока не умер отец Рэмсдена. После этого в его руках уже не было достаточно веских козырей. На время он отложил письмо Рэмсдена в сторону и занялся другими жертвами, на которых мог легче влиять. Он явно вошел во вкус этого занятия — сравнительно простого и очень прибыльного. А вот стоило Рэмсдену жениться вторично, и Эллис оказался тут как тут…

— Как же Эллис пронюхал об этом?

— Не забывайте, что Фэй Рэмсден была актрисой и ее замужество наверняка не обошла вниманием пресса. Эллис не пропустил бы этого известия, шантажисты — это самые внимательные читатели газет. Он вспомнил Рэмсдена, снова извлек на свет божий его письмо, понял, что если Рэмсден сохранил эту тайну от жены, то для шантажа открываются новые возможности, выждал некоторое время и приехал сюда на разведку. Достаточно было телефонного звонка, чтобы выяснить, что Рэмсден ничего жене не сказал и готов платить за молчание. Ну а потом последовало все остальное…

Я был согласен с его версией. Мне казалось, что сейчас мы как никогда близко подошли ко всей правде об этой истории, но меня по-прежнему что-то не удовлетворяло.

— Знаете, — сказал я, подумав, — мне понятно, почему Артур попал на крючок шантажиста в первый раз — он был молод, наивен, испуган. Потеряв жену и чувствуя неискупимую вину, он действительно находился тогда в ужасном состоянии. Но потом-то он это преодолел. Он взял себя в руки, характер его окреп, появилась твердость духа. Он знал, что проявил слабость, и дал себе слово, что больше этого не повторится. Помню, однажды он сказал мне: «Жизнь — это борьба. Стоит один раз поддаться, и все кончено…»В этом наблюдении, конечно, не было ничего нового, но он сказал это с таким чувством, словно для него это главная жизненная заповедь. И теперь мне непонятно, как человек, который столь хорошо усвоил урок, преподанный ему жизнью, мог так легко поддаться на шантаж, когда Эллис объявился вторично.

— Если он считал, что на карту поставлено его счастье, его можно понять, — отозвался Добсон.

— Но какого счастья можно было ожидать, оказавшись в рунах шантажиста? У него не было бы и минуты покоя. А прогулки по ночам сразу же омрачили его семейную жизнь… Нет, это все же непостижимо…

Добсон пожал плечами.

— Но тем не менее все так и было, — сказал он. — Видимо, открыть жене правду казалось ему худшим из вариантов. Унижения он бы не вынес.

— Ему нужно было бороться. Эллис не мог быть уверен, крепка ли его власть над Рэмсденом, пока не проверил этого. Он не мог знать, что Артур предпочтет откупиться, но скрыть свой позор от жены. Встретив сопротивление, он бы сам почувствовал, что почва уходит у него из-под ног. Артур мог попытаться поторговаться с ним. Я бы на его месте сказал: «Если вы от меня отвяжетесь, я ничего не предприму, но если будете продолжать, я разоблачу вас как шантажиста, каковы бы ни были для меня последствия». Как вы думаете, пошел бы Эллис на риск в таком случае?

— Рэмсден не мог его разоблачить, потому что даже не знал, кто он.

Верно, об этом я как-то забыл…

— Но даже если это так, — настаивал я, — Артуру не нужно было так легко сдаваться. Он мог потянуть время и потихоньку выяснить личность Эллиса.

— Как?

— Ну, он мог, к примеру, устроить засаду в том месте, где оставлял деньги, как позже сделала Фэй.

— Наверное, на это у него не хватило смелости.

— Но ведь он пятнадцать лет доказывал сам себе, что он не трус! Как раз это и был отличный шанс окончательно утвердиться в собственных глазах.

Добсон нахмурился.

— С моей точки зрения, — сказал он, — это все равно было неосуществимо. Ему, вероятно, пришлось бы прождать всю ночь, пока шантажист придет за деньгами. Мы теперь знаем, что Фэй Рэмсден долго ждать не пришлось, но Артур-то в этом не мог быть уверен. Он иногда уходил ненадолго, но и это породило дома расспросы и подозрения. А если бы ему надо было исчезнуть на всю ночь?

И тут меня озарило.

— А ведь он действительно хотел отправить Фэй на время из дома. Теперь я вспомнил — он уговаривал ее поехать в Лондон и пожить некоторое время у нас. Она сначала наотрез отказалась, но рано или поздно должна была бы согласиться. Он и причин особых не мог назвать, просто говорил, что так будет лучше для них обоих… Значит, Артур все-таки собирался разрубить этот узел, комиссар. Он согласился платить Эллису, чтобы успокоить его и выиграть время. Он клал деньги в условленное место, а потом, как мог, долго прятался в дюнах, стараясь выследить шантажиста. Ему помешала Фэй, которая стала следить за ним. Атмосфера дома осложнилась, и он решил, что единственный способ довести дело до конца — это услать куда-нибудь жену.

— Да, такое вполне возможно, — признал Добсон.

— Это более чем возможно, — продолжал я, — я думаю, что так оно и было.

Он снова вздохнул и заметил:

— Что ж, по крайней мере никто не возьмется доказывать, что вы не правы.

Одно я знал точно: прав я или нет, не мне судить Артура. Я всегда буду с теплотой вспоминать его за доброту к нам, за его такт и мягкость и за мужество, с которым он боролся против своих несчастий. Он стал жертвой всего одного срыва и потом сделал все, чтобы стать полноценной личностью. Не его вина, что все кончилось так трагично и Фэй пришлось разделить с ним его трагедию… Бедная Фэй!

Добсон принялся укладывать свой чемоданчик.

— Мне кажется, пока это все, мистер Ренисон. Должен признать, что в расследовании этого дела были допущены серьезные ошибки, однако, исходя из доступной нам в то время информации, они были неизбежны.

— Я не виню полицию, — сказал я. — Много ошибок наделал и я сам.

— Но теперь вы можете рассчитывать на наше всемерное содействие, чтобы положение было исправлено.

— Спасибо.

— Боюсь, это займет некоторое время, но мы с вами еще свяжемся. А сейчас, я полагаю, вам не терпится скорее увидеть жену и обсудить все это с ней?

— Я бы хотел сделать это немедленно, если бы знал, где она.

Добсон лукаво мне подмигнул.

— Думаю, что мне это известно. Она, должно быть, все еще в полицейском участке на Джеральд-роуд.

Я удивленно уставился на него:

— Как она там оказалась?

— Она находится там под арестом.

— О боже, за что?

— Ее задержали сегодня на рассвете за попытку путем взлома проникнуть в подвал дома некоего Уильяма Эллиса, — ответил Добсон. — Сосед вызвал полицию, и патруль взял ее на месте, так сказать, преступления.

Он улыбнулся и добавил:

— Однако в свете того, что произошло, против нее вряд ли будет возбуждено дело. Когда вы доберетесь до Лондона, она уже будет с нетерпением ждать вас дома, потому что ей все расскажут. Так что торопитесь… Удачи вам!

Примечания

1

До свидания (нем.).