Горящие сердца - Жанакаит Залиханов

— Ты совсем запропастился, — сказал Конак, доставая свою знаменитую трубку — подарок Асхата.

— Где там, мы все больше тут поблизости, не то что вы, в Мескуа побывавшие, — ответил на это Адемей с шутливой почтительностью, произнеся слово «Москва» так, как обычно выговаривает его Конак.

— Да, мы с ним только что об этом говорили и даже поспорили, — вставил слово Ачахмат.

— Ясное дело, у Конака никакой разговор без Мескуа не обходится, — продолжал Адемей. — «Я видел в Мескуа...» Вот и толкуй с ним.

— Ты, Адемей, смеешься. — Конак не спеша набил трубку табаком, поудобнее уселся на камне. — Но я, клянусь аллахом, видел в Мескуа баранов-производителей ростом, ну, можно сказать, с ачахматова двухгодовалого бычка. А шерсть? Поверишь ли, запустил я руку в эту шерсть, а она чем к корню ближе, тем золотистее.

— Бараны белые? — спросил Адемей.

— Белые.

— И длинная шерсть?

— Длинная. Как бы вам объяснить? Ну, с четверть длиной будет, пожалуй.

— Вот это да! — удивленно промолвил кто-то из стариков.

Адемей вспомнил недавний свой ночной разговор с Салихом.

— А на копыта ты, Конак, не посмотрел?

— Нет, а зачем? Копыта у всех овец одинаковые.

— То-то что неодинаковые, мы как раз об этом и думаем.

— Какая может быть разница?

— Такая, что не у всех пород копыта приспособлены для жизни в горах. На камнях наши овцы сбивают копыта, а в сырость они у них преют.

Старики словам Адемея немало удивились, даже Ачахмат пробормотал негромко, что шестьдесят, мол, лет чабанил, а такого, не знал.

— Ты когда, Конак, в аул приехал? — спросил Адемей.

— Вчера, как и ты. Сегодня хочу вернуться. Жду ребят, за фруктами послал.

— Сено-то как у вас? Заготовили много? Как выпасы?

— Сена много. Пять скирд больших поставили, спасибо колхозникам. Сено хорошее. Кормовой свеклы, силоса в бурты заложили тоже много. Кормов хватит, теперь все зависит от нас. Фаризат как стала заведующей, дела пошли на лад. Я такой дотошной в работе девки, ей-богу, за всю жизнь не видал, а она у меня, жизнь-то, долгая, как вы знаете.

И Конак важно выпустил из своей трубки целое облако дыма.

— Бросил бы ты это дело, дым, как от кизяка! — поморщился Адемей, отмахиваясь.

— Тоже скажешь — от кизяка. Знаешь, откуда у меня эта трубка?

— Купил, наверное, в Мескуа? — кольнул Адемей.

— Нет. Я таких и не видел там. Это Асхат, хороший наш Асхат привез мне.

— Привез бы чего-нибудь получше!

— Помилуй, что может быть лучше для такого старика, как я?

— Я к тому, Конак, и веду, что пора тебе бросать табак.

— Если мне бросить курить да работать, тогда ложись и помирай. Сто лет курю

— Ну это ты хватил лишку! — покачал головой Адемей.

— Сто не сто, а шестьдесят будет. С шестнадцати лет, как батрачить пошел, так и курю. Посчитай сам.

— Не спорь, Адемей, — снова вмешался Ачахмат. — Даже я не помню, когда он не курил.

Старики засмеялись.

— Ну что, веришь теперь? — И Конак поднялся со своего камня: подошли ребята, которых он посылал за фруктами.

Ребята нагрузили ишака и лошадь, на которой приехал пастух. Конак сел верхом и, погоняя перед собой осла, двинулся в путь. После его отъезда старики примолкли.

— Доброй души человек наш Конак, — сказал Адемей, которому хотелось возобновить общий разговор. — Без работы ни дня прожить не может.

— А ты, Адемей? И ты такой же, — отозвался Ачахмат, привычно по-стариковски опершийся подбородком на свой посох.

Открылась дверь почты, оттуда вышли Назир и Ариубат. Молодым людям надо было идти мимо собравшихся стариков. Назир, занятый мыслями о Вале, даже не заметил их, Ариубат же отчего-то застеснялась.

— Назир, пошли лучше по нижней улице.

Назир очнулся от своих размышлений. Сообразил, в чем дело.

— Азамата стыдишься? Ему до нас нет дела.

Ариубат покраснела. В самом деле, чего она стесняется? Она современная девушка! Что это, приверженность старому обычаю? Наверное. Только это хороший обычай — уважать стариков. Плохие обычаи следует забывать, а хорошие — беречь. Они с Назиром уже подошли к старикам. Азамата среди них не было, и Ариубат вздохнула с облегчением. Назир принялся здороваться со всеми за руку, начиная, как положено, с самого старшего — Ачахмата.

— Здравствуй, джигит, — приветствовал Назира в свою очередь Ачахмат, который любил парня за его сообразительность, открытый характер и почтительное отношение к старшим. — Посиди с нами, расскажи, что новенького слышно.

