Оливер Кромвель - Бэри Ковард

Второе и, возможно, самое важное для Кромвеля из всего, что заставило его разочароваться в Бербонском парламенте, была нетерпимость к его товарищам-протестантам, проявленная некоторыми парламентариями и их союзниками. До этих пор главная угроза надеждам Кромвеля на религиозную свободу исходила от пресвитериан и им подобных, которые были за узкую нетерпимую государственную церковь. Теперь Кромвель впервые стал защищать пресвитериан от атак религиозных сект, и он послал делегацию, включающую Джона Оуэна, в Сити убедить радикальных проповедников прекратить нападки на их товарищей-протестантов. Одной из самых больших надежд Кромвеля при открытии Бербонского парламента было, как он сказал в своей речи 4 июля, то, что его члены будут «проявлять уважение ко всему несмотря на различные мнения… Я думаю, если вы не проникнуты любовью к ним (пресвитерианам), вы едва ли отвечаете своему призванию, как парламент святых»[188]. Его письмо Карлу Флитвуду в Ирландию 22 августа отражает его удрученность из-за неспособности некоторых исполнить эту надежду. «По правде, я никогда так не нуждался в помощи от моих друзей-христиан, как сейчас!., имея различные мнения (и каждое из них стремится получить наибольшее число сторонников), они не способны проникнуться настроением доброты, которое было бы приемлемо для всех»[189]. То, что произошло в Бербонском парламенте, было не только опасностью для надежд Кромвеля на примирение консервативных мнений с республикой: некоторые члены парламента нападали на главную часть его планов религиозной реформации — свободу религиозной совести.

Равнозначно тревожило то, что некоторые парламентарии также выразили антиармейские настроения, требуя отмену не только акцизного сбора, но и ежемесячных налоговых обложений, что привело бы к необходимости демобилизовать большую часть армии, а без армии дело религиозной реформации можно было считать обреченным. Через четыре года Кромвель так суммировал свой взгляд: если бы продолжалась работа Бербонского парламента, то в результате произошло бы «ниспровержение всех законов и всех свобод народа, разрушение духовенства этого народа, одним словом, беспорядок во всех делах»[190]. Трудно поверить, что Кромвель был искренен, когда он позже, в сентябре 1654 года, сказал, что он «не знал ни капли» из планов некоторых умеренных в Бербонском парламенте собраться рано утром 12 декабря для «принятия» документа, подписанного восемнадцатью членами, передающего власть снова Кромвелю и армии; он-де впервые узнал об этом, когда «они все пришли и принесли документ и дали его мне в руки»[191]. Еще более точно то, что Кромвеля не понадобилось убеждать, чтобы принять заявление о роспуске. Он также был осведомлен об оживленной работе Джона Ламберта в течение предыдущих недель над новой конституцией для замены Бербонского парламента. Ламберт вернулся с севера 19 ноября и, возможно, вскоре после этой даты он и другие офицеры армии пришли к Кромвелю с проектом новой конституции (как Кромвель вспоминал встречу офицеров армии почти три года спустя) «с именем короля на ней»[192]. Кромвель отверг идею о короле Оливере, как ему пришлось сделать при более известном событии в 1657 году, но он не стал на пути Ламберта при продвижении новой конституции.

В тот же день, после роспуска Бербонского парламент Ламберт зачитал проект, который стал известен как «Орудие управления», совету офицеров, и «после нескольких дней поиска божественного указания по этому поводу» было принято решение назначить Совет в составе двадцати одного человека и объявить Кромвеля лордом-протектором. Эта любопытная церемония состоялась в Вестминстер-Холле. Кромвель был одет в черный штатский костюм и плащ, которые, вероятно, подходили для официального введения в должность правителя Британии человека, который начал жизнь мелкопоместным дворянином-фермером на окраинах Восточной Англии.

