Экспедиция - Вячеслав Алексеев

— А зачем к другим волхвам ходить? — шипел Ромил, в котором просыпалась ворчливость — когда он разговаривал со Стасом; пока что — душил он ее на корню — опасно с пришельцами шутить, еще и не такую болезнь нашлют… А он не сделает ничего — уж больно они непонятные.

— Надо, значит. — И воевода прекращал разговор. Что за глупости?

— Ладно, ладно, — соглашался волхв — Я же все понимаю, и зачем дом новый — тоже pазумею.

— Да уж, — в тон ему повторял Ведмедь. — Надо, значит! Додола, она ведает… — тут он многозначительно умолкал.

… Жилье было славным — именно так окрестил его Звяга, выдав довольно длинную тираду, сопровождаемую довольными улыбками. Женя понял ровно половину слов — да толку?

Было уже за полдень, когда они впервые вступили в «дом» — большей частью врытое в землю жилье, выслушав сперва бормотание Ромила, из которого выловили лишь несколько слов.

«Что за Додола?», — подумал Валя.

«Кто такой Дажьбог?», — спросил себя Евгений.

Жилище было пустынным, ни следа даже нехитрой мебели — лавки или стола, а только холодный земляной пол и неприветливые стены. Таким оно оставалось очень недолго.

18

Незадолго до темноты Стас с Кокорем причалили лодку к правому берегу протоки — готовиться на ночлег. Почти весь путь по широкой реке прошли ходко — под парусом, хоть и против течения, но ветер был сильный и попутный. Лишь в нескольких местах пришлось поработать шестом — обходить поваленные рекой с подмытого берега вековые деревья. Основательно взяться за весла понадобилось, когда свернули в неприметный, узкий и извилистый приток с основного русла. Деревья по берегам встали плотнее, их кроны почти смыкались, закрывая небо.

Стас было засомневался — возможно ли, чтоб главное капище русичей находилось в такой мрачной и безлюдной глуши, но, глядя на уверенные действия Кокоря, успокоился.

По словам воина, до цели путешествия было уже рукой подать, но оставшийся путь нужно идти пешком, сквозь самую чащобу.

Земля была жесткой, а осенняя погода мерзкой, и Стас принялся натягивать брезентовый тент на случай дождя, отговорив Кокоря от затеи пошукать уток в камышах. Немного сушеной рыбы и крупы они взяли с собой — на первое время хватит.

— Завтра утром затащим лодку в кусты, тогда и припасем съестного.

Кокорь кивнул, соглашаясь. Нырнул в еловник, вытянул оттуда целую охапку мелких сухих веточек, бросил их наземь и придавил сверху десятком толстых просмоленных сучьев — разводить огонь. Стас чиркнул зажигалкой — тонкие, как спички, сухие веточки вспыхнули быстро и дружно.

— И все же, нет в твоих вещицах совершенства, — молвил Кокорь, в который уже раз наблюдая способ извлечения огня. — Да, быстро, удобно, но… слишком уж они недолговечны — кончится горючка или кремешок, и все…

— Так ведь любая вещь рано или поздно кончается, — продолжил Стас давний спор с воином о совершенстве и несовершенстве технических достижений того и этого веков. — И твое огниво когда-нибудь сотрется или сломается.

— Не… Мое сломается — я еще найду дюжину способов огонь добыть. А ты что делать будешь? Вот и говорю — расхолаживают твои вещицы, неумехой делают…

Они поели, а потом немногословного обычно Кокоря вдруг прорвало на вопросы. Касался он все больше того мира, где Стас и его друзья жили раньше. Если, конечно, они не врали. Кокорю хотелось верить, что нет.

Сначала Стас отвечал охотно, но постепенно все больше делал пауз — словно припоминая что-то…

— А войны у вас бывают?.. — затаив дыхание поинтересовался дpужинник.

— Да, — Стас помедлил, — все бывает. Да только лучше тебе про те войны не знать.

— Но вы хотели сделать этот… как его — танк?

— Хотели. Здесь… — Стас посмотрел на ночное небо и впился глазами в звездный рисунок. Такой родной, виданный не однажды. Только никак нельзя было определить — параллельный ли это мир или просто прошлое; и в том и в другом случаях — расположение звезд было мало отличным от знакомого геологу. — Здесь у нас ничего не получится. Совсем ничего; слишком рано для подобных затей.

— Рано? — недоверчиво переспросил Кокорь.

— Ты сам-то как думаешь?

Проводник снова пожал плечами — мол, не знаю. После молчания он добавил:

— Там, у вас, должно быть легко жить, да? С таким оружием, как ты рассказывал…

Стас снова посмотрел на небо, покачал головой.

— Легко? Mожет быть легко, но порой — страшно! Вот взять ту же войну — у вас как воюют? Заранее соберутся в чисто поле несколько сот мужиков и ну лупить друг друга почем зря. Ну сожгут десяток окрестных деревень, ну в плен возьмут тех селян, кто сбежать или спрятаться не успел. Хотя им задолго все было известно. Вот и вся война. Беженцы в тот же год вернулись, отстроились и опять живут. Через год уже и следов вашей войны не осталось. У нас же… если по настоящему начать воевать, то после некоторых видов оружия столетиями даже заходить на былые места сражений — опасно. Впрочем, неизвестно еще — будет ли вообще кому заходить. Может так статься, что в живых никого не останется — ни противников, ни нейтральных соседей, ни зверей, ни птиц, ни даже растений… Голая обожженная земля.

— Как так? Ведь кто-то должен победить? Кто последний удар нанесет, тот и останется! — убежденно заявил Кокорь.

— Не может быть в нашей войне победителя. Вот, к примеру, сидит за тридевять земель, за морями, за лесами хлопец. Глубоко под землей сидит. В бункере. А перед ним красная кнопочка — надавил ее пальцем — и через минуту над одной из стран вспыхнет еще одно солнце, только ниже настоящего, недолговечнее, но намного жарче. И все. Нет страны. Ни жителей, ни строений, ни деревьев — ничего — камни и те расплавятся. Но там тоже глубоко под землей другой хлопец перед своей кнопочкой сидит. Он успеет в последний момент ее нажать — и первой страны тоже не станет. Вот и вся война. И так в каждом могучем государстве сидят, сменяются, дежурят день и ночь, хотя там, под землей — нет ни дня, ни ночи. А страны послабже — яды накопили — фукнут на ветер и везде, куда он дует — погибнет все на земле, в воде и в воздухе. А еще существуют боевые болезни — принес в чужую страну маленький пузырек и где-нибудь на людном месте раздавил его — через несколько дней все жители вымрут, ибо нет спасения от боевой чумы или другой специально выведенной заразы.

— Да как же, — удивился Кокорь, — это ж и не война вовсе. Зачем в такой войне тот самый танк?

— Ха! Танк — он для мелких стычек, какие в наше время и за войну то не считают. Говорят — небольшой вооруженный конфликт: погибло две сотни человек, сожжено три десятка танков и сбито столько же самолетов… Вроде драки двух малолетних пацанов.