— Спасибо, отец! С удовольствием, но, может, Ариубат это сделает лучше меня? — И он посмотрел на девушку.

Адемей заерзал на месте. Неужели дочка усядется среди стариков и начнет растабарывать? Нескромно это, нехорошо. А может, и нет? Она грамотная, образованная. Должен образованный человек делиться с другими тем, что знает? Должен. Если больше некому... А здесь Назир стоит, пускай лучше он... Адемей чуть было не вскочил с места, да опомнился и сделал вид, что просто устраивается на камне поудобней.

— Ты, Назир, у нас лучший рассказчик, — поспешил он похвалить почтальона. — Вот ты и растолкуй нам, какие там на свете дела.

Назир больше не стал отнекиваться. Рассказал о том, что прочитал в газетах.

Ачахмат сидит с приоткрытым ртом — так внимательно слушает рассказ. Адемей старательно обстругивает ножичком поднятую с земли щепку. Ариубат следит за движениями рук отца, будто бы он делает что-то важное.

Ачахмат вздохнул.

— Аллах милостивый, если бы мой отец и его ровесники могли увидеть нашу жизнь! Не поверили бы своим глазам. Велика твоя сила, аллах, но ум Ленина оказался сильнее и дальновиднее. Ничего бы я не просил у аллаха, кроме одного: чтобы все, кто умер в нищете и бесправии, воскресли и увидали, как мы теперь живем.

Ачахмата слушали серьезно, но Назир и тут не удержался от шутки:

— Я угадал твое тайное желание, Ачахмат. Ты просто захотел повидать своего отца под благовидным предлогом.

— Хотел бы и этого! — Ачахмат погладил белоснежную бороду. — Ты веришь, однако, в загробную жизнь, Назир?

Назир замешкался с ответом, но обидеть молчанием самого старого в селении человека нельзя, и он сказал:

— Сам я ее не испытал, Ачахмат. И спросить было не у кого, никто еще с того света при мне не возвращался.

— Я потому спрашиваю, — продолжал Ачахмат, — что думаю иной раз, а не видят ли они нас оттуда?

— Кто знает! Наверное, хорошо им там, если никто не вернулся.

— А ну тебя! — махнул сердито рукой Ачахмат. — Вот уж поистине Тойчу-улу.

Дед Назира, как говорили в ауле, был большой любитель ходить на свадьбы. Такого человека называют Тойчу — любитель пиров. А Тойчу-улу значит — сын любителя пиров. Прозвище считалось немного обидным, но Назир на него не обижался, хоть был не сыном, а внуком Тойчу.

— Ачахмат, моего деда не зря так прозвали, он и вправду любил погулять на веселых свадьбах. Но если есть такие, кто этого не любит, скажи мне, их самих-то любит ли кто?

— Правда твоя, Назир. Человек должен любить радость и веселье. — Ачахмат поднялся со своего места, взглянув на запад. — Да пошлет нам аллах побольше радости. Прощай, чуть на молитву я не опоздал.

Ариубат в разговор не вмешивалась; слушая Назира и Ачахмата, думала о том, что означает имя Ачахмат. Это же два слова, соединенные вместе — Ач и Ахмат. Ахмат — просто имя, а слово «ач» значит «голодный». Может, не зря отец дал сыну такое имя в старину? А что если бы умершие могли возвращаться к жизни через пятьдесят или сто лет? Все казалось бы им необыкновенным...

— Пойдем, Ариубат, а? — окликнул девушку Назир.

— Я тебя жду, между прочим, — отвечала она. — Давай, Назир, проведем вечер для молодежи о... ну, просто о жизни — предложила Ариубат, когда они уже шли вместе с Адемеем по улице.

— Не понимаю.

Ариубат рассказала, о чем она думала. Адемей с Назиром рассмеялись.

— Вот она о чем, оказывается, раздумывала! — сказал Адемей. — То-то я гляжу, притихла.

— А я решил, что она от кого-то прячется. От Азамата, например, хоть его там и не было.

Ариубат снова покраснела.

Шутка Назира разбередила душу Адемею. Несерьезно все это получается. Надо решать, на что ж это похоже? Может, Азамат раздумал? Слухи далеко разлетелись, а как до дела, то и шепота не слыхать. И спрашивать неудобно, как будто он навязывает свою дочь. Если бы Ариубат с Асхатом поженились, Адемей был бы только рад. Асхат — хороший парень, очень хороший! Скромный. Это Адемей ценит больше всего.

Назир и Ариубат тем временем договорились о вечере.

— Тут нужен лектор очень знающий, — сказал Назир.

— Попросим в райкоме партии.

Ариубат хотелось, чтобы Батыр Османович тоже приехал на такой вечер. И Асхат. Только сама она Асхата уговаривать не станет. Пускай Назир позвонит, а она поговорит тоже, после него. Назир ведь все знает... Удобно ли беспокоить Баразова? Привыкли уже по любому поводу к нему обращаться. Как тогда Назир Азамату во время его телефонного разговора с Батыром Османовичем возьми да шепни на ухо: «И гвоздей попроси». Тот, не сообразив хорошенько, — бух в трубку! Вот смех.