Когда 16 декабря 1653 года Кромвель официально был введен в должность протектора, он дал клятву, которая утверждала, что развал Бербонского парламента привел к необходимости, чтобы «был принят ускоренный курс на согласие между этими народами (Англии, Ирландии, Шотландии) на таких основах, которые, с божьего благословения, должны быть постоянными, сохранить собственность и соответствовать тем великим целям религии и свободы, которые так долго оспаривались»[193]. Главным предметом деятельности Кромвеля как протектора являлась его попытка примирить все это, то есть установить конституционную систему, которая «сохранит собственность», и посредством этого привлечь поддержку традиционных правящих классов Англии, чтобы были достигнуты «те великие цели религии и свободы, которые так долго оспаривались». Искушение, стоящее перед любым, кто исследует протекторат, заключается в опасности остановить свое внимание только на тех, кто стремился достичь лишь первой цели, почти исключая вторую. В середине 1650 г. анонимный сатирик сочинил очень плохое стихотворение:

Протектор, что это? Существо, исполненное величия,Исповедующее себя, но подражающее Величеству,Трагический Цезарь, действующий как клоун,Или медный фартинг с отчеканенной короной[194].

Другие, о которых было написано, что после смерти Кромвеля они вновь подняли эту же тему, описывали протекторат как «годы отступления, последовательные стадии в процессе измены, посредством чего до 1660 года монархия благополучно была восстановлена во всем, кроме названия»[195].

Однако протекторат не означал консервативного возвратного сдвига к реставрации монархии. Как мы увидим в следующих двух главах, Кромвель не расстался со своим обязательством реформы до конца жизни. Действительно, в 50-е годы его стремление к реформе, возможно, увеличилось, и беспокойство по поводу ее выполнения заставило его стать еще менее щепетильным в выборе методов. Главная цель последнего раздела этой главы — подчеркнуть, что в начале протектората, даже несмотря на «Орудие управления» действия и речи Кромвеля в течение месяцев до собрания первого парламента протектората в сентябре 1654 года показывают его стремление к поддержке английских землевладельцев и к конституционной порядочности, а также указывать на его сохранившееся желание провести религиозную реформацию и пролить больше света на то, что именно он подразумевал под этой неопределенной фразой.

Нельзя отрицать, что Кромвель в качестве протектора часто выглядел и действовал как король. В первые месяцы протектората Государственный Совет приказал, чтобы бывшие королевские дворцы: св. Якова, Вестминстерский, Сомерсет-Хауз, Гринвич-Хаус, Виндзор-Касл и Хемптон-Корт, а также поместье короля в Йорке были переданы Кромвелю и его последователям. В апреле 1654 года Кромвель, его жена и пожилая мать переехали в Уайтхолл-Палас с видом на парк св. Якова из своих меблированных комнат в соседнем Кок-Пите. Оттуда, как монархи Стюарты, Кромвель вел управленческие дела в течение недели, но как только подходил уикенд, он оставался в Хемптон-Корте, где, как и в Уайтхолле, жил в определенной манере. Во время существования протектората гобелены и картины в изобилии были вновь размещены в Хемптон-Корте, включая спальню Кромвеля, а также здесь и в других дворцовых комплексах установлены статуи и пущены фонтаны. Сэр Джон Эвелин посетил Уайт-холл в феврале 1656 года после долгого отсутствия «и нашел его великолепным и хорошо меблированным»[196]. Кроме того, суд протектората вскоре установил некоторые другие внешние атрибуты царствования. Английские придворные и иностранные послы обычно обращались «Ваше высочество» к Кромвелю как к протектору, и, конечно, к 1656 году, если не раньше, Государственный Совет величался «Тайным советом». В обращении с иностранными послами Кромвель был иногда неофициален, встречаясь с ними во время прогулок в парке св. Якова или, как в случае со шведским послом, с которым он очень хорошо ладил, приглашая провести уикенд с ним и его семьей в Хемптон-Корте. Но в главном все его управление внешними делами проводилось так же официально и церемонно, как и в европейских монархиях. Часто иностранным послам приходилось пройти через четыре комнаты с закрытыми между ними дверями, перед тем как Кромвель, наконец, впускал их в свой кабинет. Как будет видно, новое введение в должность Кромвеля в качестве протектора в 1658 году имело некоторые особенности королевской коронации, и в 1658 году он даже даровал дважды потомственное пэрство: Чарльз Говард в июле стал бароном Джилсендом, а Эдвард Данок — бароном Бернеллом в августе.